Дивизии, сформированные из пленных чехов, были на Австрийском фронте. С развалом Русской армии они оставались там еще некоторое время, но где они находились в последний период керенщины, не знаю. Теперь, перед приходом в Киев германцев, стали проходить отступающие перед ними чешские войска. Они отходили без боя, но в порядке. Ни большевики, ни украинцы их не трогали и говорили, что они отходят по соглашению с большевиками, чтобы отправиться через Сибирский путь на родину.
Киев пустел от большевистских войск и ожидал германцев.
ГЛАВА VI
Немецкая оккупация, украинский пуппентеатр и гетманство
25 февраля 1918 года по старому стилю германцы вступили в Киев, а большевики и чехословаки спешно отошли за Днепр. От одного унижения Русская земля переходила к другому. Два года с половиною грудью защищая фронт против германских войск, остатки Русской армии сами отдавались в руки врага, осуществляя пророчества Федьки Юродивого, сказавшего два года назад: «Германцы напоят своих коней водою из Днепра».
Период нашествия германцев вначале внес мало нового. Они шли вместе с оправившеюся и присмиревшею в присутствии германцев Украинскою радою, которая и основала в Педагогическом музее так называемый немцами пуппентеатр. Германцы, будучи врагами России, хо -тели выделить Украину и искали местную власть, на которую они могли опереться. Таковой не было, и они вынуждены были терпеть Раду. Германцы сразу завели порядок в городе. Войска их были образцовы, не грабили и были корректны по отношению к населению, которое скоро к ним привыкло и видело в них свою защиту. Германцы никогда не оскорбляли русских, как делали это впоследствии союзники. Германцы говорили, что во внутренние дела русских они не мешаются, и предоставили Раде под водительством только что окончившего Политехникум студента Голубовича разваливать Украину. Откуда вынырнула эта карикатура вождя Украины, трудно даже себе представить. Буквально без роду без племени, никаких корней ни в России, ни в Малороссии не имеющий, этот юноша был поставлен во главе Рады, состоящей из набора полуинтеллигентных людей, не имевших понятия о государственных делах. Германцы позволяли социализировать, издавать универсалы, говорить глупые речи и заниматься демагогией. Но они относились к этой сволочи брезгливо и омывали руки от их гнусных деяний. Изображая парламент, Рада бредила сепаратизацией и социальными реформами, по существу сводившимися к грабежу земли и имущества. Это было удивительно на протяжении всей русской революции: все, начиная с фельдшеров, наделяли крестьян землею, им не принадлежащею, и называли этот грабеж «аграрною реформой». Толпа полуинтеллигентов восторгалась новыми идеями, возвещающими социалистический хохлацкий рай.
При германцах, однако, простой грабеж почти прекратился и людей убивали редко. Обыватель узнал, что значит мирное житие, и полюбил немцев. Конечно, для русского самолюбия иностранная оккупация была тягостна, но для украинцев срама вообще не существовало. В Раде фигурировали подонки культурного общества. Честных людей совершенно не было, не было у этих людей ни стыда, ни ума. Она напоминала керенщину, но оттенок ее был еще более хамский.
Немцы все же свели знакомство с верхним слоем киевского культурного общества, с бывшими деятелями русской государственности, с бывшими землевладельцами, которые теперь, как за якорь спасения, ухватились за немцев и Украину.
Когда безобразия Рады перешли всякие пределы, германцы, предварительно сговорившись с культурными элементами, сделали переворот, попросту прогнав пуппентеатр, и посадили на место Рады гетмана. Эта акция была соответственно подготовлена и инсценирована в форме съезда хлеборобов.
Рада была разогнана и послушно разошлась, не оставив в истории революционного движения ни одного имени. Выбор гетмана был инсценирован, и вместо глупого студента Голубовича на украинский престол воссел изменник, русский генерал, бывший кавалергард Императора Павло Скоропадский. Что было простительно дураку-студенту, то не могло пройти безнаказанно генералу, доверенному лицу Русского Царя. И история его накажет, поставив его имя рядом с Мазепою.
Его декларация, составленная с одобрения немцев, восстанавливала в полной мере частную собственность и прекратила социалистические бесчинства. Опираясь на оккупационные войска, он начал восстанавливать порядок, и семь месяцев его владычества были передышкой для Юга России и спасли впоследствии много русской интеллигенции, перебросившейся в эмиграцию. Если бы гетман Скоропадский не надувал общественность, обещая украинское владычество, как переходную ступень к восстановлению Великой России, его имя могло бы войти в историю. Но он соблазнился прелестями гетманского престола и самостийностью и ввел незабываемую карикатуру украинизации Киевской области.
Оценить этот период беспристрастно трудно, как трудно раскрыть и самого гетмана. Близкие ему люди, которым я доверял, уверяли меня, что намерения Скоропадского искренни и что он должен носить маску перед немцами, которые не допускают воскресения России. Однако ход вещей убедил меня в противном, особенно в последние дни его гетманства. Его сторонники утверждали, что он имеет в виду впоследствии воссоединить Украину с Россией, но ведь Малороссия фактически еще не отделилась, и именно Скоропадский, вводя галицийский жаргон, работал на это отделение. Так как этого «собачьего», как его тогда называли, языка никто не знал, то в каждом учреждении сидели переводчики из галицийских полуинтеллигентов, которые переводили бумаги, чиновники же писали их по-русски. Все самое глупое и неспособное коверкало язык и подделывалось под Украину и тем выплывало на поверхность. При гетмане пал социализм и остался только сепаратический идеал. Он преследовал русский язык и поощрял самостийничество, окружив себя либеральными деятелями, сторонниками парламента. Бухгалтер Семен Петлюра был немцами посажен в тюрьму, и они дали гетману достаточную возможность вводить порядок в стране. Сюда из Петрограда стекались опытные сановники, и наладить дело было бы легко. Но киевская аристократия малорусского происхождения хотела держать гегемонию в своих руках, и люди общей русской культуры, как Лизогуб и другие, повернули курс на самостийничество.
Целая плеяда бывших русских сановников и генералов вдруг превратилась в «полущирых» украинцев. Но не дремали и настоящие щирые из породы полухамов. Когда этой украинизацией занимались хамы, это было понятно, но когда к этому приступили генералы Императорской армии, это было гнусно. Кругом гетмана повторялось то, что раньше проявляли писаря и фельдшера. Они говорили: «Не разумiемо по-руськи!».
Кто хотел выслужиться, коверкал русский язык на галицийский лад. Каким-то образом все даже по рождению превратились в украинцев. У людей обнаруживались качества, которых никто не подозревал. Некоторые из моих знакомых вдруг стали фигурировать в украинских кругах и защищать идею самостийной Украины, не чувствуя, что это ведет только к разрушению России. Иные метаморфозы были поразительны.
Еще в Вильно за несколько лет до революции в высших кругах рус -ского общества я встретил товарища прокурора Л. Это был вылощенный хлыщ, тип генерал-губернаторских чиновников старого режима, с брезгливо отвисшею нижней губой, высокомерным взглядом на людей, стоящих ниже его, и «с карьерою впереди». Неумный экземпляр с напомаженными волосами и изящно зашнурованными ботинками, с выхоленными маникюром руками всегда вращался в «хорошем обществе» и презирал демократию. Был членом Русского собрания, что по тем временам было совсем не популярно, и держался самых правых убеждений, если таковые у него были. Его жена, красивая экзотического типа женщина, из породы доступных, любила деньги и наряды. Из тех «светских» женщин, которых иногда бывает трудно отличить от кокоток. В обществе она всегда была окружена поклонниками, а муж при ней был своего рода придатком.