До аварии на Чернобыльской АЭС работало несколько монтажных управлений. Они базировались в основном в г.Припяти. Трипольское здесь считалось рядовым, хотя его люди на других атомных и тепловых электростанциях никому не уступали, наоборот, охотно участвовали в претворении в жизнь самых прогрессивных методов сооружения энергообъектов, включая и славно известный метод потока на лучших стройках страны: Ладыжинской и Запорожской ГРЭС, Запорожской АЭС, других АЭС Украины; участвовали в сооружении Пермской, Экибастузской ГРЭС. Многое сделали и для своего района.
Образовалось Трипольское монтажное управление в г. Украинке Обуховского района Киевской области в 1968 году в связи сооружением Трипольской ГРЭС. Ее последний агрегат пустили в 1972 году, и своей последующей устойчивой работой станция обязана не только умелой эксплуатации, но и отличному качеству монтажа. В Украинке в основном живут люди с этого предприятия, здесь есть и производственная база. Лишь 20 семей обосновалось в г. Припяти. Их и эвакуировали “к своим” в г. Украинку или поблизости.
Коренных жителей г.Украинки авария задела только в отношении их трудоустройства, что само по себе не составляет проблем для таких асов — они нашли бы себе работу повсюду.
...Утром 26 апреля начальник Трипольского управления ЮТЭМа В.В. Гиденко был очень сердит. Он звонил в 8 и в 9 утра из своей конторы в г.Украинке на территорию строящегося пятого энергоблока АЭС и не слышал ответа. Неужели его команда опоздала на работу? Не может быть! Это никак не похоже на А.А. Науменко — главного инженера управления, в то время оставшегося на хозяйстве в г. Припяти. Случилось что-то серьезное. В Киеве Владимир Васильевич узнал, что произошла авария, некоторые детали. Что предпринять? Суббота... Ясно, что надо поскорее ехать в Чернобыль. Но ехать — с толком. Телефоны в Припяти отключены. А в воскресенье по Киеву ползли дикие слухи — вот и все “подробности”. В понедельник утром позвонил в Украинку начальник участка Антощук: надо организовать 30 мужчин на загрузку песка. Как уговорить людей? И надо ли уговаривать?
В такую минуту на людей действуют слова, обращенные к глубинам души, к патриотизму. И Гиденко нашел такие слова.
— Произошла трагедия национального масштаба, как в 1941 году, — сказал он. — В Чернобыле сегодня нужны 30 настоящих мужчин. Кто поедет? — Руки подняли все. Говорили с пафосом, красиво. Женщины плакали и вряд ли сами могли объяснить, почему. На то они и женщины, чтобы нутром чувствовать беду.
Первая группа выехала в Припять 28 апреля. Дважды ночевать возвращались домой, километров за 150. Но это — не дело, надо жить в Чернобыле.
В момент потрясений людям хочется быть вместе. Хочется собрания. Не митинга с лозунгами, а вроде сходки, по-семейному. В.В. Гиденко сам пустил в городе слушок, якобы “Гиденко после Первомайской демонстрации соберет собрание”. И снова пришли все. Услышали задачу. Водители автоколонны сначала отказались ехать: “Причем здесь мы? Пусть станция сама разбирается”. Жены заголосили: “Не пустим!” — Все ведь грамотные, понимают, что с атомом шутки плохи. Но это продолжалось недолго, и уговаривать не пришлось. Следующая партия выехала 2 мая и сразу на 5 дней.
Воистину, как сказал И.С. Тургенев, “...у нас у всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвешься: чувство долга”.
Не дожидаясь “команды сверху”, трипольцы взяли с собой необходимые инструменты для работы, снаряжение, палатки, спальные принадлежности, по несколько комплектов одежды. В один день организовали быт большого коллектива.
Разбили палаточный городок — на грязной земле, за забором “Сказочного”, поскольку в корпусах этого бывшего пионерлагеря разместились эксплуатационники ЧАЭС и другие, было полно. Монтажники построили себе и баню. Жить можно. Однако скоро стала очевидной необходимость стационарного жилья: работа явно затянется на зиму. Да и не стоит спать на земле, хотя бы и на матраце, тем более садиться на нее, даже ходить по траве, касаться веток: на них — радиоактивная пыль. О господи! Надо бояться своей земли.
