***

Дорогу укрывало до непозволительности тонкое и хрупкое белоснежное полотно.

Я вставала посреди ночи за стаканом воды и далеко не сразу поняла, что на кухне что-то не так — при взгляде в окно неожиданно не обнаружилось привычного дождя.

На улице бушевало легкое подобие метели. Сильный ветер надувал маленькие снежинки, четкость которых сложно было узреть — они превращались в вездесущий рябой туман, то оседающий на промерзлую землю, то сметающий предыдущий мерцающий в свете фонарей слой.

Первый снег. Кажется, я впервые не ощущала былого восторга по сему поводу.

Хотелось заварить чай, вставить наушники и послушать красивую и печальную музыку, но с учетом раннего подъема это было непозволительной роскошью.

К утру ничуть не распогодилось; наоборот: хлопья стали крупнее, а ветер — хлеще; они били в лицо, вынуждая страшно пожалеть об идее накрасить сегодня ресницы, кололи щеки, мешали не то, что передвигаться — видеть подобия очертаний предметов перед собой. Я продрогла в пальто до костей, ноги под тканью колготок приобрели характерный красноватый оттенок. Не самой лучшей идеей было надевать юбку, но что иной раз взять с девушек?

Наше с Хэппи общение вновь вошло в привычное русло. Стоит отдать должное: на всех уроках он держался рядом, однако перед походом в столовую нарисовался этот вездесущий… этот, лезущий туда, куда не следует, и все обеденное время я в гордом одиночестве проторчала в классе. Уж лучше быть одной без лишних свидетелей, нежели сидеть без компании за столиком на глазах у всего потока.

В числе первых, кто нарушил мое унылое времяпровождение наедине с портретами литературных гениев, оказался Стивен. Блистающий своей уникальной и многогранной коллекцией джемперов. Некстати вспомнился тот неприятный инцидент в коридоре; он участливо поздоровался и присел за парту позади меня, раскладывая тетради спокойно — не швыряя небрежно на присущий Старку стиль.

А вот за мысли о нем пора бы уже давать себе оплеухи.

Не зная, как начать диалог, просто развернулась к нему.

— Сегодня первая репетиция.

Стив оправил манжеты и аккуратно сложил ремешок сумки подле своего сидения.

— Да, — неприлично светлые и чистые для этого мира глаза, обращенные в упор, — мы ведь вместе танцуем?

— Вместе.

Казалось, он в особенных утверждениях не нуждался, делая своеобразное лирическое отступление перед конкретно волнующим вопросом:

— А где собираемся? В спортивном зале?

— Нет, в классе, — я на секунду задумалась, прикидывая, как бы ему объяснить, — знаешь, где занимаются девочки из кружка по аэробике?

— У нас в школе есть кружок по аэробике?

То, как Стивен приподнял бровь, вызвало непроизвольную улыбку.

— Давай встретимся в шесть на главном входе у школы? Вместе поднимемся.

— Спасибо, хорошо, — Стив кивнул, одновременно усаживаясь за парту; локоть неудачно сдвинулся в сторону. С легким хлопком увесистый блокнот упал на пол. Страницы не раскрылись, но уперлись в твердый фундамент и с шелестом смялись. — О, только не… — Роджерс не успел договорить, как я в спешке склонилась к несчастному скетчбуку.

Возможно, это было чем-то излишним, но я аккуратно расправила загнувшийся лист, да так и замерла с блокнотом в руках.

— Это… — Стив выглядел до крайности смущенным. — Это ты рисовал? — не знала, как выразить собственное изумление, но голос, полагаю, идеально сделал это за меня.

Страницы венчал рисунок… нет, не женщины — девушки. Она изображалась простыми карандашами, но волосы и глаза прорисовывались темными тонами, позволяя предположить, что в реальной жизни их обладательница была кареглазой брюнеткой. Стриженые по плечи кудри, заколотая прядь, четко очерченные губы. То ли рубашка, то ли светлое платье с винтажным воротничком.

— Ну, — Стивен неловко потирал шею и косо поглядывал на скетчбук. — Это моя хорошая подруга. Просто подруга. Пегги, я… рисовал давно, но не успел отдать. Подарить.

