— Я снимаю видео, — сказал он. — Этот малый прославится. И он прославит нас. — Папа обернулся ко мне. — Я уже это говорил? Я так взволнован, что не помню, что я говорил, а что нет.

Через несколько минут ящер закончил кушать. Он развернулся, медленно поплёлся к задней стенке аквариума, где и съёжился. Его тело вздрагивало и пульсировало, будто переваривало еду. В песке лежала одна лапа сверчка — всё, что осталось от большого насекомого.

— Я тут вспомнил… Я тоже голоден! — сказал Фредди. — Пап, ты же знаешь, что пора ужинать, да?

Папа покачал головой:

— Я потерял счёт времени.

Я направилась к шкафу с едой:

— Фредди, сколько хочешь сверчков? Будешь с ними картофель фри?

— Ты не смешная, — сказал Фредди. — Здесь смешной я. Ты забыла?

— Смешно выглядишь, — проворчала я.

— Пошлите поужинаем, — сказал папа. — Как насчёт ведёрка жареной курицы? Хотите сильной поджарки?

Я содрогнулась.

— Ни за что. Это напомнит мне о том бедном сверчке.

Итак… Мы поехали в закусочную «Куриный рай» и разделили ведёрко курицы и других закусок. И как всегда, это было круто. Мы ходили в «Куриный рай» только когда мама была в отъезде.

И угадайте, о чём мы говорили всё это время?

Правильно. О тасманийском очковом ящере. Много времени ушло на то, чтобы придумывать ему хорошее имя. Я хотела назвать его Ящ. Коротко от «ящер», понимаете? Мы не знали, самка это или самец.

Но Фредди настоял, чтобы мы назвали его Тас. И папа решил, что это хорошее, простое, легко запоминающееся имя. Тас.

И нам было весело, тем более что папа был на седьмом небе от счастья. И я тоже была счастлива — пока мы не собрались уходить. И я взглянула на свои руки. И с ними было что-то не то. Точнее, с кожей на них было что-то не то.

На тыльных сторонах моих ладоней появились крестообразные линии. Будто трещины на коже. Только в виде узора. Линии в форме ромбов вырисовывались на моих руках.

— Папа! — воскликнула я. — Смотри… Мои руки… Вся кожа потрескалась. Что происходит?

Фредди засмеялся:

— Ты становишься старушкой.

Я подняла кулак:

— Хочешь дожить до старости? Тогда уймись.

Я сунула руки прямо папе под нос. Он за них ухватился и осмотрел каждую по очереди. Указательным пальцем он потёр мою правую руку.

— Кожа сухая, — сказал он. — Когда придём домой, возьми в ванной из шкафчика мамин лосьон для рук.

Всего лишь сухая кожа. Мне полегчало.

Я люблю пользоваться всякими мамиными лосьонами. Не могла дождаться, когда мы вернёмся домой.

Но я не сразу туда добралась. По дороге домой из закусочной мне пришла смс. От Адель:

«Где ты? Забыла?»

— Ой, вау, — пробормотала я. — Я и впрямь забыла.

— Что такое? — спросил папа, взглянув на меня в зеркало заднего вида.

— Мне нужно быть в школе, — сказала я. — Мы готовим украшения для школьной пьесы. Не могу поверить, что я совсем забыла. Я должна была прийти в полвосьмого.

— Наверное, они и без тебя отлично справляются, — сказал Фредди. И захихикал. Мне уже порядком поднадоело его ехидное чувство юмора. Какой надоеда.

— Я могу тебя подвезти в школу, — сказал папа, замедляясь у знака «стоп».

— Хорошо. Отлично, — сказала я. — И правда не могу поверить, что забыла.

Руки зудели. Я чесала их, но это не помогло.

Через несколько минут я уже была в школьном спортзале. Там горел свет. Группа ребят стояла на четвереньках, рисуя огромную фоновую картину. Картина была в стиле вестерна. Голубое небо над пустыней, с жёлтым песком, усеянным большими кактусами.

Театральный кружок придумал постановку под названием «Супергерои с Запада». Это был мюзикл сочинения мистера Коатли, нашего учителя.

— Простите за опоздание, ребят, — сказала я. Я села рядом с Адель и взяла кисть.

— Где ты была? Высиживала яйца? — спросила она. — Ты принесла с собой ящериц?

Несколько ребят засмеялись.

