«Не здесь. Позже».

Дэвид кивнул в ответ.

«Как скажешь, мой Лизард Кинг».

Патрик поднял пивную кружку.

— С днём рождения, Мистер Снежная Королева, — сказал он.

— Это что ещё за «Мистер Снежная Королева»? — засмеялся Дэвид.

— Я так называл тебя. В мыслях. Ещё до того, как мы познакомились.

— Потрясающе, — кивнул Дэвид. — Обещай, что расскажешь мне об этом.

За барную стойку рядом с ними шумно приземлился Джерри Харольдс. Джерри стал участником клуба не так давно. Он работал в мастерской того самого Роуэлла, которого так нахваливал Дэнни. Джерри был в восторге от мотоцикла Дэвида: сам он не мог позволить себе такую роскошь, как новый «Кавасаки» и разъезжал на стареньком байке «Ямаха».

— С днём рождения, Дэйв, — Джерри отсалютовал пивной бутылкой. — Как говорят у нас — свободной трассы, незлобных копов, верных друзей… ну и сговорчивых девчонок!

— Спасибо, брат, — Дэвид чокнулся с ним пивной бутылкой.

— Всё смотрю на твой байк и налюбоваться не могу, — вздохнул Джерри. — Когда накоплю хренову кучу денег — чтоб меня черти драли, куплю себе такой же! Прям точно такой же!

Дэвид понимающе улыбнулся. Джерри уже неслабо надрался.

— Непременно купишь, Джерри, — кивнул он.

Джерри глотнул пива.

— Нравится мне твоя татуировка, брат, — сказал он.

Дэвид усмехнулся:

— Которая из них?

— Ну ясен пень, что не Звезда Давида, — Джерри нетрезво хихикнул и подмигнул сидящему рядом Патрику, который в данный момент наблюдал за Джерри словно за каким-то диковинным зверем. — Нет, не в обиду, само собой. Просто я же не из евреев, сам понимаешь. Вот скорпион мне твой нравится.

— Мне тоже, — отозвался Дэвид и пододвинул к себе пепельницу, одновременно прикуривая сигарету.

— Я так подумал и решил — наколю себе такую же! — Джерри сделал широкий жест рукой и чуть не упал с барного стула, в последний момент зацепившись за стойку. — Вот возьму и наколю. Не скажешь, где делал?

— Я уже сам не помню, — ответил Дэвид, выпуская дым через ноздри. — Давно это было.

— Ах ты, поганец! — Джерри снова пьяно захихикал. — Не хочешь, стало быть, чтобы у кого-то ещё такая же татушка была, ясен пень. Но со стариной Джерри этот номер не пройдёт! Он если решил — сделает!

— Удачи тебе, Джерри, — сказал ему Патрик, которого вся эта ситуация явно очень веселила. Уголки его губ красноречиво подёргивались, он с трудом сдерживал смех.

— Спасибо, Лизард Кинг, — кивнул Джерри, отчаянно пытаясь закурить. По всей видимости, от количества выпитого у него двоилось в глазах: он уже пятый раз проносил зажигалку мимо сигареты. — Вот как только наколю — так тебе первому и покажу. За то, что ты меня поддержал, — Джерри поднялся со стула, едва не свалившись. — А теперь простите, братья мои, мне срочно надо отлить.

Глядя вслед бредущему в сторону туалета с бутылкой в руке Джерри, Патрик тихо рассмеялся.

— Зря ржёшь, — бросил Дэвид, туша окурок в пепельнице. — Ты когда пьяный — сам не лучше.

Патрик пихнул его в бок локтем:

— Иди в задницу.

Дэвид искоса взглянул на него:

— А ты дашь?

Патрик выпустил дым в сторону.

— Скажи, ты уже родился таким мудаком? — спросил он.

Дэвид кивнул:

— Ага.

— Я так и знал, — сказал Патрик, и они, переглянувшись, вдруг расхохотались, уткнувшись в плечи друг друга.

— Подумать только, Джерри собрался делать татушку, как у меня! — отсмеявшись, воскликнул Дэвид. — Видишь, мой Лизард Кинг, у меня появился фанат. Сначала ему понравился мой байк, теперь моя татуировка…

— Сходи на стоянку и проверь, не дрочит ли он на твой «Кавасаки», — усмехнулся Патрик.

Дэвид покачал головой.

— И после этого я мудак, — сказал он.

[1]«Расшить» — лишить байкера членства в клубе, сорвав с него символику, обозначающую принадлежность к клубу (специфическое сленговое выражение).

========== Дэвид и Сэм ==========

Сидя за столом, Сэм курил сигару, внимательно наблюдая за причудливой игрой дыма.

