— Обещаешь?

Шумно выдыхаю, когда он ведет носом по моей щеке, ниже, прячет его в изгибе шее. Горячий, шершавый язык оставляет мокрый след на коже. Впиваюсь пальцами в белесые пряди, притискиваю Ская ближе к себе. Трусь о него всем телом, впитывая знакомый до последней ноты запах.

Скай расцепляет объятия и отстраняется. Он дышит тяжело, а расфокусированный, почти животный взгляд блуждает по моему телу, жадно всматриваясь в то, что скрыто под слоями одежды.

— Иди в дом. Запрись и никому не открывай.

— Даже тебе? — облизываю губы, чувствуя, как тяжелеет дыхание Ская.

— Особенно мне.

— Поцелуй меня, — капризно требую. И в этот раз Скай не ломается, он целует жадно, напористо, не давая и шанса на ответные действия.

Оторваться друг от друга сложнее, но Скай берет себя в руки и за шкирку вытаскивает меня из сугроба. Он внимательно следит за мной до тех пор, пока я не скрываюсь в доме. Шаги раздаются лишь тогда, когда со стуком опускается щеколда.

Я добираюсь до спальни, по пути скидывая одежду, и зарываюсь в ворох шкур, с жадностью вдыхая запах Ская и с ужасом понимая, что ведет меня от этого не хуже, чем от вина. Мягкая шерсть щекочет обнаженную кожу, и возбуждение затапливает по новой.

Опускаю руку на колом стоящий член, то ли вскрикивая, то ли всхлипывая от болезненно-острых ощущений. Мне хватает нескольких движений, чтобы с хрипом кончить. Размазываю сперму по животу и приглушенно рычу, чувствуя, как все начинает повторяться.

Все, что происходит дальше, сливается в монотонный хоровод: минуты перетекают в часы — долгие, однообразные. Я то пребываю в странном забытье, то пробуждаюсь, и не ясно, что хуже. Запихнуть еду в себя не получается, как ни пытаюсь, меня просто тошнит, поэтому ограничиваюсь водой. Мое состояние напоминает лихорадку. Кожа горит, особенно в паху, голова кружится, и очертания плывут, зрение скачет со звериного на человеческое и обратно без предупреждения. Та же ситуация с клыками и когтями. Их жертвами стали уже две подушки, и пол в спальне теперь усыпан перьями, словно снегом. Для разрядки мне и требовалось всего ничего, иногда хватало лишь трения о шкуры. Подозреваю, после моих кувырканий все выкидывать придется. На этой мысли я удовлетворенно вздыхаю и проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь я глубокой ночью. И не сразу понятно, что меня разбудило. Вслушиваюсь в тишину, пока не раздается тихий скрежет когтей по дереву. Сердце срывается в бешеный ритм. Я не чувствую запах, но прекрасно знаю, кто это пришел.

Принимаю вертикальное положение, ощущая слабость во всем теле, и закутываюсь в одеяло. Иду ко входу, опираясь руками о стены, добираясь до двери, прижимаюсь к ней спиной и сползаю на пол. С той стороны раздается тихий скулеж, который сменяется отрывистым дыханием.

— Скай? — спрашиваю, ощущая, как вновь накатывает возбуждение. Свожу ноги — пульсирует и тяжелеет в паху. — Открыть тебе?

— Нет, — шепот на грани слышимости.

Мне нельзя перечить своему альфе, я должен подчиняться, но иногда нужно следовать своим желаниям. Внутренний голос, отвечающий за здравомыслие, рассерженной гадюкой шипит, что я пожалею. И у меня не возникает и тени сомнения, что он прав.

Встаю на четвереньки и, опираясь руками в пол, поднимаюсь, чувствуя, как очертания начинают рябить, а зрение в очередной раз совершает кульбит. Отодвигаю засов и, не оглядываюсь, бреду в спальню. Настигает меня Скай на пороге в комнату. Сомневаюсь, что он вообще понимает, что делает.

В его прикосновениях нет нежности, только звериная грубость и жажда обладания. Он заламывает мне руку и толкает лицом в кровать, грубо наваливается сверху, придавливая всем весом. Я тихо всхлипываю, покорно прогибаясь в пояснице, и раздвигаю ноги. Возбуждение не пропадает, наоборот, словно в насмешку, становится сильнее. Боль добавляет ему новые грани. Впиваюсь зубами в шкуру, глуша крик. Когти царапают бедра, вычерчивают короткие полосы, и воздух окрашивается запахом крови. Скай не целует, он кусает, впиваясь клыками в шею и плечи, а потом, совсем как собака, принимается вылизывать, шумно сопя. От пошлых звуков жарко краснею.

