– Ника, это я, – сказал Евангел, поставив поднос на прикроватный столик. Он сел на край кровати и попробовал приподнять одеяло, но детские ручки вцепились в него с такой силой, что это скорее грозило вывихом. – Ты не спишь.
Ника заметала головой.
– Плачешь?
Опять.
– Тогда почему спряталась в одеяле?
Она не ответила.
– Я принес тебе поесть. Кушать надо, особенно, когда горе.
– Почему? – донесся тихий голос.
– Потому что от горя можно умереть. И чтобы этого не случилось, нужно делать все то же, что и всегда. А значит, что нужно правильно питаться!
Одеяло взлетело в воздух, явив Евангелу эмбриона в исполнении Ники.
– Если хочешь, я покормлю тебя с ложечки?!
– Угу… – ей сейчас больше всего было необходимо чужое внимание и Ева готов был его обеспечить. Он любил детей и всегда соглашался присмотреть за младшими, если появлялась такая необходимость. Учителя по этикету ко всему прочему учил обращаться с младшими, так что ему всё это было только всласть. Он кормил её медленно, вручив в руки полотенце, это было мило и необычно. Малышка сидела на кровати и открывала рот, внимательно смотря на него. Они молчали, но даже так, он уже понимал, что ей легче уже от этого.
Пережить смерть невозможно, она всегда обрушивается камнем и больно лежит на груди, вызывая уныние, и лишь со временем ты начинаешь не замечать его, возвращаясь к обыденности. Главное лекарство: действие. Трое мужчин занимали себя работой и Никой, а Ника была полностью вовлечена в их идеи. Ужасно понимать, что ты больше никогда не увидишь Тако, что он больше не встретит тебя у двери, не улыбнется смущенно и не скажет что-то своим лиричным голосом. Всё, что было связано с ним, стало запретным плодом мысли, губящим душу болью и скорбью.
Потерявшись в заботе о девочке, Евангел позабыл о проблемах с Шелом. Им с Никой было хорошо вместе. Она его уважала, а он не хотел её обидеть, обращаясь практически, как со взрослой. Ника читала сказки, не вылезая из кровати, у неё не было на это сил, она устала, горе проглотило её, и она пыталась сделать все возможное, чтобы не превратиться в зомби. Мик постоянно крутился подле, то и дело, возвращаясь к мужу, словно верная собачка. Еву это бесило, в его теле скапливалось напряжение и он не мог с ним ничего поделать. Он сорвался, слетел с катушек, и теперь предстояло вновь вернуться назад.
– Почему ты хмуришься? – спросила малышка, опустив книгу на колени и подняв взгляд на синеволосого мужчину. Евангел сидел в кресле и уже больше получаса не двигался с места.
– Да так, пожалуй, пойду, проветрюсь, ты не против?
– Нет, – покачала головой Ника. – Можешь не торопиться, эта книжка только часа через два кончится! – она улыбнулась, показав, сколько успела прочитать и сколько ещё предстоит.
– Хорошо, зови если что!
Евангел вышел на кухню, собираясь налить себе чего-нибудь, но там, словно его поджидая, стоял Мик. Обладатель волос цвета латте не улыбался как всегда, на его лице застыла гримаса сосредоточенности. Ева чуть было не повернул обратно.
– Я хочу с тобой поговорить! – остановил его парень, оторвавшись от столешницы, на которую опирался.
– А вот мне как-то не хочется…
– Тебе не идет. Возьми себя в руки и прекрати так себя вести. Сергей рассказал, что случилось, и, я только одного не понимаю: почему тебя-то это так выбило?
– Ну, у всех нас есть рамки, за которые можно вылететь и не суметь вернуться. И не всем дано знать, что рамка эта вовсе не обязательно правильной формы, – мужчина подошел к бару и вытащил из холодильника грейпфрутовый сок (так было написано на упаковке). Он налил в стакан и поставил его на стойку.
– Что тебя так беспокоит? – Мик подошел ближе и стал рядом.
– Знал бы сам, может уже успокоился бы.
– Ты боишься, что Шел от тебя уйдет?
– Ну, в любом случае, у меня есть право удерживать его законом. Я могу его и не отпустить вовсе.
– И будешь смотреть, как он мечется в клетке? Что-то мне так не кажется. Ты хороший человек, и тебе знакомы сострадание и любовь. Ты не сможешь так поступить!