Он думал о Дэвиде.

Нельзя сказать, чтобы эти мысли были ему приятны. Но он не мог не думать.

Положа руку на сердце, Сэм никогда не питал особо нежных чувств к своему первенцу. Он сам не знал, почему так было.

Нет, знал. Но никогда не признался бы в этом даже под пытками.

Дэвид пугал его.

И злил.

«Чти отца своего и мать свою, дабы продлились дни твои на Земле, которую Бог, всесильный твой, дает тебе»[1] — заповедь, первичная для всех евреев.

Заповедь, которую этот маленький говнюк никогда не жаждал соблюдать.

Дэвид был своенравен. Это Сэм понял ещё до того, как ребёнок начал говорить. Он до сих пор не мог забыть, как однажды Рейчел ушла к парикмахеру, оставив годовалого Дэвида с отцом. Всего лишь за пару часов этот маленький белобрысый ублюдок едва не свёл Сэма с ума. Сидя в манеже, полном игрушек, он брал одну из них, с интересом рассматривал, после чего вдруг с непонятно откуда взявшейся у такого маленького ребёнка силой швырял её на пол. Сэм поднимал игрушку и отдавал сыну. Дэвид очаровательно улыбался и снова вышвыривал её из манежа. Минут через двадцать терпение Сэма лопнуло, и он решил не поднимать игрушку. Он сел в кресло и раскрыл утреннюю газету. Дэвид протестующе завопил. Сэм твёрдо решил не реагировать и сделал вид, что читает. Дэвид упорно продолжал орать. Так прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Двадцать. Видя, что отец никак не реагирует, ребёнок поднялся в манеже и начал негодующе топать ногами. Он кричал всё громче и громче, показывая своим крохотным пальчиком на игрушку. Больше всего потрясло Сэма то, что в глазах ребёнка не было слёз. Он не плакал, он просто орал, продолжая топать ногами и показывать пальцем, и в итоге терпение Сэма лопнуло. Проклиная всё на свете, он поднялся с кресла, поднял игрушку и подал её сыну.

— Возьми и замолчи, — сказал он.

Дэвид взял игрушку. Нет, не взял — выхватил из руки отца, и Сэм в очередной раз поразился тому, сколько силы было в этих маленьких детских руках. С довольным видом ребёнок вновь уселся в манеже, но стоило Сэму направиться в сторону кресла — Дэвид снова швырнул игрушку на пол.

Сэм обернулся через плечо.

— Издеваешься, маленький Вельзевул? — усмехнулся он.

Ребёнок посмотрел на него в упор, от чего Сэму стало не по себе.

Какие же у него жуткие глаза. Как будто из стекла.

Точнее — изо льда.

Сэм не отвёл взгляда, от чего Дэвид тут же издал протестующее «ммм».

— Утрёшься, — сказал Сэм.

Уже в следующую секунду Сэм понял, что если кто-то здесь и утрётся — то только он сам. Дэвид вновь начал орать, как резаный.

И снова ни слезинки не было в этих «ледяных» глазах.

Сэм поднял игрушку с пола и поймал себя на диком желании изо всех сил запустить ею в своего годовалого сына.

Подойдя к манежу, Сэм протянул было игрушку ребёнку, но, как только Дэвид потянулся за ней, он тут же отвёл руку подальше.

— Облом, да, мой мальчик? — усмехнулся Сэм.

С той же непонятно откуда взявшейся силой, с какой он пару минут назад выхватил игрушку из рук отца, Дэвид ударил ногой по стенке манежа. Манеж закачался.

— Дело дрянь, да, малыш? — покачал головой Сэм.

С криками негодования мальчик ударил по стенке манежа ещё раз.

И ещё раз.

И ещё раз.

Он лупил руками и ногами в стенки манежа, не переставая при этом истошно вопить, и в итоге Сэм снова был вынужден сунуть игрушку сыну в руки.

— Ну держи, держи, — сказал он, чувствуя, что вся эта ситуация отчего-то вдруг стала его ужасно веселить. Подумать только — им крутит какой-то мальчишка, который ещё даже не научился разговаривать. — Но только попробуй швырнуть её ещё раз.

Дэвид взял игрушку и, кажется, даже улыбнулся. После чего вновь радостно вышвырнул её из манежа.

Тот день Сэм запомнил навсегда.

Ещё и потому, что он отметил одну интересную вещь.

Дэвид никогда не вёл себя так с Рейчел.

Поэтому в голове Сэма поселилась одна мысль. Ему она не нравилась — поначалу. Потом он привык.