Потом мне стало лучше. Вся дрянь вышла, да и последствий, как таковых, не осталось. Евангел пел вокруг меня песни о моем моральном шатком состоянии, промывая мозги врачам, которым, ну разумеется, отвалил кучу денег, а я просто хотел покоя. Мне преследовало чувство позора и разочарования. Не то, чтобы я верил, что Ева во мне разочаруется, увидев меня вот таким, но все же было очень неприятно и осадок витал, увы. После слов Мика я тоже заметил, что к Евангелу я отношусь заметно иначе, мне все равно, что обо мне подумают другие, близкие люди знают, где правда, а где домысел, а на остальных мне как-то плевать. Но вот с ним, ох, как мне не хотелось, чтобы он видел меня таким!

Еще ночью, когда я кутался в одеяло, меня прошибла боль, боль столь знакомая, что я сразу вспомнил Тако. На краю сознания витали какие-то мысли, картинки, и я слышал его, понимал, что ему страшно и плохо, а так же, что его сердце потухло от безысходности, теперь оно билось только для того, чтобы люди, пытающиеся его спасти, все же сделали это. В нем что-то оборвалось, и это знал только я, я чувствовал, словно был там с ним. В ту ночь я понял, что та дрянь усилила нашу связь и тем же утром я с легкостью проверил это, только пожелав узнать, где мой любимый нежный, милый блондин. От одного только воспоминания меня тянуло, куда-то туда, за эти твердые стены, в лабиринт улиц. Я просто знал, что если пойти по следу, то я выйду на Тако, я смогу найти его! Это меня так обрадовало! Сердце в груди забилось превышая скорость, от этого стало легче, да только проблема, как таковая никуда не исчезла, я только лучшее осознал, что просто так ринуться в бой нельзя.

Мик убедил меня, что Евангел и все остальные не хотят, чтобы я участвовал в захвате. Мне не понятно было почему, а везунчик как всегда ударился в рассуждения о том, что своим противоречием я поставлю крест на зарождающейся любви между нами с Евой. Нет там любви! Даже зародыша. Я ему бесконечно благодарен, уважаю его, ценю и в некоторой степени забочусь, в общем, уже приготовился прожить с ним всю свою оставшуюся жизнь, но это не любовь. Мик начал твердить мне, чтобы я не ходил, одумался, оставил это, но я уже не мог. Внутри меня все рвалось на части, тело дрожало от одной только мысли ринуться в путь. Я мог, я хотел. Ему просто было этого не понять, он не чувствовал того, что наполняло моё тело и душу.

Пришлось откровенно заморочиться по поводу того, как улизнуть из-под присмотра. И тут мне очень помог интернет. На будущее отмечу: хотите изолировать кого-то в безопасности, а он против? – забирайте у него все возможности связи с внешним миром! Всё, всё до мельчайших деталей я нашел на нужным форумах, а так же планы зданий и карты, все же, город я неплохо знал, и, чувствуя тягу куда-то на север и немного вниз, я соизволил просмотреть всё в этом направлении. Дело было за реализацией и точкой отсчета. Все же без подкрепления я ничего не смогу сделать, но никому не позволю отбирать у меня право быть с тем, кем я очень дорожу, в сложный момент его жизни. Тако ждет меня, я знаю. Я не могу его подвести!

Наверное, я бы слышал, как стучит сердце в груди, если бы меня не парализовала уверенность. Боль путешествовала по моему телу, возвращаясь в голову, когда до меня вновь дотрагивались переживания моего блондина. Однако остановиться я не мог, меня тянуло куда-то, рвало на части от чувств, иногда, потерявшись на улице, я припадал к стене, понимая, что начал сходить с ума. Было плохо, но, я считал, что это «плохо» не моё, что так меня зовет мой любимый, и что мне просто нельзя останавливаться.

Ветер продувал узкие улицы, я шел дорогой неприглядной, там, где людей встретить – редкость. Небо то и дело перекрывал следующий уровень рвущегося ввысь города, а с разных сторон доносился несмолкающий шум улиц. Сбежать из-под надзора было не сложно, единственное: пришлось оставить коммуникатор, ибо иначе создать голограмму меня спящего было невозможно. Старый, как мир, способ. Надеюсь, что они еще не хватились. Собственно, особого ума не надо, чтобы догадаться, что меня и так засекут на подходе к месту всего действия, но, сейчас бы мне меньше всего хотелось погони!