Чувствуя себя воровкой, вторгшейся в обитель чьих-то личных переживаний, я перевернула страницу, делая вид, что не заострила внимания на его сумбурных объяснениях. Некоторые люди могут быть достаточно осведомлены о природе человеческих чувств, но истинный ум порой проявляется совсем не в его демонстрации.

Следующий рисунок — необычного вида обезьянка на цирковом одноколесном велосипеде, движущийся по рельсам в горах поезд, кусочек Италии с позиции карты мира. До меня не сразу дошло, что глазеть без спросу на чужие работы — неприлично, а когда осознание огрело по голове, Стив обнаружился гипнотизирующим блокнот, со слегка закушенной изнутри губой.

— Прости, — я напоследок разгладила уголок листа и бережно закрыла скетчбук, протягивая оный Роджерсу. — Ты очень красиво рисуешь. Занимался где-то?

Класс постепенно заполнялся прибывавшими учениками, среди которых, если меня не обманывал слух, где-то прозвучал принадлежащий Хэппи голос.

— Нет, самоучка, — Стив улыбнулся просто, но тепло. — Да и я бы не назвал это серьезным увлечением — скорее, убийство времени на досуге.

— Все равно здорово, — взгляд против воли упал на покоящийся на парте блокнот. — Я бы не смогла так нарисовать поезд.

— Ты тоже рисуешь?

— Только людей и птиц, — «людей», как же. — Но не дай бог кто-то это увидит.

— Не думаю, что все получается настолько плохо.

— Не плохо, но, — я запнулась, стоило взору уцепиться за темную макушку, окруженную мельтешащими светлыми вспышками. Нора Уэшвилл настойчиво атаковала Старка с какими-то расспросами или попытками завязать беседу, в то время как он определенно не знал, в какой бы манере ей намекнуть поскорее смыться, если судить по выражению лица и напряженно сжатым челюстям. В душе зажегся маленький огонек злорадства: поделом ему. Памятуя о вечном бешенстве Тони, вызываемом «общением с идиотами», а в данном случае — «идиотом» женского пола, я чуточку радовалась, прикидывая, станет ли он жалеть о нашей ссоре на репетиции. Ведь ягодки, что говорится, впереди. — Я весьма самокритична, — отвернулась, возвращая все внимание Стиву.

— Обидно, когда у одних самооценка на грани заниженной, а у других просто бьет потолки, — не уверена, что Стивен имел в виду кого-то конкретного, но легкий намек в реплике раздался своими отголосками.

И если это был он, то я с Роджерсом полностью солидарна.

***

Завязать беседу на тот же незатейливый лад, как на перемене, вечером не удалось. На мой вопрос, как Стив относится к снегопаду, прозвучал ответ: «Ужасно, если честно», и собственную реплику я до самого «танцевального кабинета» так и не придумала. Фразы-то были заготовлены с расчетом на положительную реакцию.

Принести на занятие сменную обувь додумалась только я, Уэшвилл и пара ее подружек с группы поддержки. Только если у Норы были какие-то специальные хореографические ботинки, то я вытащила из шкафа свои старые, мягкие, балетные тапочки: бежевые, немного убитые, обычные хлопковые чешки с раздельной пяткой и шнурком-затяжкой, регулирующим плотность обхвата стопы. Помнится, во времена занятий танцами им подобные изнашивались со страшной силой и быстротой; только из кожаного материала дольше держались, но и стоили дороже. Эту же пару до конца «избить» я не успела, ибо особенно не надевала — по тем меркам они были велики и постоянно спадали с пятки. Неудачная покупка, сослужившая службу впоследствии. Пусть и не особо значимую.

Я сидела на узкой лавочке со Стивом, который едва умещался рядом, да безразлично теребила бордовый шифоновый подол, испещренный желтыми и оранжевыми мелкими цветочками. В игривом расположении духа Тони имел дурную привычку дергать у этого платья ленту под грудью, распуская аккуратно завязанный на спине бант. Уэшвилл что-то верещала о музыке и включала на принесенном ноутбуке (странно, что не розовом) песни; мне было откровенно плевать — глаза сами выискали памятник собственному мазохизму, подпирающий стену с телефоном в руках.

Желание прибить его не исчезало, но к нему прибавилась еще и ноющая грусть.