По показаниям свидетелей, ликвидация бейлисовского процесса прошла так ясно, что картины не подлежат сомнению.

Все показания говорят, что Вера Чеберяк погибла геройски. Чекист Валлер с восторгом рассказывает о ней как о героине. Ее арестовали и привели в губчека. Там на нее с необычайной злобой набросилась компания Сорина. Ее ругали, упрекали за то, что она своими показаниями навлекла подозрение на Бейлиса. Грозили. Вера Чеберяк держала себя с необыкновенным достоинством. Когда ее забрасывали вопросами о том, какие она давала показания на суде, она с невозмутимым спокойствием отвечала:

- Что вы меня спрашиваете, когда вам все известно? Теперь ваша сила, ну и делайте ваше злое дело!

Чекисты неистовствовали, топали ногами и, не ожидая суда комиссии, позвали коменданта Феермана, которому приказали Веру Чеберяк вопреки обыкновению, не арестовывая ее, среди бела дня немедленно вывести в расход.

Но Вера Чеберяк не торопилась. Когда ее били кулаками и толкали, она спокойно сказала:

- Подождите, дайте проститься с мужем.

Подошла к нему, перекрестила его, поцеловала и спокойно пошла за чекистами.

Евреи еще долго неистовствовали и кричали, пока вернулся Михайлов-Феерман и, нагнувшись к уху Сорина, почему-то вполголоса, как это делал всегда, доложил:

- Исполнено.

Это еще не был конец дела Веры Чеберяк. Ее труп отвезли в анатомический театр, и его или выдали, или показали кому-то. Об этом узнали, арестовали профессора Таранухина и чуть не расстреляли.

Я не знаю, было ли убийство Ющинского ритуальным, но страшная ликвидация этого процесса говорит в пользу такого верования.

По делу Бейлиса оказывалось и благоволение. Была арестована жена Григоровича-Барского, защищавшего Бейлиса. Ее спросили: «Это ваш муж защищал Бейлиса?» И когда она подтвердила, ее отпустили.

Когда были уничтожены все лица, связанные с процессом Бейлиса, Сорин обратил внимание на существующий в Киеве клуб националистов. Быть русским националистом в глазах еврейства было величайшим преступлением. Постановлено было уничтожить всех членов.

Вот вам и сильная большевистская власть! В это время в Киеве парадировали Раковский, Коллонтай, Иоффе, позже Ворошилов. А Сорин делал что хотел и плевал на мнение головки Коммунистической партии, которая не мешала этим убийствам и санкционировала красный террор.

Выкопали старый календарь издания Оглоблина за 1911 год, выловили по имеющемуся в нем списку членов русского национального клуба и всех поубивали.

Хорошая революция! Туда попал и чекист Гончаренко. Перед Пасхой разыгралось так называемое Куреневское восстание, которое мне не удалось достаточно изучить. Это была слабая попытка свергнуть большевиков и еврейство. Она обошлась около трехсот жертв убитыми.

На Подоле упорно царило антиеврейское настроение. Ненависть к евреям росла, и на Пасху там вспыхнул погром. Этому погрому сочувствовал весь Киев, возлагая на него большие надежды. Но Сорин оказался на высоте. Он проявил большую храбрость и усмирил восстание. Победа на Подоле окрылила чекистов, и Сорин, по выражению Валлера, начал «зарываться».

В комиссию «по проведению красного террора» вошли еврей Рубинштейн, украинец Лашкевич и украинский левый эсер Яковлев-Демидов. Это «проведение» сводилось к тому, что надо было набрать для убийства достаточное число жертв.

Как можно было в XX веке додуматься до этого и на глазах Европы проделать столь позорное дело, можно объяснить только влиянием мирового еврейства.

Сорин воспользовался случаем и в порядке красного террора уничтожил всех националистов. В два приема в мае было расстреляно 45 человек, в том числе профессора Армашевский и Флоринский. Это произвело на интеллигенцию потрясающее впечатление. Перед чека стали трепетать.

