Незадолго до отъезда из Рио я нашёл в книжном магазине и пролистал Журнал А. Жида, где он опубликовал моё письмо, посланное "Учителю" в Египет. На меня произвёл любопытное впечатление текст этого письма, которое я чистосердечно и открыто написал более пяти лет назад. Вопрос, который меня тогда волновал, состоял в том, чтобы найти "учителя"; тревога, которую я выражал, состояла в том, что я предоставлен самому себе, без направления, без учителя. Какой путь проделан с тех времён: Индия, Франция, Гвиана... и тем не менее, я столь мало продвинулся. Теперь я знаю, что есть единственный учитель, это внутренний Учитель, которому нужно сказать ДА, ещё и ещё раз ДА, вопреки всему, как хорошему, так и плохому. Это ДА, я его произнёс и я им живу -- пытаюсь жить. Но если не считать этого нового жгучего осознания, что я сделал? В чём я прогрессировал? Вы, кто меня знает, вам должно быть известно, что я топчусь на месте... Иногда меня приводит в отчаяние, что я остаюсь чем-то вроде абсолютного вопроса без ответа, абсурдного пламени, сжигающего само себя.

*

* *

Говернадор-Валадарис, 31 августа

Наконец-то возвращение в Валадарис после полной перипетий, изматывающей поездки. Это освобождение путём физической усталости. Чем больше тело утомлено, тем больше мирного покоя в сердце -- поэтому я любил жизнь в Гвиане и буду любить, по крайней мере, какое-то время, новую жизнь, которую я веду здесь. О, Подруга, сколько времени понадобится, чтобы истощить эту плоть? чтобы реализовать эту полноту и этого нового человека, дремлющего в наших глубинах?... В одном из своих писем несколько месяцев назад вы написали то, что меня поразило: "В нас есть целый пласт, который не должен быть освобождён"; и вы добавляете: "Любой верхний предел, любой потолок является мещанским, независимо от его высоты". Не могу согласиться с вами, ведь речь идёт не о том, чтобы искать верхний предел, но о том, чтобы разорвать наши пределы, наши "нормы", на которых мы намереваемся зафиксировать человеческое развитие. Мне кажется, напротив, человек должен быть освобождён; или, скорее, его должно освободить, в некотором смысле родить, это новое существо, которое видит, которое знает лучше, чем человек с его глазами и его ограниченным интеллектом. Только сверх-человеческое меня интересует. Именно этого существа с его ясным видением мы должны достичь. Не в этом ли весь смысл эволюции? Также как в течение эпох жизнь разворачивалась из материи, а сознание из бессознательного на основе жизни; мне кажется, что мы должны обрести сверх-сознание на основе нашего несовершенного сознания... Это не потолок, это узкий проход, преображение, трансфигурация. А иначе что толку повторять из поколения в поколения вопросы прошлого? Мы должны действовать, а не дискутировать на тему проблемы жизни, пусть даже интеллектуально; лучше уж действовать, чем писать всё более и более утончённые психологические романы: и именно на человека мы должны воздействовать, напрямую, экспериментально. Как писал Кокто (кажется), наша супер-интеллектуальная цивилизация делает нас "мыслящими авторучками" (доказательство -- это письмо!) Когда мы испишем все наши авторучки, закончим все наши романы, что мы будет делать для прогресса человека? Этот вопрос всегда будет оставаться без ответа, а человек -- растерзанным. Нужно, наконец, решиться и перешагнуть стадию интеллекта, сломать интеллектуальный потолок, освободить наше сознание от его ограничений... Подруга, мы созданы для того, чтобы видеть ясно. Наша эпоха должна быть эпохой мечтателей или провидцев.

Я ощущаю с болезненной интенсивностью эту истину, но мы сталкиваемся в самих себе с таким сопротивлением, с такой злой волей. Ведь гораздо проще тянуть одну и ту же лямку, как мул, привязанный к своему жернову; гораздо проще ходить по кругу. Гораздо труднее преодолеть не наши склонности к человеческим удовольствиям, но как раз ту извращённую склонность, что заставляет нас предпочесть тревогу, страдание и горе вместо полноты и радости... Но нужно быть непокорным, как писал мне А. Жид. Сначала непокорным в социальном и семейном плане, но последняя и наиболее высокая наша непокорность -- это непокорность самому себе.

Подруга, мне не терпится вернуться в Индию, чтобы взять посох нищенствующего пилигрима и окончательно отправиться в приключение внутрь самого себя, на поиски этого осознания. Не будет мне покоя, пока меня не доведут до конца.

Пишу это письмо из "Говернадор-Валадарис", где отныне я буду жить. Это маленькое местечко похоже на таковые американского Дальнего Запада, механизированного дальнего запада. Валадарис окутан густой охряно-красной пылью, находясь на краю шоссе Рио-Баия, дизельные грузовики вперемежку с ковбоями, лошадьми, стадами. Вечером это похоже на караван-сараи Афганистана, и солнце разрезает черноту небес гранитными куполами, нависающими над городком. Несколько запыленных пальм, которые выглядят как будто окрашенные из распылителя, башни, бараки и цементные дома: здесь центр коммерции -- кафе, скот, минералы. Полдюжины лесопилок пытаются обрить окружающие горы. Я предпочитаю жить здесь, среди этих суровых людей, которые при случае могут поиграть револьвером, чем среди претенциозных обезьян Рио-де-Жанейро. Вот такая картинка. По-прежнему молчалив и одинок. Напишите мне, Подруга.

Вокруг меня не так много привязанности и любви, и мне важно ощущать вашу с Максом дружбу. А как Барон, которого вы видели в Париже?

Обнимаю вас.

Б.

U

(Письмо молодому геологу, который обучил и подготовил Сатпрема к джунглям Гвианы).

Валадарис, 10 сентября [1952]

Дорогой Е.,

Не знаю, должен ли я пожелать, чтобы это письмо застало вас до отъезда из Гвианы, в которой вы остались на сентябрь, согласно вашему последнему письму. На самом деле, я серьёзно задаюсь вопросом, не возвратиться ли мне в джунгли. Эта внезапная перемена места, возможно, удивит вас, но я чувствую весьма острую ностальгию по жизни в лесу.

Таким образом, это письмо весьма "корыстно", и я прошу меня извинить. Как вы думаете, есть ли какая-то интересная для меня работа в настоящее время в жанре разведки-бокситов и Картографии (в каком-нибудь уголке, отдалённом от цивилизации, тракторов и дорог). Как вы думаете, в случае необходимости согласятся ли Г.Б.Р. и Лабаллери взять птицу вроде меня? -- я готов провести пару лет не выходя из леса, и вы достаточно знаете меня, чтобы быть уверенным, что я "продержусь".

В случае получения от вас обнадёживающего ответа, я написал бы Лабаллери и приготовился бы сесть на самолёт в течение нескольких дней после получения от него ответа.

Вероятно, вы подумаете, что я совершенно "непоследователен", фактически, так и есть -- я не вижу, почему мы должны быть последовательными в наших ошибках. В данном случае ошибка нравственная, а не материальная, ибо здесь я наслаждаюсь ситуацией, что называется "на будущее" -- но что для меня это будущее, если я не нахожу в нём радости!