Он съел неограниченное количество сладостей, и его мучила жажда.

Он, стараясь остаться незамеченным, спустился на цыпочках по лестнице, привидением проскользнул в кухню и, действуя максимально бесшумно, взял из холодильника коробку с соком.

Обратно он не поднялся. Так сложились обстоятельства. И, наверное, стоило сказать им спасибо за спасение. Ведь, отправься он тогда в спальню и заберись по одеяло, сейчас его не было бы в живых.

Он так и выскочил на улицу — растрёпанный, растерянный, безумно напуганный. В одной лишь тонкой пижаме, комнатных тапочках и с коробкой сока в руках.

Единственное, что он мог — это бежать, как можно дальше, и не думать о том, что довелось увидеть.

Любой взрослый сказал бы ему, что стоит обратиться в полицию, описать преступников, добиться торжества справедливости и безоговорочной победы правосудия, но он знал, что все попытки окажутся тщетными — напрасная трата времени.

Незваные гости, нагрянувшие накануне Рождества в дом одной из богатейших семей Наменлоса, не были обычными мелкокалиберными преступниками, которых интересует лишь нажива, и которые обязательно попадут за решётку, если однажды нарушат закон.

То были люди Ингмара Волфери.

Он узнал бы их из тысячи.

Из миллиона.

Или даже миллиарда.

Он видел их неоднократно, когда они маячили за спиной этого статного мужчины, чьи волосы тронула первая ранняя седина. Неизменно упакованного в дорогие костюмы, предпочитавшего жизнь, организованную по высшему разряду, говорившего хорошо поставленным, обманчиво мягким голосом и долгое время изображавшего друга семьи. А после — стоило лишь слегка утратить бдительность — нанесшего удар.

Бывший одноклассник отца, с которым они шли рука об руку, вели общие дела и, в общем-то, никогда не демонстрировали недовольства друг другом.

То были люди Ингмара Волфери.

И это значило только одно.

Он ничего не докажет и ничего не добьётся.

Незадолго до того, как они пришли, Ингмар сам нанёс визит вежливости своим деловым партнёрам. Был, как всегда, учтив, вежлив и жизнерадостен. Привёз дорогие шоколадные конфеты, приготовленные в кондитерской на заказ, сливочный ликёр и букет белых лилий. Поздравил всю семью с наступающими праздниками, крепко обнял Юнону, получив в ответ целомудренный поцелуй в щёку — отпечаток розовой помады с перламутром время от времени вставал перед глазами, как одно из самых ярких воспоминаний о событиях того вечера. Больше не сам след, а то, как Ингмар стёр его с кожи небрежным жестом, поморщившись от отвращения, пока, как он думал, никто не видел и не проявлял интереса к его поступкам.

Поздравил сына Юноны.

Вручил медведя её внуку, похлопав по плечу и крепко пожав руку представителю молодого поколения, гордости семьи и главной надежде Юноны. Сына она считала не слишком достойным продолжателем, зато во внуке видела куда больший, достаточно ярко выраженный потенциал.

Рэймонд немного гордился, наивно думал, что его равным посчитали. Принял лицемерие взрослых за чистую монету.

Поразительно то, что Юнона с самого начала напророчила им незавидную судьбу. Получив презент и дождавшись, пока Ингмар покинет их дом, она долго вертела букет в руках. Не спешила за вазой, не боялась того, что цветы увянут. Наверное, желала этого, несмотря на то, что выглядел презент роскошно — Ингмар не поскупился. Их было много. Очень много. Белоснежные лилии сорта «Касабланка» — он запомнил их название лишь благодаря одноимённому фильму, который Юнона любила гораздо сильнее цветов — не пробуждали у неё типичного женского восторга, напротив, породили некую нервозность.

— Лучше бы выбросить их, — произнесла задумчиво.

— Почему? Они ведь такие красивые.

— Для меня лилиями пахнет смерть, — ответила Юнона, пристально разглядывая безумно красивые, но такие пугающие после прозвучавших слов «Касабланки». — Если я где-то и захочу их видеть, то только на своей могиле. А пока я жива, предпочла бы получать другие цветы.

Невероятное попадание.

Оглушительное открытие.

