При свете своих высоких окон в разрисованных окладах он представлял себе дымные факелы постоялых дворов, нелепые ночные драки, висячие деревянные светильни, замки, сбиваемые ударами топоров судейской стражи, засаленные постели с бегающими клопами и ругань островных прокураторов среди толпы бедняков, прикрытых рваными занавесями и грязным тряпьем.

Говорят, окончив шестнадцать книг своего сочинения, он позвал Кира и прочитал ему. И раб хохотал, кричал во все горло и хлопал в ладоши.

Тут у них родился план осуществить приключения, изображаемые Петронием. Тацит неверно сообщает, что он был arbiter elegantiae[4] при дворе Нерона и завистливый Тигеллин добился для него смертного приговора. И он вовсе не расставался с жизнью в мраморной ванне, как подобает изнеженному человеку, шепча любовные стихи.

Он скрылся вместе с Киром и кончил жизнь, скитаясь по дорогам. Наружность позволяла ему легко менять вид. Кир и Петроний — то один, то другой — несли небольшую кожаную суму с пожитками и с динариями. Спали под открытым небом у могильных насыпей и видели по ночам, как печально светят лампады надгробных памятников. Пищей был кислый хлеб и размякшие оливы. Неизвестно, приходилось ли им воровать. Бывали странствующими колдунами, деревенскими фокусниками, товарищами бродячих солдат.

Петроний утратил искусство писателя с тех пор, как зажил им самим выдуманной жизнью.

У них были молодые друзья, ими любимые, которые потом изменили и бросили их у городских ворот, обобрав до последнего асса. Они участвовали в попойках беглых гладиаторов. Были цирюльниками и прислужниками в банях. Несколько месяцев питались жертвенным хлебом, который крали на могилах. Петроний пугал путников косым глазом и смуглым цветом лица, наводившим на мысль о коварстве.

Однажды вечером он исчез. Кир думал найти его в грязной каморке, где жила одна знакомая им уличная женщина с вечно растрепанными волосами. На там его не было.

Пьяный бродяга вонзил ему в шею широкий нож, когда они вместе лежали под открытым небом, на плитах заброшенного склепа.

История Аладина неверно рассказывает, как африканский маг был отравлен в своем дворце и его тело, почерневшее и скорченное от силы яда, было брошено собакам в кошкам. Правда, брат его, потрясенный его видимой смертью, велел заколоть себя кинжалом, облекшись в одежды святой Фатимы; однако ж достоверно, что Мограби-Суфрахт, — таково было имя мага — только впал в сон под влиянием сильного наркотического вещества и после бежал через одно из двадцати четырех окон большого зала, пока Аладин нежно обнимал принцессу.

Не успел он коснуться земли, спустившись довольно удобно по одному из золотых желобов, через которые стекала с главной террасы вода, как дворец исчез и Суфрах очутился один среда песков пустыни. Ему даже не осталась хотя бы одна бутылка африканского вина, за которым ходил он в погреб по просьбе коварной принцессы. В отчаянии он сел под палящим солнцем и, зная, что вокруг нескончаемые пространства горючих песков, закрыл голову плащом и стал ожидать смерти. Он уж не обладал никаким талисманом; не было ароматов для воскурений, ни даже танцующей палочки, чтоб указать ему скрытый глубоко источник и утолить его жажду.

Ночь пришла, голубая и жаркая, но все же она несколько успокоила его воспаленные глаза. Тогда у него явилась мысль начертить на песке геомантическую фигуру и спросить, суждено ли ему погибнуть в пустыне. При помощи пальцев, он означил точками четыре главных линии, а над ними поместил заклинания Огня, Воды, Земли и Воздуха — влево и вправо, — Юга, Востока, Запада и Севера. На концах этих линий он соединил четные и нечетные точки, чтобы составить из них первую фигуру.

