Мы начали с темы общих знакомых и девушек, а закончили личным геморроем с представителями сильной половины человечества.
О вине и женских разговорах можно слагать легенды.
— …Олдрич Киллиан, знаешь такого?
Лучше бы не знала.
Несколько раз мы выходили на улицу, и Наташа курила тонкие сигареты, жалуясь на то, с каким недовольством Брюс относился к этой привычке, и что в их компании только она да Старк — рабы типичного для представителей нашей возрастной категории порока.
— Знаю, — ночной воздух морозил уши, однако я упрямо оперировала приходом весны и отказывалась обматывать шарф вокруг головы. — Я с ним как-то целовалась, — принять из ее рук бутылку и сделать крупный глоток, поморщиться.
— Серьезно? — облачко дыма вырывается из губ со смешком.
Я нетрезво улыбалась.
— Слава богу, только целовалась. А что с ним не так?
— Идиот он, вот что с ним. Он вел в своем айпаде список, с кем спал, его девушка это нашла. А там после нее было еще четверо.
Никогда бы не подумала, что промывание костей лицам, под тем или иным предлогом фигурировавшим и оставившим след в нашей жизни, — вещь вполне увлекательная. Никогда бы не подумала, что вообще способна на такого рода бестактность да вопиющий протест собственным моральным устоям.
На часах было три, когда мы лежали плечом к плечу поперек кровати. Я любовалась плывущим потолком и наслаждалась непередаваемым чувством невесомости во всех конечностях. Наташа подпирала щеку кулаком и время от времени подцепляла пальцами кончики моих волос, разметавшихся по покрывалу.
— Это твой натуральный цвет?
Я издала нечто, схожее с согласным мычанием, прикрывая веки и отправляясь в круговорот одурманенного алкоголем рассудка.
— Иногда посещает мысль перекраситься в блондинку, но не решаюсь.
— Лучше не надо, волосы испортишь.
Не согласиться было нельзя — я итак вредила им плойкой, когда не лень было пускать чудо техники в оборот.
В окно пробивался лунный свет, и невеликих габаритов помещение изредка озарялось вспышками фар проезжающих мимо авто.
— Могу задать очень личный вопрос?
Пружины в матрасе слабо скрипнули; ворочающаяся на соседней кровати Наташа перекатилась на бок, лицом в мою сторону. От дискомфорта пьяный дурман на неопределенный промежуток времени ослаб. Я поежилась и натянула тонкое одеяло до подбородка.
— Ты когда-нибудь изменяла любимому человеку?
Со стороны послышался вздох, громче обычного.
— Один раз. По глупости: из-за обиды и в отместку. О чем потом все равно пожалела.
— Брюсу?
К удивлению, ответом служил смешок, хотя и не совсем искренний.
— Брюсу? Нет, конечно, нет. В прошлом году я встречалась с одним бабником, который ходил налево, не скрываясь. И как-то раз я разозлилась на него особенно сильно, после чего договорилась со Стивом…
Воздух с кашлем вышел из моих легких.
— Только не говори, что речь о Роджерсе.
Нетрезвый смешок скрылся под одеялом, в одночасье накрывшим рыжую голову.
— Ну, всякое бывало.
— О, боже мой! — я откинулась на спину, не сильно беспокоясь о качке, образовавшейся в море моего рассудка от столь резкого телодвижения. — Это не было тем, что я хотела бы знать.
— В определенных случаях секс по дружбе очень даже хорош.
— Не надо! Этих… подробностей!
Мою нестрогую пародию на угрозу сопроводил приглушенный смех.
Мы не задумываемся, как сильно переплетаются наши судьбы, пока не сталкиваемся с очевидным лоб в лоб. Не догадываемся, как пересекаются друг с другом люди в маленьком городе, изумляемся, если пресловутый город оказывается совсем не маленьким, а слухи о ближнем по-прежнему затесываются в узком кругу, не думаем о том, что где-то в считанных километрах кто-то может нас обсуждать, и чье-то сердце может замереть и нечаянно разбиться после необдуманного: «о, так ты встречаешься с этим парнем? Моя знакомая с ним спала, а еще он как-то раз предлагал в открытую секс мне; я отказалась. А, кстати, однажды…». Мы не всегда руководствуемся правдой, клеймя ту или иную девушку особой легкого поведения; кому какое дело, так ли это в действительности? Главное, что кто-то когда-то сказал.
