С этими мыслями он пришёл в свой старый материнский дом. Внутри было холодно, но затапливать камин Яков не стал. Довольно долго он сидел у окна, наблюдая, как мелкий противный дождь увлажняет и без того раскисшую землю. Погода не благоприятствовала. Интересно, чему? Нет, надо бежать и - всё. Других вариантов нет. Что толку торчать в этом Эллизоре, когда, не сегодня-завтра, всё здесь рискует превратиться в бескрайнюю зелёную жижу? Да и этот несносный Оззи каким-то образом узнал его, Якова. Как это вообще ему удалось? Или у Оззи есть способность прозревать не только внешний облик человека, но и внутренний? Яков поднялся и машинально стал собирать вещи. Револьвер с запасом патронов был в целости и сохранности, хорошо. Или он что-то забыл? Но, что же? Яков задумался: вот оно что, он забыл данную ему Варлаамом книгу с повествованием о чёрном рыцаре, которое он так и не успел дочитать. Да, книга осталась лежать на подоконнике возле его кровати. Всё же надо забрать её!
Он поймал себя на странном ощущении. Как это ещё называется: "де жа вю", кажется? Словно всё повторилось вновь, как и три года назад: его вновь поставили перед необходимостью спасаться бегством, ткнули в эту необходимость, тогда, когда он ничего подобного не ожидал.
Леонард сидел возле кровати сына и держал его за руку.
Они ещё многого не сказали друг другу, и главный хранитель, естественно, не спешил говорить о надвигающейся беде, но всё-таки он был рад, что Оззи пришёл в себя.
- Где Белла?
Леонард, как мог, улыбнулся:
- Не волнуйся, она скоро придёт. Она занята... одним делом...
Он не мог сказать, что Белла, не больше и не меньше, но обсуждает в центральных слесарных мастерских проблему изготовления и заточки хирургического инструмента, который нужен для... ампутации ступней его сына и её жениха.
Леонард внутренне содрогнулся, когда вновь подумал об этом. Но удивительное всё-таки мужество у этой девушки. Он настаивал, что, разумеется, пойдет с ней в мастерские, но она решительно отговорила его от этого, сказала, что справится сама. И решение о том, что ампутации, скорее всего, не избежать, она высказала тоже сама, когда рано утром пришла в дом к Леонарду. Тот, встав пораньше, вместе с Фаддем, который два дня назад привез из Маггрейда семью, обсуждал меры, которые можно пытаться принять для защиты или даже эвакуации Эллизора, если опасность прорыва "зелёнки" станет критической. Сошлись на том, что для начала надо выставить вдоль реки Арамиль посты наблюдения, а также - все продуктовые, необходимые вещевые и оружейные запасы складировать в имеющихся транспортных средствах, дабы их можно было спешно вывезти, если ситуация будет того требовать. Одноимённая столица клана, фактически, находилась в небольшой низине, от реки Арамиль её отделял широкий взгорок "Радиоактивного леса", и если вдруг "зелёнка" одолеет её, то путь к возможному поглощению ею Эллизора будет открыт.
Когда речь зашла об имуществе и продовольствии, главный хранитель с ужасом понял, что хранилище Закона скрывает в себе километры и тонны бумаг, которые - в случае эвакуации - нужно будет спасать в первую очередь. Но где взять столько транспорта? Обдумать это Леонард тогда не успел, потому что пришла Белла. Но мысли о необходимости сохранения бумаг Закона занозой сидели в сердце.
Странно, казалось бы, столько много сейчас нужно бы обсудить с Оззи, но слова застревали комом в горле. Слишком много вокруг закрутилось драматических событий. Да, пожалуй, более или менее мирных два десятилетия эллизорских лет подошли к концу. Похоже, что надвигались бедствия не меньше "Последней мировой" и первых клановых войн. Жаль, конечно... Леонард всё же порой мечтал, что его старость будет мирной, а Эллизор ещё более стабильным... Но тут уж ничего не поделаешь: не во всём человек властен и не всегда и далеко всякий рок обходит человека стороной.