Вся моя дорога была полна предосторожностей, людей я сторонился, большие улицы перебегал тотчас, не останавливался, даже когда в голове начинал разливаться неестественный шум. Все это было побочным эффектом, не более того, я уверен. Я бежал вперед, не обращая внимания на то, что оставалось за моей спиной, ноги болели, легкие болели, голова разрывалась. С Тако что-то происходило. Ему было не больно, это была не физическая боль, она была иного характера.

Вот, за вон тем поворотом! Из легких выходил последний воздух. Боль терзала грудную клетку и горло, кожа горела, а кончики пальцев леденели. Я вылетел к высокому серому зданию, с которого обсыпалась краска, над ним нависал другой уровень, и здесь совсем не было видно небо. У входа стояло десятка два автомобиля, ну точно они! Неожиданно с правой стороны показались двое, оба с черных, как воронье крыло, костюмах и с гарнитурами у кшах.

Блядь!

Я побежал в обход, лавируя между машинами. Один из них сообщил о моем приближении. Ему ответили криком. Но было поздно, я влетел в подъезд. Сверху послышался топот, меня вышли перехватить. Что ж, удачи! Не поддамся, не сдамся! Они не смогут останосить меня!

– Оставь, Ева, дай ты ему увидеть! – крик Арона, значит этаж третий.

Из-за пролета выскочили четверо бугаев. Я резко кинулся вниз, и на следующей лестнице запрыгнул на перила и, пробежав шесть шагов, перекувырнулся на этаж выше. Перехватчики остались позади, грязно ругаясь. В конце коридора виднелся свет, очередная партия идиотов кинулась ко мне. На сей раз я не стал отходить, вцепился одному из них в шею, а следующего за ним вырубил с ноги, перекувырнувшись. Влетев в светлое помещение, я осмотрелся и заметил Арона и Евангела, стоящих в некотором подобии диспетчерской. Быстро поведя носом, я прошел в соседнюю комнату, не дав их сказать и слова.

Она. Комната его мук. Совсем небольшое пространство, в котором стояла старая железная кровать, тумбочка и шкафчики с медикаментами. Кровь на матрасе, стене, полу. Наручники на металлической решетке кровати, подушка, кажется, потерявшая свой настоящий цвет под постоянными кровоизлияниями. Ручка на тумбочке и куча листов. Я точно видел это прежде. Ева соврал! Сейчас меня охватили воспоминания. Стало тошно и закружилась голова.

Позади вошел Евангел, от которого разило злостью.

Мне было насрать. Главное узнал, что с Тако!

Я повернулся к нему. Ева стоял, сложив руки на груди и сверлил меня взглядом. В костюме, с пистолетом. Он был страшен в гневе, но меня парализовало другое чувство.

– Где он?

– Едет в больницу с Максом, – холодно ответил он.

– Жив?

– Кажется, еще да, – он неожиданно опустил руки и пошел ко мне. Не понравился мне его взгляд с самого начала! Я отступил, но он сократил это расстоянии во мгновение. Замахнулся, и болезненная пощечина обрушилась на моё лицо. Затем последовал удар в живот. Я скрючился и упал на колени. Заслужено, ладно. Но на этом он не закончил. Он схватил меня за волосы и приподнял, как самую последнюю тварь в человеческом обличие. Из носа потекла тонкой струйкой кровь. Ева посмотрел мне в глаза и грубо поцеловал, после чего отбросил. Я неплохо приложился о пол и увидел, как он уходит. Это было больно и жестоко. Я сглотнул ком в горле и развернулся к тумбочке, на которой лежали исписанные листки. Кровь неприятно стекала по лицу, пришлось вытереть её кулаком, после чего на руке остался кровавый след. Пофиг. Сначала листки!

«Не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь это, но всё же… Я скучаю, Шел. Они опять что-то задумали, вчера им пришлось дольше обычного кромсать моё тело…»

«Больно! Как же больно! Это точно воспаление! Спаси меня, пожалуйста!...»

«Шел!...»

«У меня случился выкидыш…» – все эти листки бумаги были исписаны от и до, Тако описывал мне своё состояние. Просил спасти его, на многих листах была кровь, на других следы слез. У меня разрывалось сердце. Я перевернул страницу и заострил внимание на третьей.