– Все люди эгоисты! – неожиданно сказал Ева, смотря в окно. – Даже если человек старается всем угодить, он все равно имеет свои интересы и желания, зачастую смертные потакают им, не задумываясь о последствиях. Так с чего бы мне оставаться ангелом? Нас всех с детства учили делать дела, играть так, чтобы никто не почуял фальши, быть одновременно и злодеем, и героем. На самом же деле, нас просто сильнее сковали в рамки, научив быть сильными. Но мы такие же люди.
– Ты не эгоист.
– Пх, – усмехнулся Ева, посмотрев в потолок и улыбнувшись. – Все люди эгоисты! – повторил он. – Это неотъемлемая часть нашей природы и природы нашей оригинальности. Если бы люди не были эгоистами, то утопия была бы нашим миром! Но мы все оригинальны, а потому подчиняемся только себе и желаниям, которые мы придумываем себе на голову. Дело в том, как мы подстраиваемся под других, и какие рамки нам ставит общество. Хочешь быть успешным – делай по-своему, но так, чтобы тебя никто не раскусил. Вот тебе и закон сего мира. Но если вернуться к разговору про Шела, то, ты вряд ли представляешь себе, как сильно я его люблю. Если несколько месяцев назад он еще был далеко, и я мог только холить и лелеять мысль о нем, то сейчас я понимаю, что то, что я испытывал тогда, в сравнение не идет с нынешними чувствами.
– Ты любишь за обоих… – выдал Мик. – Так обычно говорят, когда один из партнеров сходит буквально с ума от любви. Сними с глаз шоры, Шел тоже стремиться к тебе, он хочет тебя любить так же беззаветно, но… он постоянно падает, не без твоей помощи…
– Хочешь сказать, что я его отталкиваю?
– Именно!
– Но это же не так.
– Это ты так видишь ситуацию. А вот я лично вижу и почему Шел не хочет с тобой спать, и почему не получает удовольствие от секса, да даже почему влюбиться в тебя не может!
– Вот как, – Евангел обернулся к нему, полностью потопив свой пыл под интересом. – Не поделишься?
– Поделюсь, но только ради Шела. И, будь столь добр, возьми себя, наконец, в руки, а то, смотря на тебя, кажется, что мир сошел с ума и нам всем грозит катастрофа или, как минимум, второй апокалипсис! Уф…
Ева улыбнулся и чуть погодя рассмеялся, не в состоянии успокоиться. Его рассмешили эти слова, и напряжение как-то само спало. Стало легче и ему, и Мику, который тоже улыбнулся.
– Ладно, я беру себя в руки. Рассказывай, давай, наблюдатель!
Мик фыркнул и пододвинул барный стул. За окошком был виден парк, где играли дети, не желая ждать, когда солнце выглянет из-за мрачных белых туч. Дождя нет – играть можно!
– Во-первых: Шел не знает, кто ты ему. Даже если ты дал на это ответ, то, скажем так: его вопрос был адресован скорее внутрь себя, чем к тебе. Он пытается определить для себя лично, кто ты такой. И, из-за масок, которые ты, безусловно, прекрасно носишь, он не знает, какой ты на самом деле. Не забывай, что он видит твою оболочку, а не то, что под ней. Для понимания ему нужно время. Второе: он не понимает кто он для тебя. То, что любимый, возможно, он знает. Но кто любимый? Муж? Раб? Друг? Любимым много кто может быть. И тут уже ты должен донести до него правду, причем не словами, а поступками. Он запутался не хуже тебя, тем более в связи с Тако. Возможно ты, начав его рьяно защищать от невзгод, отпугнул его от себя. Шел домина, он всегда сам всех оберегал, и ему сложно понять, что ты относишься к нему, как он относится к нам. Он знает себя, знает, что способен защищаться и охранять, но, ему не понятна твоя забота, для него это оскорбление.
– То есть ты предлагаешь мне просто оставить его? Дать сдвигу в его психике развиваться?
– Нет. Просто ты внушил ему, что вы равны, а подчиняется и принимает защиту он только от тех, кто выше его. Он примет помощь от Арона, Макса, Джера, да даже Сергея, но если бы запретили они, то он бы, быть может, послушался, но не тебя. Ты ему равен, а если равен, то указывать не посмеешь. Вот это его логика. Ты должен либо смириться с этим и продолжать твердить ему, что вы равны, либо поставить его перед собой на колени, доказав, что ты главный. Разумнее будет второе, но тут ты уж сам выбирай.