Когда в разговоре с моим учеником Мицкуном, бывшим тогда комиссаром университета, я спросил его, за что они расстреливают профессоров, он ответил, что было доказано их сношение с деникинской ар -мией. Это, конечно, было вздором, и я не понимаю, как мог такой умный человек, как Мицкун, этому верить. Это был еврей-фанатик, а у фанатиков вера преобладает над разумом.

Я могу понять фанатика типа Мицкуна, даже Троцкого, с которым Мицкун был связан, но не могу понять таких типов, как Кизеветтер, который, конечно, только лгал из чисто демагогических побуждений. Мицкун между прочим сказал, что это явление только временное, и что когда все успокоится, этого больше не будет. И все-таки благодаря Мицкуну по просьбе профессора Чаговца мне удалось спасти от расстрела профессора химии. Мицкун искренне верил в революцию и не был лишен добрых намерений.

В это время в губчека разыгрывались нечистые делишки. Чисто еврейская деятельность Сорина обратила на себя внимание рабочих на Печерске, а слухи об исключительной жестокости Михайлова-Феермана достигли ЦИК. Был дан приказ арестовать Феермана, но Сорин не только не подчинился этому приказу, но сам пригрозил арестовать Центральный комитет.

В то время царило еще двоевластие. Какой-то комитет тоже считался властью. Сорин на этот раз победил, но Михайлову пришлось уйти. Он переправился в Одессу, где продолжал свои похождения и был убит своими же, чекистами. Внимание рабочих было привлечено чисто еврейскою национальною деятельностью Сорина, и оттуда слышался ропот, к которому пришлось прислушаться и безымянному ЦИК. В это время поднялась история Покровского монастыря. Было арестовано несколько популярных священников. Сорин поручил разыграть это дело и подготовить арест 26 священников, которых имел намерение расстрелять. Это начало волновать рабочих. Сорин в это время был на высоте своей силы. Окруженный компанией близких друзей, он вел своеобразную широкую и разгульную жизнь.

Снимок представляет собою киевскую губернскую чрезвычайку, так называемую губчека. В верхнем ряду стоят слева направо, считая с точки зрения читателя:

1. Шварцман, еврей, рабочий с Подола. Старый член партии Бунда, впоследствии большевик. Еврейский националист-фанатик.

                                                     Киевская губернская чрезвычайная комиссия (губчека)

2. Угаров, русский, портняжный подмастерье из Воронежа, полуграмотный.

Творец тюремного режима чека и изобретатель метода укладывания заживо штабелями и ярусами расстреливаемых пулей в затылок. Впоследствии - член Генуэзской конференции, которого чтила демократическая Европа и которому пожимал руку итальянский король.

3. Максимов-Гониотский, еврей, студент. Свирепый следователь, избивавший заключенных во время допроса.

4. Михайлов-Феерман. Фанатик, еврей-мститель. Необыкновенно свирепый палач и комендант чека. Известный своим блудом и разнузданной жизнью.

5. Мой пациент, долгое время находившийся в моем госпитале и там ничем себя не проявивший. Русский. Фамилию его забыл.

6. Михайловский (?), русский, бывший гетманский офицер. Заведовал хозяйством чека.

7. Сутугин-Гониотский, брат Максимова. Член коллегии чека, подписывавший смертные приговоры. Еврей.

8. Савчук, русский. Рабочий Арсенала, один из творцов киевской чрезвычайки. Свиреп и полуграмотен, с тупыми мозгами, понимающий революцию как бойню. Заведовал самым важным отделом чека - секрет -ным. Революционер-фанатик, не ведавший того, что творил.

9. Рубинштейн, крайний сидящий в нижнем ряду слева. Еврей, студент, юрист 2-го курса. Наиболее умный и развитой. Руководитель красным террором. Сифилитик, отличавшийся своим блудом и заражавший многих женщин, которых брал насильно. Грабитель захваченных ценностей.

10. Каган. Еврей-жулик, родственник председателя чека Сорина, заведовавший хранилищем награбленных вещей, грабивший их и раздававший своим родственникам.

11. Сорин, председатель чрезвычайки, еврей, в центре группы сидит в краденой шубе и боярской меховой шапке.

12. Рядом с ним Яковлев-Демидов, украинский эсер, необыкновенный по своей жестокости и фанатизму