Ингмар Волфери исполнил её желание в кратчайшие сроки, и длинные зелёные ветки, увенчанные белыми плотными и невероятно крупными бутонами, легли на землю, припорошенную редкими снежинками.

Зима в тот год выдалась малоснежной, но холодной.

Ингмар, ставя корзину, заполненную до отказа «Касабланками», говорил, что при жизни это были любимые цветы Юноны.

Естественно лгал.

Но это была едва ли не самая безобидная его ложь.

В сочельник, датированный тем ужасным годом, Ингмар принёс семье Рэдли обманчивую радость на пару мгновений.

Он же привёл за собой истинную смерть, окутавшую их дом навечно.

Как же давно всё это было.

Пальцы потёрли переносицу показательно усталым жестом.

Ресницы взметнулись вверх, взгляд встретился с острым, похожим на лезвие заточенной бритвы взглядом того, кто отражался в стекле.

— Волф-ф-фери-и.

Эта фамилия сорвалась с губ с шипением, похожим на змеиное. Обожгла. Удивительно, что кровоточащие язвы на коже не оставила.

Несколько произнесённых букв, как добровольно сделанный глоток концентрированной кислоты.

— Волфери, — повторил он, выдыхая облачко пара на стекло, затянутое морозными узорами.

Представил, как по гладкой поверхности растекается иной узор — карминно-красный, и ухмыльнулся. В ярко-зелёных глазах мелькнул огонёк сумасшедшинки, столь старательно удерживаемой внутри, а ныне получившей шанс на долгожданное освобождение.

Автобус проехал под мостом и замер на месте.

Конечная остановка. Городское кладбище.

Он поправил капюшон, натягивая ткань едва ли не до бровей и, перекинув небольшой рюкзак через плечо, вышел на улицу.

Тонкий хрупкий лёд, затянувший лужи, хрустел, ломаясь, под подошвами ботинок с тяжёлой подошвой. В ночной тишине этот хруст казался преувеличенно громким.

С каждым шагом Рэд подбирался всё ближе к цели.

Перемахнуть через ограждение, не тратя время на поиски центральных ворот. Дальше — ориентироваться по памяти, вспоминая о том, как они с Терезой в последний раз приезжали сюда вместе. Десять лет назад, незадолго до того, как он покинул её дом и больше не вернулся. Пропал без вести. Моментами в его душе просыпалось саднящее чувство, возникали порывы напомнить о себе, но исчезали они столь же стремительно. Он научился резко разрывать связь с прошлым и ни о чём не жалеть.

Вообще ни о чём.

Чувства — хлам. Привязанность, любовь, дружба — всего лишь ниточки, за которые можно дёргать, манипулируя другими людьми. До тех пор, пока они приносят выгоду и способны что-то дать. Главное — самому не попасть в эту западню, вовремя выскочив из ловушки. Успеть, прежде чем захлопнется капкан.

Когда срок их службы выходит, можно попрощаться. Дороги расходятся, прошлого не вернуть.

Он достал из рюкзака фонарик. Подсветил немного, пытаясь понять, где находится сейчас. Ничто не стояло на месте, всё фатально менялось. Знакомый прежде город предстал перед ним в амплуа незнакомца. Вырос, хотя и прежде не был маленьким, облагородился, расцвёл, подобно розе, которую тщательно оберегают, подкармливают, за которой ухаживают, получая в благодарность роскошные цветы.

Наменлос был прекрасен в своём многообразии лиц и примеряемых образов.

Вульгарен и строг, вычурен и сдержан, развратен и целомудрен одновременно.

Но яркие вывески и стандартное «Добро пожаловать в Наменлос», приветствовавшее путешественников на въезде, бдительности не усыпляли. Кричащий неон и многочисленные огни, заполонившие город, напоминали ему о столбах пламени, взмывающих к небесам, звоне битого стекла и взрыве, уничтожившим его прошлое за считанные секунды. Наменлос был враждебно настроен к нему, но пытался казаться приветливым.

Обманчивые улыбки при встрече, пугающая неизвестность в перспективе.

Он потратил некоторое время на поиски нужного места, искусал нижнюю губу до крови, сорвав пару сухих корочек, и отправился туда, где ждали его Рэдли в полном составе. Некогда одна из самых влиятельных семей этого города, а теперь все, как один, мертвецы. Нет людей — нет проблем.