Что он мог сказать в ответ?

Пожалуй, речи о разбросе вариантов не шло.

Он закивал часто-часто, словно опасался, что Ингмар возьмёт свои слова обратно. Не увидит энтузиазма на лице и решит вернуться к проверенной схеме, а она успела Вэрнону основательно опротиветь.

Разумеется, перспективы, нарисованные перед ним дядей, не могли не пробудить интерес. Они заинтересовали его, заинтриговали и едва не заставили подпрыгивать на сидении, пока машина стремительно летела к месту назначения, где их уже дожидался главный сюрприз вечера.

В сравнении с тем, что предлагал ему Ингмар, вся программа праздника, придуманная и расписанная в деталях родителями, представлялась детским лепетом. Здесь всё было серьёзно, по-взрослому. Сначала немного настораживало, а потом — втянулся, и ощущение опасности, преследовавшее на начальной стадии, отступило. Появился адреналин. Одна его доза за другой, одно приключение за другим. Страх уходит, глаза расширяются от восторга, рот приоткрывается. Эмоций столько, что слов не хватает для полноценной их передачи. Хочется хлопать в ладоши, подпрыгивая на одном месте.

Двенадцать лет.

И такой подарок.

Иногда, поддаваясь порывам сентиментальности, Вэрнон позволял воспоминаниям закружить его в стремительном потоке, оживляя в сознании события давно ушедших лет; тот первый полёт там оживал тоже. Быть может, не без особых на то причин.

Практически судьбоносное событие.

Первый повод задуматься всерьёз о том, какая жизнь ему интереснее. Та, которую ведут родители, или та, дверь в которую приоткрыл, позволив заглянуть внутрь, дядя Ингмар.

Здесь нет домашнего торта с двенадцатью свечками, соседских детей, игр в прятки и клоуна, показывающего различные фокусы. Всего того, что уже неоднократно было в его жизни, как на собственных праздниках, так и на праздниках, устроенных родителями приятелей. Всегда одни и те же фишки, одни и те же шутки, всегда одна и та же карта, которую клоуны вытаскивают из-за уха.

Пиковый туз.

Интересно, почему?

Может, какой-то знак?

Однажды Вэрнон решился задать этот вопрос, но ничего вразумительного в ответ ему не сказали. Пришлось смириться с осознанием: никакого сакрального смысла. Просто по привычке так делают.

Вот и всё таинство.

Здесь ему показывали карточные фокусы иного толка. Те, которые стоит отточить, переходя из разряда любителя в разряд профессионала, но никогда, никому и ни при каких условиях не открывать тайну владения, потому что откровенность ни к чему хорошему не приводит. Искусство играть и обыгрывать. Многочисленные секреты шулера. Сначала — уровень начинающего игрока, а там — по возрастающей.

Пока не станет мастером.

Клоунов не было. Были многочисленные хмурые мужчины в строгих костюмах, которые пели ему стандартную песенку о дне рождения, был грандиозный фейерверк и прогулка по ночному Наменлосу, завершившаяся на террасе дядиного особняка. Торт был явно приготовлен не в домашних условиях, поражал воображение размерами и больше походил на гору. Горели свечи, потушить которые сам Вэрнон не сумел бы одним выдохом при всём желании.

Тогда, поедая свой кусок праздничного угощения, он загадал себе жизнь, похожую на жизнь дяди.

Стоит заметить, желание исполнилось.

Но вряд ли всё упиралось в народные приметы.

Скорее в то, что у Ингмара изначально были свои планы на будущее племянника.

На первых порах он о них старался не распространяться, да и не был уверен, что Вэрнон поддержит решение обеими руками, отказываясь от размеренной жизни, далёкой от грязи, крови, переломанных моральных ценностей, искалеченных принципов и всего того, с чем они сталкивались практически ежедневно.

Ингмар хотел сделать Вэрнона своим преемником, искренне считая, что разбрасываться владениями, отдавая их в руки посторонних людей — сущее расточительство. Если делать кого-то своим наследником, то кровного родственника, неоднократно доказавшего свою преданность, как самому Ингмару, так и делу, а ещё — способность управлять таким огромным живым организмом, носившим название «империя Волфери».