Впитываем ложь, дышим ею. Рушим отношения, будучи недостаточно честными друг с другом. Прогниваем насквозь.
Девственниц и девушек, живущих половой жизнью, позорят одинаково. За парнями, которые всему свету по секрету доносят о своих сексуальных победах — бегают, а на тех, кто готов воспринять тебя в первую очередь, как личность, не обращают внимания.
С каких пор моральная падаль считается нормой? Меня тошнило от этого города. Тошнило от злословия, подстрекающего на каждом шагу.
А время идет, и мы продолжаем закручиваться в плотный комок из взаимоотношений. И все так же слушаем, кто, с кем и когда, в конечном счете почти переставая дивиться новым порциям «открытий».
Некоторое время мы лежали в тишине. Мысли с трудом формировались в единую и связную линию. Я вновь ощутила страшный дискомфорт, прежде чем напряженно вздохнула, однако сомнительных сил придавало обещание, данное Беннеру:
— Знаешь, я… это не совсем мое дело, — пальцы нервно теребили ремешок наручных часов, — и я ничего плохого о тебе не думаю, тем более, глупо судить человека, не зная всех тонкостей ситуации, но Брюс переживает за тебя. За вас.
Ее голос заполнил тишину, образовавшуюся в момент моего мысленного построения последующей реплики:
— Я догадываюсь, о чем ты хочешь спросить. Но я сама не знаю, почему так происходит.
Мелькнувшая вспышка света фар на миг выхватила из полумрака ее обеспокоенное лицо.
— Ты не ходила к врачу?
Шуршащее движение в районе подушки; словно бы отрицательно мотнула головой.
— Я делала тест. Глупо, учитывая, что у меня никого не было около полугода. Просто подумала… не знаю, если честно, о чем я думала. Уже март, а у меня не шли месячные с января.
— Эй, — я не заметила, как тело потянуло вверх, и в следующее мгновение уже сидела на кровати, вглядываясь в ее силуэт. — Пообещай, что сходишь. Это не шутки.
Наташа отняла ладонь ото лба. Некоторое время она бездумно смотрела в стену перед собой, прежде чем вновь устало прикрыла глаза.
— Духу не хватает записаться.
— Хочешь, я схожу с тобой?
Она повернулась ко мне, но всю полноту эмоций в обращенном взгляде разглядеть так и не удалось.
— Хочу, — шепотом.
Смена темы оказалась предсказуемой.
Мы обсуждали домашних животных. К чему? Кто знает.
И лишь когда тяжелые веки стало невозможно держать в открытом положении, а мозг объявил категоричный вотум, согласовавшись со всеми органами чувств, до слуха донеслось тихое:
— Ты необыкновенная, Пеппер. Тони не знает своего счастья.
Ответить Наташе я не успела, — мысль встрепенулась в угасающем сознании и потухла, — безбожно и слишком быстро заснув.
***
— Слушайте, а давно мы так не собирались вместе, правда?
— Последний раз был осенью, — вторила я Хэппи, придерживая рукой коробку пиццы и балансируя на одной ноге, покуда другая оказалась занята мягким отпиныванием Снежка от двери, норовившего рвануть навстречу мартовским лужам и визжащим покрышкам автомобилей. — Ну-ка, брысь! Гулять захотелось? Быстро перехочешь.
Практически всю дорогу до дома Тони шел следом молча, покорно таща пакет с колой и прочей съестной ерундой, заготовленный к вечернему кинематографическому марафону.
С тех пор, как Лесли «официально» переехала к нам, она не упускала ни одного случая уговорить Майка на прогулку совершенно любого типа, начиная от воскресного пикника (от которого отвертеться не удавалось даже мне) и заканчивая посиделками в компании общих друзей (коих у папы раньше, за исключением нескольких коллег-охотников-рыболовов, не особенно наблюдалось) за звенящими бутылками пива да разговорами на тему «как сложно быть родителем». Впрочем, кое в чем я находила сходство наших поколений. Разнились только темы извечных жалоб на вселенское бытие.