Та спокойно сидела в кресле, высоко подняв подбородок.

– Не забывайтесь, Анри! Вы – мой пасынок! Я – хозяйка в замке и графиня, вы – лишь виконт. Замковая стража выполняет мои приказы! И приказы графа! – с деланым спокойствием произнесла она и воззрилась на виконта.

Слова мачехи возымели на него действие, подобно холодному ушату с водой. Он замер на месте.

– Вы хотите сказать, что прикажите страже выставить меня из замка? На каком основании? Что вы скажете графу? – спросил Анри, стараясь держать себя в руках.

– Я найду основания и оправдания своему поведению, не сомневайтесь, сын мой.

Анри побагровел от гнева. «И она ещё называет меня сыном! Ведь мы почти ровесники…»

Графиня продолжала смотреть на виконта, вложив в свой взгляд всю холодность и презрение, на которые была только способна.

– Не смею задерживать вас, сын мой! – произнесла графиня и скрестила руки на груди. – И впредь не смейте являться ко мне без доклада.

Красная пелена застелила глаза Анри. Он резко развернулся и поспешил оставить, увы, не гостеприимные покои мачехи.

Остаток дня он провёл, пьянствуя с друзьями. К полуночи виконт напился до беспамятства и, едва держась на ногах, направился к покоям графини. Но та, зная скандальный нрав своего пасынка, поставила у дверей стражу.

Анри тщетно попытался преодолеть сопротивление двух дюжих молодцов, облачённых в кольчугу и сюрко фамильных цветов, вооружённых мечами. Те быстро скрутили распоясавшегося нарушителя спокойствия и препроводили в стражницкую, где тот рухнул на пол и проспал до утра.

На следующее утро графиня получила послание от Ригора. Он писал, что благополучно прибыл из Милана, привёз всё, что заказывала госпожа, и нижайше просит принять его. А также имеет дерзость передать её сиятельству свиток со стихами.

Ригор, следуя за управителем, в сопровождении слуг, несших за ним сундук, вошёл в залу. Почти сразу же появилась графиня в сопровождении камеристок.

Молодой торговец изящно, по-милански, поклонился. Беатрисса ответствовала кивком головы и улыбкой. Ригор обратил внимание на одеяние графини, ибо верхнее платье было пошито из терракотового бархата, который его покойный отец привёз из Милана в прошлом году; а нижнее – из тончайшей бежевой шерсти, расшитой золотой нитью. Голову Беатриссы венчал недавно вошедший в моду убор, по форме напоминающий седло, который украшали валики в тон верхнего платья.

Словом, графиня была на редкость хороша, невольно Ригор ощутил слабость в ногах и волнение.

Пока Ригор и слуги раскладывали на столе рулоны тканей, разворачивали их, графиня с интересом изучала Ригора. Тот, почувствовав пристальное внимание столь знатной госпожи, смутился.

– Я получила твои стихи, Ригор… – едва слышно произнесла графиня.

Молодой торговец, разворачивая очередной рулон ткани, замер.

– Ваше сиятельство, я лелеял надежду, что вы соблаговолите прочесть их, – шёпотом ответствовал он.

– И я их прочитала… Надо сказать, что слог твой безупречен, – с видом поэтического знатока констатировала Беатрисса. – Из тебя бы получился отменный трубадур.

Ригор слегка поклонился.

– Благодарю вас, ваше сиятельство. Если бы я мог услаждать ваш слух музыкой и стихами, то был самым счастливым человеком на свете.

Графиня мельком, для приличия, взглянула на ткани, разложенные на столе.

– Очень мило… Ты умеешь играть на лютне? – как бы невзначай поинтересовалась она.

– Да, госпожа… Из мелодии и стихов получается альба или кансона[4], песнь любви.

Беатрисса улыбнулась.

На следующий день, ближе к вечеру, Ригор получил краткое послание от графини де Мюлуз, написанное рукой одной из камеристок. В нём говорилось:

«Мечтаю усладить свой слух пением и игрой на лютне… Через два дня я с кортежем направлюсь в свою резиденцию Шальмон, что в пяти лье от Мюлуза, где намерена провести несколько дней. Буду рада, если ты присоединишься к моему кортежу…»

Прочитав послание, Ригор был на вершине блаженства. Богатая дама, графиня де Мюлуз, одна из красивейших женщин Бургундского графства назначила ему свидание!