- Пап... - проговорил Оззи, прервав ход печальных мыслей Леонарда. - А что здесь делает Яков? Откуда он взялся?
- Яков? - не понял Леонард. - Какой Яков... Деорин? Так он же пропал три года назад вместе с матерью. Говорят, что видели их в Маггрейде, но у меня о них точных сведений нет...
- Отец, он был здесь! Когда я пришёл в себя, он стоял рядом и смотрел на меня в упор...
- Может, тебе показалось, сын?
Тут в палату вбежала Белла и, увидев, что Оззи пребывает в здравом уме, кинулась к нему и разрыдалась на его груди. Леонард, чтобы не мешать им, отошёл в дальний угол и, машинально, взял лежащую на подоконнике книгу, раскрыл её:
Королевская стража со мной не церемонилась. Ни моё происхождение, ни слава боевых подвигов во Святой земле не могли умерить их злобу. Не иначе как за этим стояли прямые указания свыше. В тюремном каземате я тоже был помещён в наихудшие условия: в сырой и полный крыс подвал. Первые несколько дней я пребывал в нём один, потом в него бросили моего же старого друга Соломонуса: похоже, он прошёл все круги земного ада - настолько было истерзано его тело. В довершении всего ему вырвали язык, почему, как видно, и не побоялись поместить его вместе со мной: говорить он не мог, да и рассудок его помутился. Я старался ухаживать за ним как мог и делал это с большим старанием, невзирая на полное отсутствие лекарств, масла и вина, а самое главное - надежды,
что от этих забот будет хоть какая-то польза, ведь впереди его (да и меня) ожидал костёр или - в худшем случае - позорная виселица.
Наконец, меня тоже вызвали на допрос. Как я понял, моим дознавателем был каноник Филипп Жак,
который,
несмотря на скромное звание, был одним из особо доверенных лиц самого короля. Он сидел за небольшим столиком с чернильницей, пером и большой открытой книгой с ещё не исписанными страницами. Похоже, что он по каким-то причинам отказал себе в письмоводителе
,
и
поэтому
сам вёл протоколы допросов. Вероятно, из-за сугубой секретности дела. Правда, от экзекутора Филипп Жак отказываться не стал - тот возвышался рядом в сером балахоне без рукавов с капюшоном на голове и
в
легкой матерчатой маске, закрывавшей большую часть лица. Ясное дело, из желания сохранить своё инкогнито.
Я же пытался себя внутренне убедить, что меня нисколько не страшат изощрённые орудия истязаний, разложенные рядом с пыточным станком, что красовал
ся сбоку от экзекутора. Ведь не
даром же я столько лет искал
могущества
и, действительно, парадоксальным образом потратил на это столько времени и обычных человеческих сил, чтобы теперь испугаться обычной физической боли? Но, по правде говоря, я не ощутил в себе однозначной уверенности, что стойко перенесу все пытки, тогда как любезные мои собеседники явно знали в них толк.
Филипп Жак довольно долго молчал, рассматривая меня. Легкая ироническая улыбка бродила по его безволосому лицу: вряд ли он брился, скорее, это был какой-то недуг, который делал его совершенно лысым - безволосый череп поблескивал в свете факелов и большой жаровни в углу. Благодаря этой патологии, я не мог понять, сколько ему лет. Не то чуть более тридцати, не то - под шестьдесят.
- Что ж, дорогой мессир, - начал говорить он и я заметил, что у него неплохо сохранились зубы. Вероятно, он был все же куда моложе шестидесяти. - Не знаю как тебе, но мне очень приятно познакомиться с тобой. Пусть даже в такой
вот
притязательной обстановке!
-
И он рассмеялся. Надо сказать, довольно непринужденно. Искорки этого диавольского смеха так и прыгали в его глазах. Я старался сдерживаться и промолчал. - Ну, я понимаю, - продолжил он, - что тебе эта обстановка может показаться несколько не уютной, однако тут нет моей вины, а скорее, найдётся вина ваша, поскольку...
