— Ваше место у окна. Приятного полета.
Тут все закончилось. Теперь предстоял металлодетектор — и туда она пойдет одна. А он — обратно в мороз. Вот он — рубеж.
Пташка неуверенно взяла посадочный и направилась в сторону кабинок проверки. До рейса оставался час. Она сделала несколько шагов, потом замедлилась и рванула обратно в его объятья.
— Нет, еще не время. Ну, пожалуйста. Еще пять минут.
— Ага. Пять минут…
И эти украденные пять минут минули, а им все не хватало сил — ни на что.
Тут Сандор вспомнил кое-что. Он легонько отстранил ее, заглядывая в совершенно отсутствующие крыжовенные глаза.
— Пташка, я тут наткнулся на одну вещь. Искал перчатки в карманах и нашёл это.
- Что?
— Твой подарок на день рожденья. Вообще забыл об этом. Там не до подарков было. Возьми.
— Но… Спасибо!
— Нет, не открывай сейчас. Посмотришь в самолёте. Так у тебя хоть будет стимул туда добраться. Обещаешь?
— Ага. Ты знаешь, чем меня брать…
— Ага. Ты же любопытная Пташка. И честная…
— Не всегда. Но сейчас…
— Сейчас ты говоришь правду, знаю.
— Откуда?
— Знаю и все. ты же часть меня. Ну как я могу не знать? Просто чувствую.
— Хорошо. И чувствуешь, что я люблю тебя? И как сильно?
— Да. И это. А ты?
— Не знаю. Наверное.
— Пташка, все. осталось сорок минут. Иди.
— Нет, еще рано! Еще не время!
— Самое оно. Иди.
Она взглянула на него — все тот же ошеломленный, отсутствующий взгляд. Давай охотник, стреляй. Гони ее — иначе она не уйдет. Иначе погаснет твоя решимость. Еще пара минут этих встречных взглядов. Еще одно объятье. Еще один поцелуй…
— Иди!
Он легонько подтолкнул ее, и Пташка покорно пошла к серой кабинке металлодетектора. Не глядя сняла куртку, бросила на ленту. Туда же пошли пакеты и рюкзак. Она оглянулась в последний раз — рыжие ресницы, светлый взгляд, — что нас не убьёт, сделает сильнее, — и понурившись, нырнула в прямоугольник, отделяющий провожающих от летящих. Забрала с транспортира свои вещи и пошла дальше. Больше она уже не оглядывалась. Сандор стоял и смотрел. Смотрел как удаляется все то, держало теперь его привязанным к этой земле. Она отдала ему всю себя — и даже больше. И что он смог сделать в ответ? Отказаться от нее? Да, вот она — цена его любви.
Она уже давно ушла вглубь зала, а он все еще стоял и смотрел. И не было больше шансов. Не было завтра. Завтра несло в себе только знакомое уже надсадное одиночество: сигареты, выпивку, кошмары под утро. Добро пожаловать в новую реальность. В хорошо забытую старую, вернее. Где все привычно, где все знакомо. Как раз ему по плечу.
Он дождался, пока было уже почти время ее вылета. Без семи пять. Ему не нужны были часы— но для верности Сандор все же взглянул на табло. Все точно. Она, наверное, уже села в самолет. Сняла кофту, устраивается. Может, открыла его подарок…
Сандор взглянул на летное поле, виднеющееся сквозь далекие окна. Ничего пока не двигалось. Он развернулся и пошел к выходу. Заплатил на парковке за два часа времени, которое еще не прошло, вывел холодный, как гроб Шевви из сложной системы закоулков и шлагбаумов. Проехал по узкой дороге, выводящей на трассу. Было время валить на юг. Больше его тут ничего не держало.
Пока он встраивался, заметил, что как раз над дорогой, поперек — бело-серебристой птицей пролетел поднимающийся ввысь самолет. Пташка покидала землю?
Сандор опустил глаза и попытался сконцентрироваться на дороге. Всё. Все птицы улетели к дому, все ветра возвращались в свои холодные пещеры. А он ехал в столицу… Никому не нужный, никому ничем не обязанный. Свободный. Только один телефонный звонок — и одно обещание. Отсчетом: от сегодня — и до конца его жизни.