И делать это планировал не насильно.

Его попытки привить вкус к жизни не прошли даром.

Семена упали на благодатную почву, принялись, дали обильные всходы и богатый урожай.

Вэрнон вырос со временем в идеального кандидата.

Став частью дядиной команды, он успел повидать и пережить многое, но тот вечер, условно обозначенный, как момент посвящения, врезался в память сильнее всего остального, положив начало своеобразной традиции, которую Вэрнон искренне любил. Его небольшое развлечение, его маленькая слабость. Его высота. Парение над ночным городом, вполне исполнимое желание посмотреть на Наменлос сверху, с высоты птичьего полёта, удивляясь тому, насколько удивительно и непривычно он выглядит.

Яркое пятно — сотни, а то и тысячи огней, загорающихся по всему периметру.

Сегодняшняя цель была проста и предельно ясна.

Одна из наиболее примечательных точек города, с которой можно окинуть его взглядом и почувствовать себя, если не королём мира, то хотя бы королём данного мегаполиса.

Сложно думать иначе, когда он раскидывается перед тобой во всей красе и виден, как на ладони.

Чтобы произвести на Рэймонда большее впечатление, возможно, стоило отказаться от услуг профессионалов своего дела и самостоятельно пилотировать вертолёт, но Вэрнон эту затею удачной не находил. У него были иные задачи и мысли, связанные с полётом. Провернуть задуманное, будучи пилотом, он не сумел бы.

На гениальность идея не претендовала, но была, по-своему, примечательной. Вэрнону хотелось так думать, ещё — рассчитывать на то, что задумка выгорит, и Рэймонду начинание понравится, а не вызовет протест и недоумение. На первый взгляд, он был приличным домашним мальчиком, которого интересует процесс познания, а потому в культурную программу его повседневных развлечений включены путешествия, знакомства со старыми дневниками, хранящими воспоминания о событиях ушедших лет, тайны, коими окружены люди и города. Наблюдатель — лучшая характеристика. Самая точная, самая цельная, самая подходящая и отражающая суть. Исследователь. Своего рода, учёный, заинтересованный в получении определённых знаний, доступ к которым способен обрести не каждый встречный, а только отдельные личности.

Рэймонд был не чужд азарта и совершения поступков, связанных с риском.

Вэрнон видел в нём авантюриста.

И родственную душу.

Мог ошибаться, но склонялся к мысли, что ошибки всё-таки нет, и он всё понял правильно. Расшифровал без посторонней помощи, опираясь на свои познания в такой занимательной науке, как человековедение. Этому не учат в школе. Это постигается лишь на практике, методом проб и ошибок. Иного пути нет, к сожалению.

Он не знал наверняка, как встретит его предложение Рэймонд.

Априори, не мог этого знать.

Но надеялся, что его страсть разделят, и принятое решение не обернётся катастрофой. Наверное, подобные вещи следовало заранее обговаривать и согласовывать со вторым участником, но он делал ставку на эффект внезапности и некоторой непредсказуемости, попутно напоминая себе о том, что большинство мальчиков взрослых отличается от маленьких только ценой используемых игрушек, в остальном — интересы мало меняются. Но некоторым приходится облизываться, глядя на те или иные игрушки, а другим достаточно выложить на стол определённую карточку, и все проблемы исчезают разом, а автопарк пополняется желанным экземпляром. Или не автопарк. Частные самолёты, вертолёты и яхты становились предметами желания не реже, чем машины, а, может, и чаще. Последними удивить кого-то было несложно, они давно стали обыденностью, первые три пункта пока столь широкого распространения не получили, потому и интерес пробуждали больший.

Перед отъездом Вэрнон успел ещё раз переговорить по телефону со своим помощником, удостовериться, что всё остаётся в силе, погодные условия позволяют совершить вылет, и никаких помех не предвидится.