В голове пустота, а тело словно взбесилось. Я подставляюсь под прикосновения сварога, жмурюсь, когда он вжимается в меня пахом и трется стоящим членом о мою задницу, оставляя влажные следы на коже. Скай мокро проходится языком между ягодиц, а затем проталкивает пальцы внутрь. Длинные когти царапают изнутри, боль отдается внизу живота, и я приглушенно мяукаю, раздвигаю ноги шире, в надежде уменьшить давление, и, найдя нужный угол, замираю статуей. Перед глазами темнеет, и вспыхивают радужные искры. Стук сердца набатом отдается в ушах, глуша все остальные звуки. Кажется, я кричу и о чем-то умоляю. Какая, к черту, разница?!

Возбуждение с болью сливается в дикий коктейль. Я плавлюсь под Скаем, жмусь к нему, разрешая. Он входит резко, рывками, не нежничая, и я захлебываюсь криком от первого толчка, чувствуя, как воздух застревает в легких. От боли на глаза наворачиваются слезы. Скулю жалобно, ощущая, как распирает меня член сварога — словно запихнули раскаленную палку, толщиной с руку. Дергаюсь, слышу, как хрустит запястье.

Что-то меняется, удовольствие приобретает извращенно-болезненный оттенок, и тело охотно принимает это. Двигается Скай жестко, вколачивается в меня с силой, до упора и по-звериному рыча, кусая за загривок. Пальцы оставляют синяки на бедрах. Покорно принимаю, двигая бедрами в такт, ощущая, как разгорается под кожей костер, еще немного — и он взорвется фейерверком.

Скай кончает в меня, хрипло выдыхая. Рука смыкается на моем члене, и он в несколько движений доводит меня до разрядки. Обессилено, сломанной куклой падаю на кровать.

Воздух с трудом проникает в легкие. Бездумно смотрю в окно, впитывая рассвет нового дня. Возбуждение, терзавшее мое тело предыдущие дни, исчезает, оставляя после себя только отголоски, и на их место приходит боль. Ноют царапины и укусы, которыми меня щедро одарил Скай, а еще пульсирует вывихнутая рука.

Со спины прижимается Скай, собственническим движением обнимая меня поперек талии. Мне страшно представить его реакцию, когда он проснется, но пока я могу лишь довольно и вымученно улыбаться, наслаждаясь последними минутами спокойствия.

— Мне страшно, Скай, — шепчу, едва шевеля губами. — Не бросай меня.

========== Часть 5 ==========

5 часть

This world will never be

What I expected

And if I don’t belong

Who would have guessed it

I will not leave alone

Everything that I own

To make you feel like it’s not too late

It’s never too late.

Three Days Grace «Never Too Late»

***

Ватная тишина давит на уши. Воздух, в одночасье став карамельно-вязким, с трудом проникает в легкие, царапая воспаленное горло. Холодно, чудится, что лед хрупкой коркой покрывает внутренности, на время притупляется боль в вывихнутой руке. За прошедшие часы запястье распухло, и кожа приобрела пугающий синюшный оттенок с чернильно-фиолетовыми следами пальцев — без слез не взглянешь. Регенерация действует, но слабо, у вконец измотанного организма просто нет сил. Все, что я могу — это не трогать пострадавшую конечность и ждать.

Сочувственно сопит Кляйн, уютно устроившись под боком, кончик его хвоста щекочет поясницу. Урчание дымчатого кота действует не хуже колыбельной. Тяну край одеяла на себя, силясь прикрыться.

Очередное движение превращается в пытку — между ног и внизу живота все болезненно вспыхивает. Судя по ощущениям, во мне прошлой ночью побывал не член, а настоящее полено, которое забыли вынуть.

Коротко, сквозь крепко стиснутые зубы выдыхаю и прикрываю слезящиеся глаза.

— Тео, — Эррол бережно проводит ладонью по моим спутанным волосам и прижимается губами ко лбу. — Ты весь горишь.

Хочется съязвить — язык просто чешется, но меня хватает лишь на то, чтобы вяло кивнуть и согласно промычать.

Диагноз я поставил еще утром, не нащупав под боком Ская, но в полной мере осознав всю хреновость собственного состояния. Тело, несмотря на приказы, уговоры и угрозы, шевелиться отказывалось. Первое время я умирал в позе морской звездочки, уткнувшись носом в подушку и с верой в чудо. Надежда на то, что снежный сварог придет, сдохла где-то к обеду.