К его радости он увидел, что это была фигура «Высшее счастье», из чего следовало, что он избегнет гибели. Эта первая фигура должна была находиться в первом астрологическом Доме, обозначающем того, кто вопрошает. И в Доме, который называется «Сердце неба», он вторично нашел фигуру «Высшее счастье», и это показало ему, что его ожидают успех и слава. Но в восьмом Доме, который есть дом смерти, легла «Красная фигура», предвещающая кровь или огонь, что было зловещим знаком. Когда он построил фигуры всех двенадцати Домов, он отчислил из них двух «Свидетелей», а из этих одного «Судью», чтобы увериться, что весь расчет сделан правильно. «Судьей» оказалась фигура «Темница», откуда он заключил, что найдет славу с великой опасностью, в месте глухом и тайном.

Уверенный, что умрет не теперь, Суфрах принялся размышлять. Он не надеялся вторично завладеть лампой, которая вместе с дворцом была перенесена в середину Китая. Между тем, ему пришло в голову, что он никогда не доискивался, кто был истинным господином талисмана, прежним обладателем великого сокровища и садов с драгоценными плодами. Вторая фигура геомантии, раскрытая им при помощи букв алфавита, дала ему знаки: S. L. М. N., — которые он начертал на песке, а десятый Дом установил, что господин этих знаков — царь.

Тотчас Суфраху стало ясно, что волшебная лампа была частью сокровища царя Соломона. Тогда он внимательно изучил все знаки, и «Голова дракона» указала ему то, чего он искал; фигура «Сочетание» связывала ее с фигурой «Юноши», означавшей клад, зарытый в земле, и с фигурой «Темницы», по которой можно было определить расположение замурованных сводов.

Суфрах захлопал в ладоши. Геомантическая фигура показывала, что тело царя Соломона хранилось в той же африканской земле и на пальце его еще был надет перстень со всемогущей печатью, дающей земное бессмертие: стало быть, несколько тысячелетий царь погружен в сон.

Суфрах, радостный, дожидался зари. В голубом полусвете он увидел проезжавших мимо разбойников Бадауи, и взмолился к ним; они сжалились над его несчастием и дали ему небольшой мешок с фигами и выдолбленную тыкву с водой.

Суфрах пустился в путь к урочному месту. Оно было бесплодное и каменистое, меж четырех голых скал, поднятых, как пальцы, к четырем странам света. Здесь он очертил круг и произнес слова, — земля задрожала и разверзлась, и открылась мраморная плита с бронзовым кольцом. Суфрах схватился за кольцо и трижды призвал Соломоново имя. И тотчас плита поднялась, и по узкой лестнице Суфрах спустился в подземелье.

Два огненных пса выступили из двух противоположных ниш, извергая скрещивающееся пламя. Суфрах произнес магическое имя, и псы исчезли, ворча. Дальше он встретил железную дверь, которая тихо повернулась при первом прикосновении. Он прошел по коридору, высеченному в порфире. Семиконечные светильники горели вечным огнем. В глубине коридора была четырехугольная зала со стенами из яшмы. Посредине золотая жаровня разливала обильный свет. И на ложе из цельного алмаза, подобном глыбе холодного огня, было распростерто тело старца с седою бородой, с головою, венчанной короной. Рядом с царем покоилось грациозное иссохшее женское тело, с руками, еще тянувшимися для объятья. Но жар поцелуев уже угас.

И на свесившейся руке царя Соломона Суфрах увидел блистающей великую печать. Он подполз на коленях к ложу, приподнял морщинистую руку и схватил соскользнувший перстень.

И тотчас свершилось темное геомантическое предсказание. Сон Соломонова бессмертия был нарушен. В одно мгновенье распалось тело царя, и осталась только горсть белых и гладких костей, который словно пытались защитить нежные руки мумии. Но из Суфраха, настигнутого властью «Красной фигуры» в «Доме смерти», красным потоком пролилась вся кровь его жизни, и он погрузился в покой земного бессмертия.

С перстнем царя Соломона на пальце остался он распростертым у алмазного ложа, на тысячи лет сохраненный от тления, в месте глухом и тайном, как возвестила ему фигура «Темницы».