Однажды, подбитая на это подружками, она стащила из магазина бижутерии сережки-гвоздики в форме летящих голубей. Мать нашла их в тот же вечер. Санса подозревала, что заложила ее младшая сестра-вредина. Отец, нарочно пораньше приехав с работы, на следующий день отвел ее в тот магазин и заставил прилюдно объясняться и извиняться. За сережки она заплатила из своих карманных денег, которые копила на татуировку колибри на копчике. Но самым ужасным были не деньги — стыд. Санса пылала, как помидор, до самого дома, а потом, запершись в комнате, пока все дружно сидели в столовой, два часа прорыдала в подушку, сгорая от прожитого и еще не оставившего ее унижения. Тогда она чувствовала, что ее словно изваляли в смоле и в перьях и провели в таком виде по городу. Урок запомнился навсегда.

Теперь, странным образом, у Сансы были похожие ощущения. Словно она взяла без спросу что-то чужое — а теперь оно так прилепилось к ней, что придется идти и представать перед его законными хозяевами в таком виде.

И все же помимо законных хозяев, был еще и сам Пес. Его-то Санса и боялась больше всего. Сама не зная, почему. Вчерашнее поведение казалось ей теперь самым постыдным. А еще Санса подсознательно чувствовала, что что-то там было, в глазах Пса, и, возможно, даже не то, чем обычно провожали ее досужие мужики где-нибудь на станции или в магазине — глядя на нее с тем, что в миру называется похотью. Было что-то еще — про что знала только Санса и сам Пес. И теперь она, как тяжелый сундук на плечах, тащила этот страшный секрет, а самым досадным было то, что, возможно, она сама себе все придумала. И Санса, со всей этой неразберихой в голове просто не знала, куда прятать глаза, если она наткнется сегодня на Пса.

Калитка хлопнула. Возле забора стоял невысокий, средних лет мужчина. Одет он был просто, но с той небрежной элегантностью, до которой Джоффри было, как до звезды небесной. Он не спеша достал из кармана пачку бумажек для самодельных папирос, так же неспешно вытянул одну — пальцы работали привычно, без труда отделив тонкую бумажку от других ее товарок, и насыпал в нее табак из черной с оранжевым упаковки. Последним жестом он ловко вставил в конец папиросы фильтр — и закрутил ее в трубочку. Санса в первый раз видела кого-то, столь бережно возившегося с какой-то самокруткой. Джоффри и его приятели тоже этим баловались — но, по сравнению с их топорной работой, элегантный незнакомец был виртуозом.

Меж тем, мужчина закурил — и до Сансы донесся странный и ароматный запах: было похоже одновременно на корицу, черешню, и еще какой-то шоколад, который Санса уже однажды пробовала, но не помнила, где и когда.

От незнакомца ее скрывал куст жимолости, в изобилии росшей вдоль дороги. Санса понаблюдала за курящим мужчиной еще немного — он стоял, слегка прислонившись к забору и смотрел куда-то в никуда, в серо-серебристое, затянутое дымкой небо, и, казалось, эта картина вызывала у него самое искреннее восхищение. Во всяком случае, на его лице с небольшой острой бородкой играла легкая усмешка сфинкса — кому или чему она была адресована, было неясно.

Санса, в душе благодарная незнакомцу за то, что тот отвлек ее от мятежных и запутанных мыслей, вновь углубилась в свои терзания. Однако, надо было уже вставать и идти — чего доброго, тетка опять позвонит — а если ее обнаружат под забором со звонящим в руке телефоном, не оберешься дополнительных неприятностей. Можно подумать, у нее их было недостаточно.

Санса выглянула из-за куста. Незнакомец исчез, но не было слышно, как хлопнула калитка. Наверное, просто тихо закрыл. Санса поднялась, как правильная девочка, забрала свой мятый стаканчик из-под кофе и с неохотой потащилась к калитке.

Вдруг на плечо ей легла рука. В беспокойном мозгу Сансы тут же вспыхнула мысль — Пес. Она стремительно повернулась и ее настороженный взгляд упал на незнакомое лицо человека, недавно стоявшего у калитки. Мужчина молча смотрел на нее слегка прищуренными серо-зелеными глазами и улыбался с таким же выражением лукавого восхищения, с каким только что смотрел в туманное небо.

— Итак, Санса Старк. Ну здравствуй, малышка.