— Ты слишком рано ушла, — сказала я Адель. — Всё пропустила. В том разбитом яйце был ящер. Он вылез. Он живой!

Адель усмехнулась.

— Не выдумывай, Кейт. Я была там, помнишь? Я видела, как яйцо упало на пол. Ничего, кроме склизкого зелёного желтка там не было.

— Мне нужна кисть побольше, — сказал мальчик по имени Де Уэйн Харрис. Он стоял у самого верха картины, рисовал небо. — Или валик. Неба слишком много. Мы тут заночуем.

Обе руки Де Уэйна были в голубой краске. И несколько пятен на футболке.

— Думаешь, стоит добавить немного облаков? — спросила Алиша Вакс. — А то странно, когда все одним цветом.

— Ты никогда не слышала о голубом небе? — спросил её Де Уэйн.

— Облака рисовать трудно, — заявил Итан Садовский. — Они будут похожи на белые пятна, которые мы забыли закрасить.

— У меня есть доказательство, что ящер вылупился, — сказала я Адель. Я бросила кисть и достала телефон. Я нашла первые фотографии Таса, и показала их Адель.

Адель прищурилась, глядя на экран. Затем она рассмеялась.

— Это не ящерица. Это дохлый шмель.

— Дайте посмотреть, — сказал Итан, вырывая телефон из руки. Он долго рассматривал фото. — Твой кот срыгнул клок шерсти?

Все засмеялись. Все передавали друг другу телефон. Все согласились, что существо на фото не похоже на новорождённого ящера.

— Вы ошибаетесь. Это очень редкая ящерица, — сказала я им. — Так она выглядела, когда появилась из яйца. Но она уже сбрасывает всю эту густую шёрстку.

Адель фыркнула.

— Твой папа такой странный. Я не могла поверить, что он сыграл над нами такую ужасную шутку. Откуда тебе знать, что эта ящерица — не очередная его шутка?

— Это для него слишком важно, чтобы так шутить, — сказала я. — Ты бы видела, какой он счастливый.

Адель уставилась на мой перевязанный палец.

— А с пальцем что?

— Ничего, — сказала я. — Бумагой порезалась. — Я ни за что не собиралась ей говорить, что меня укусила ящерица. Адель только фыркнет и скажет, что это укус клопа.

Нужно было работать. Белой кистью Адель рисовала песок. Я подвинула поближе банку зелёной краски и начала разукрашивать один кактус.

Так, стоя на четвереньках, мы немного поработали в тишине. Единственными звуками были шум рассекающих воздух кисточек и их скрип по огромным полотнам.

Через какое-то время я почувствовала на лице капельки пота.

— Жарко тут, — проворчала я.

Под рубашкой с длинным рукавом на мне была надета майка. Я поднялась на колени и сняла рубашку через голову. Я бросила её рядом, поправила лямки майки и повернулась обратно разукрашивать кактусы.

Я остановилась, когда увидела, что на меня пялится Адель.

— Что такое? — сказала я.

— Кейт, твои руки! — воскликнула она. — Ты что, набила тату?

Все остальные перестали работать и обратили взгляды на меня.

Я нахмурилась.

— Что? О чём ты говоришь?

— Ты это нарисовала? — спросила Алиша.

Я опустила глаза на руки. И удивлённо вдохнула. Маленькие линии на моих руках… Линии, что странно соединялись в форме ромбов…

Они поднимались вверх по обеим рукам.

— Это просто сухость кожи, — сказала я всем. — У меня очень сухая кожа.

Я обратно надела рубашку с рукавом. Я не хотела, чтобы остаток ночи они пялились на мои руки.

Дома я поспешила в мамину ванную и нашла её баночки и тюбики увлажняющих кремов. Следующие несколько дней я практически купалась в лосьонах для кожи. Я смазывала обе руки утром и после ужина.

Хотела бы, чтобы мама вернулась домой из Шейкер Хайтс и помогла мне с моей проблемной кожей. Я продолжала проверять в зеркало, и, кажется, улучшений не было. Тонкие линии по всем моим рукам не исчезали.

Я хотела рассказать о них папе. Но он был так поглощён ящером и взволнован от предстоящей конференции, на которой он должен был рассказать миру о ящере, что я решила не волновать его по этому поводу.

В воскресенье репортёры объявились почти в полдень. Папа попросил их ждать в гостиной, пока не соберутся все. Им нужно было подождать, пока не приедут операторы.