Главная контора у треста “Теплоэнергомонтаж” (ТЭМ), и, следовательно, и ЮТЭМа теперь была на кладбище близ с. Ковшиловка — оно оказалось относительно чистым местом. Трипольцы из “Сказочного” перебрались в с. Залесье, что в километре от г.Чернобыля, остальные сразу приехали частью в с.Иванково, большинство же — в Ковшиловку. Обычно в 12 или в час ночи у ЮТЭМа там проходила оперативка. Обстановка после работы выглядела примерно так: люди вернулись часов в 10, сидят кто на ступеньках, кто на надгробьях — на чем придется. Ждут все свое начальство. Приезжают из Чернобыля Воргунов с Токаренко часов в 11-12 ночи (уезжали на работу они в 5.30 утра).
— Из столовой вечером мы выходили, как сквозь строй — настолько горящими были глаза людей, — рассказывает В.В. Воргунов, начальник отдела ТЭМа. — О семьях ничего не ясно, собственное будущее тоже в тумане. На столе брошены письма от родственников: многие ищут своих.
Стояла тихая летняя ночь, а обстановка накалена до предела. Однажды Токаренко взял письма и вместо объяснений сам пошел в наступление на рабочих: почему они сами не отвечают своим родным, не успокаивают их, а вместо этого еще нервничают?! — В глубине души они по сути именно этого и ждали. Успокоились,
Здесь базировалось в основном Западно-украинское монтажное управление ЮТЭМа — его начальник Е.С. Рощин (он позже возглавил трест) в тот период готовил к пуску энергоблок на Ровенской АЭС. Как говорится, не успели весла посушить — Чернобыль.
Но больше других сделали в Чернобыле именно трипольцы. И трипольские монтажники сначала грузили песок, возили свинец. Словом, как все. Но они были недовольны: “Чего мы все вокруг ходим? Когда же “там” будем работать?”
Им поручили одно из самых опасных дел: прокладывать по грязнющей территории АЭС бетонопровод к бассейну-барботеру четвертого энергоблока.
Страшно? Конечно, страшно. Со стороны было заметно, что и бригады бодрятся. Но идут... Достаточно пойти первый раз, чтобы потом работать без боязни. Трусов вообще не было.
Посылать на такое в мирное время нельзя. Надо вести за собой. Было ясно, что каждый рабочий в первый раз сможет находиться на трассе не больше 15 минут, потом его следует сменить. По ведь каждого — не поведешь... Тогда первыми пошли руководители управления: Владимир Васильевич Гиденко, Александр Антонович Науменко, Валерий Александрович Плахотнюк, Владимир Павлович Мариночкин. Вместе спокойно прошли по трассе до самого четвертого блока. Подробных фоновых карт еще не было.
Чуть прошли и замерили фон под ногами: 300 рентген в час. Подумали, что так будет всюду. Но вдруг с удивлением обнаружили полосу, где было “всего” 12. Удивились. Проверили. Точно!
Разбили группу на звенья. Они подъезжали на вездеходе-бронеранспортере (БТР) к месту работы, чтобы хоть по дороге не набирать лишние бэры. Вскоре привыкли, и фон в 200-300 миллирентген в час уже и за “фон” не считали. Это опасный вид адаптации к опасности. Но иначе нельзя было бы работать. Особенно рвались и бой бригадиры Волынский и Княжевский. Не только потому, что они признанно — одни из лучших в управлении. Просто оба по характеру не согласны чувствовать себя “вторыми”.
Постепенно скованность проходила, плечи распрямлялись. Некоторые вели себя даже слишком смело — это осуждалось как глупость и вред делу. Были и скрупулезно настойчивые: “Дайте нам дозиметры”. Законное требование, но в первые дни нс хватало даже дозиметристов для бригад, приходилось довольствоваться их оперативными картами. Подавляющее большинство работало молча и сосредоточено.
Сегодня можно услышать: “Трипольские монтажники — это золотой фонд нашего треста. И они все в большей или меньшей степени облучены”. В Чернобыле для этого управления наступил “звездный час”, если позволительно трагедию считать достаточным для этого поводом. Многие самые опасные и высококвалифицированные виды монтажных работ выполнили именно трипольцы, И не только сделали необходимое, но еще сумели сохранить работоспособность большинства своего состава, это тоже было далеко не простым делом, притом во многом благодаря их руководителю Гиденко.