…Через два дня, едва колокола церквей отзвонили терцию[5], Ригор пешком покинул Мюлуз, отправившись к тракту, ведущему на Шальмон. Он предусмотрительно надел зимний плащ, подбитый мехом, и тёплые башмаки с загнутыми носками по последней моде. Голову его украшал бархатный берет с отделкой из беличьего меха, усыпанный разноцветными стразами. На его левом плече висела кожаная сумка со сменой белья и свитками пергамента, испещрёнными стихами, в правой руке он сжимал лютню.

Ждать кортеж графини ему пришлось недолго. Он появился в холодной утренней дымке, подобно разноцветной гусенице, выползающей из городских ворот. Ибо Беатрисса всегда путешествовала с размахом, её сопровождали многочисленные слуги, камеристки, ловчие, егеря, выжлятники, повара, прачки и так далее – словом, все те, кто смог бы скрасить её досуг и сделать его комфортным на протяжении нескольких дней в замке Шальмон.

Замок Шальмон некогда принадлежал барону де Шальмон, отцу Беатриссы. После его смерти Беатрисса, ставшая графиней благодаря удачному замужеству, перестроила своё родовое гнездо, ибо замок был небольшим – за крепостными стенами на возвышении вздымалась лишь башня-донжон, к которой вела незамысловатая деревянная лестница и легко убиралась в случае нападения неприятеля. Вокруг донжона, где обитала семья барона, теснились хозяйственные постройки и конюшня. Словом, замок Шальмон был беден и не отличался комфортом. Единственной его жемчужиной была Беатрисса, которая с первого же взгляда покорила графа де Мюлуза, как-то раз остановившегося в нём на ночлег.

Граф, уже овдовевший к тому времени, имевший взрослого сына, во что бы то ни стало решил жениться на юной дочери своего безвестного вассала. Разумеется, барон де Шальмон пришёл в неописуемый восторг, когда граф попросил руки Беатриссы.

Увы, годы замужества не принесли ей счастья, ибо граф был уже не молод и страдал постоянными недугами. Беатрисса сначала увлеклась своим пасынком, а теперь – Ригором Жюифом, которого мечтала видеть в своей свите в роли придворного трубадура.

Знаменосец, ехавший во главе кортежа, державший в правой руке штандарт Мюлузов, вздыбленного золотого льва со свитком в зубах, поравнялся с Ригором, стоявшим на обочине дороги. За ним следовал небольшой вооружённый отряд, затем – ловчие, загонщики, выжлятники, псари вели на поводках нескольких маалосских догов, натасканных на вепря и оленя, далее – карета камеристок, за ней – карета графини, украшенная изображением гербов.

Из кареты выглянула миловидная камеристка и махнула рукой, указывая юноше в конец кортежа. Ригор растерялся: как он поедет в повозках прислуги?..

Но делать нечего, совладав с гордыней, он смиренно дождался повозок прислуги, и, завидев в одной из них музыкантов, несмотря на холод, игравших на флейте и виеле[6], присоединился к ним.

Те безропотно приняли Ригора в свою компанию и попросили сыграть им на лютне.

…Кортеж двигался неспешно. После полудня он остановился, графиня решила сделать привал и отобедать. Прислуга тотчас развела костры и принялась жарить мясо.

Музыканты вкупе с Ригором развлекали госпожу за трапезой.

Виконт Анри де Бриссон прекрасно знал об отъезде мачехи. Она и раньше часто покидала Мюлуз, отправляясь в Шальмон, дабы сменить обстановку, поохотиться, устроить очередной праздник с участием буффонов[7], жонглёров и музыкантов, глотателей ножей, пожирателей огня и прочее.

Часто виконт сопровождал Беатриссу. Они прекрасно проводили время в Шальмоне, никто не мог им помешать предаваться неистовым наслаждениям. Но, увы, времена меняются. Анри замечал, что поведение Беатриссы изменилось. Виконт считал себя искусным любовником и галантным кавалером. Поначалу, когда пасынок вернулся из Крестового похода с богатой добычей, графиня считала также. Но не теперь…