Забудь меня, мой теплый свет
Забудь, что мы с тобой одно.
Забудь, меня ведь больше нет
Нет даже тени за мной
Я дверь прикрою за собой.
Я не напомню о себе.
Чтоб сердце не давало сбой —
Ты его просто убей.
Не смотри на меня…
Ты здесь — молчанье
Я знаю
Я обнимаю тебя…
Так много дней искала слов
Миг подходящий стерегла
Так долго не хотела снов
И не получала тепла…
Последний шаг больней других, —
Я отрываюсь от земли…
Мой мир испуганно притих
И растворился в дали…
Не смотри на меня…
Ты здесь — молчанье,
Я знаю
И я обнимаю тебя…
Полина Мэмми
3.
Санса
Она добрела до терминала. Паспорт у нее не проверили — да и кому это нужно — на внутренний короткий рейс? Терминал номер шесть. За окном опять разыгрывалась метель. Рядом с закрытым пока выходом на улицу белел крылом самолет — и как муравьи ползали по нему человечки в ярко-желтых одеждах — обрабатывая матовую поверхность антифризом. Ноги подкашивались — но и сидеть тоже не было сил. Санса — теперь уже только Санса — не Алейна, не Пташка (не смей плакать, дура!) — подошла к огромному, во всю стену, окну и прижалась горячим лбом к холодному стеклу. Вдоль ее щеки беспорядочно кружились снежинки, Некоторые прилипали к чисто выдраенной утренними работниками глади окна, чтобы тут же превратится в воду, стекая вниз и застывая невзрачной изморозью вдоль металлической наружной рамы.
Санса тихо — на сколько хватало сил — ненавидела эти снежинки и это окно, и в особенности этот белый с серыми вкраплениями самолет, что унесет ее прочь из настоящего, которое ей уже не принадлежало — в какое-то не нужное ей будущее — будь оно семь раз проклято.
Мимо нее, цепляясь за стекло и мимолетом за ее штаны, проковылял чей-то пока еще неуверенно ходящий кудрявый замурзанный малыш. Санса оглянулась. Родителей из толпы она выделила сразу — даже сейчас ее внимательность и любопытство способны были оценить и отсеять неподходящих по профилю персонажей.
Мать — бритая почти под ноль, с одной длинной, неизвестно зачем оставленной темной прядью-дредом, хиппушка — спала, положив ноги в тяжелых ботинках на немыслимых размеров потрёпанный рюкзак, весь изрисованный странными фигурами и увешанный пестрядью значков самого разного пошиба и содержания. Отец — молодой, тощий как жердь очкарик в красной шапке-нахлобучке, от которого толстощекий карапуз взял цвет волос и кудри — уныло смотрел на гукающего сына и еще более уныло — в экран навороченного планшета. В планшете мелькали зубастые монстры.
Папаша делал вид, что игнорирует тот факт, что у малыша явно была мокрая попа и что поток слюней уже достиг носков его ботинок, выполненных в стиле башмачков эльфа. Сынок размазывал слюни по лицу и радостно демонстрировал незнакомой тете все свои шесть зубов, похожие на рисинки, прилипшие к розовым деснам. Санса покосилась на горе-папашу, на тихонько похрапывающую мамашу и, взяв дите за ладошку, отвела его поближе к увлеченному монстрами папе-гику. Мальчишка доверчиво цеплялся за ее пальцы липкой теплой ручонкой, но, завидев спящую маму, помчался к ней изо всех своих силенок, вскарабкался ей на ногу, бесполезно удерживаемый так и не оторвавшим взор от экрана папаней. Мать проснулась, резким жестом утерла пересохшие губы с подозрением посмотрев на Сансу, с укоризной — на мужа, подхватила сына и пошла с ним в сторону уборной. Отец коротко поблагодарил Сансу, на миг подняв взгляд — синих, очерченных снизу темными кругами, придающими ему сходство с сумасшедшим призраком, глаз — и опять уставился в населенный монстрами планшет.