Санса продолжала глядеть на мужчину, стоявшего перед ней, в полном замешательстве, глупо хлопая ресницами, не зная, что ответить.

— О, прости, дорогая, я забыл представиться. Петир Бейлиш, давний друг семьи твоей тети.

— О-о-очень приятно познакомиться, — только и смогла выдавить Санса.

— А подошел я к тебе, поскольку у меня не возникло сомнений на счет того, кто ты. Видишь ли, ты поразительно похожа на мать, какой она была в этом возрасте. Тебе ведь пятнадцать?

— Почти шестнадцать. А вы знали мою мать? А где…

— О да, я ее знал. Мы росли рядом, бок о бок. Твоя мама ничего тебе не рассказывала о своем приятеле детства? Нет? Ну, может, еще расскажет.

— Мама иногда рассказывала нам о своем детстве, но я не могу припомнить…

— Это ничего. Мы с твоей матерью были добрыми друзьями. Я очень любил семью твоего деда. Они, можно сказать, заменили мне семью — со своей мне не так повезло, как твоей маме. Зато мне повезло встретить ее — много лет назад… Но давай пройдемся. Теперь, когда мы познакомились, надеюсь, ты не станешь бояться, что я унесу тебя в темный лес.

Санса сдавленно хихикнула. Тут и леса-то нет. Господин Бейлиш вызывал у нее в душе самые противоречивые чувства. Но было не похоже, что он врет. Скорее всего, он действительно знал ее мать.

— Простите, сэр, я хотела сказать…

— Для тебя — только Петир, дорогая, обойдется без формальностей.

— Д-да. Хмм, Петир, а вы знали моего отца?

— Только заочно. Лично с твоим отцом я, к несчастью, не встречался. Мы мало общались с тех пор, как твоя мама вышла замуж. Она, надо полагать, была очень занята всеми вами — ведь у тебя, если не ошибаюсь, есть старший брат и младшие братья. Ей, вероятно, было не до влюбленных в нее мальчишек-приятелей.

— Да, и младшая сестра. А вы, сэр… то есть, Петир, вы были влюблены в мою маму?

— О, да! Да еще как! С самой первой встречи. А она была красавицей, твоя мама. Прямо как ты. Да и как могло быть иначе — с такими-то родителями. Видно, что ты взяла от них лучшее.

— Петир, а у вас есть семья?

— Нет. Пока мне не выпало счастье найти свою половину. Пока. Вот и приходится ездить по старым друзьям, чтобы погреться у настоящего семейного очага. Как тебе живется у твоей тети, кстати?

— Я живу в гостинице, сэр. А вообще, очень хорошо. Тетя очень добра, дом красивый, а еще море…

— А-а, так ты здесь не живешь? Жажда независимости? Ну что ж, достойно уважения. Другие бы на твоем месте не замедлили воспользоваться ситуацией и сблизиться со столь почтенным семейством. А как ты ладишь со своими троюродными кузенами? И мы же договорились, помнишь? Только Петир.

— Да, сэр, то есть, Петир, я хотела сказать. Я… мои троюродные братья и сестра очень милые. Мирцелла и Томмен замечательные, и они напоминают мне моих братьев и сестру.

— Бедняжка, ты, наверное, очень скучаешь по своим младшим. Да и по старшему брату тоже. Он, как я понимаю, учится за границей?

— Да, очень скучаю, конечно. Да, он учится за границей.

— Тогда тебе, понятно, было радостно было познакомиться с Джоффри. Как вы ладите с ним?

— Очень хорошо, сэр. То есть, Петир. Джоффри — он очень талантлив. И вообще, очень милый. И его друзья тоже. Мы хорошо проводим время, купаемся…

— Да, да, море, солнце и песок. Что может быть лучше для романтических юных сердец? Я помню, как это бывает. Хотя тебе, наверное, кажется странным слышать это из уст седого хрыча. Но память держит меня на плаву.

— Ну что вы, сэр, — ой! — Петир. Вы вовсе не хрыч.

А вот волосы его и вправду наполовину седые, хотя лицом он кажется младше ее отца, да и матери тоже.

Мать очень постарела и осунулась после смерти мужа.

— Кстати, как она поживает, твоя мама? Такая чудовищная, несправедливая трагедия с твоим отцом! Я соболезную и тебе, и всей твоей семье.