— А родня со стороны отца? — спросил Патрик.

— Дед и бабушка живы и здоровы. Обитают в Тель-Авиве, — Дэвид потянулся к лежащей на кофейном столике пачке сигарет. — Прикури для меня, мне неудобно.

Коротко кивнув в ответ, Патрик прикурил сигарету и протянул её Дэвиду.

— Спасибо, любовь моя, — Дэвид озорно взглянул на Патрика.

Патрик покачал головой:

— Бросаешься громкими словами, Райхман.

— С чего ты взял, что бросаюсь? А может, не бросаюсь? Может, я сейчас вскочу с дивана, упаду на одно колено, выну откуда-нибудь из задницы кольцо и сделаю тебе предложение руки и сердца? — Дэвид усмехнулся.

— Боюсь, что кольцо из задницы не является пределом моих мечтаний, — Патрик тоже закурил и пододвинул поближе пепельницу. — К тому же, насколько мне известно, однополые браки ещё не легализовали.

— Значит, придётся жить во грехе, — Дэвид снова усмехнулся. — Это мне подходит.

— Ты говорил о дедушке и бабушке из Тель-Авива, — напомнил Патрик.

— Да я, в общем-то, всё сказал. Они живут там уже давно. Когда я был ребёнком, они уже там жили. Уж не знаю, чем их не устроили старые добрые Соединённые Штаты, — он взглянул на Патрика. — Разве США не самая удобная для жизни страна?

— Видимо, тяга к земле обетованной оказалась у твоих бабушки и дедушки сильнее тяги к удобству, — усмехнулся Патрик.

— И не говори. Им там нравится. Гуляют под ручку в каком-то квартале, заселённом преимущественно ортодоксами. Делают вид, что забыли английский — хотя, надо сказать, резко вспоминают его, когда им нужно. Клянут на чём свет стоит долбанных палестинцев. Короче, тусят на полную катушку. Ну, в своём понимании.

— Понятно, — кивнул Патрик.

— Я с ними особо не общаюсь, — продолжил Дэвид. — Прошлым летом я был в Израиле. Не для того, чтобы их проведать. Мне хотелось… как бы точнее сказать… хотелось понять, действительно ли я человек без нации? Мне было интересно, почувствую ли я там что-нибудь. Ну, знаешь, как рассказывают… Что-то вроде «я приехал на историческую родину и кинулся целовать землю», — Дэвид покачал головой. — Не мой случай. Я совершенно безнадёжен. Ничего такого я не ощутил, — он поднял вверх левое запястье. — Этот браслет я купил в Иерусалиме. Просто потому, что он мне ужасно понравился. И ещё — потому, что я люблю бесить антисемитов, я говорил тебе. Но не потому, что меня распирает бешеная гордость за то, что я еврей. Я человек без нации. Без веры. Без религии. Я никто.

— Это ты загнул, — отозвался Патрик.

— Нет, я серьёзно. У большинства людей есть вещи, в которые они верят. У меня нет. Как бы сказал один мой знакомый раввин, в моей душе большая чёрная дыра. Ни принципов, ни убеждений. Я никто, Пат. Никто и ничто, — Дэвид приподнялся на локте, чтобы стряхнуть пепел с сигареты. — Так вот, я зашёл к ним в гости. К бабушке с дедом. Побыл около получаса и ушёл. По-моему, моё общество их тяготило не меньше, чем меня — их. Тем и закончилось.

Патрик вдруг подумал, что, несмотря на всю внешнюю несхожесть их натур, оба они — и он сам, и Дэвид — были очень одинокими людьми. И это роднило их больше, чем что-либо другое.

Он вспомнил ту отвратительную сцену в доме отца («дом отца» — только сейчас Патрик понял, что всегда так называл этот дом, своим домом для него он так и не стал), и его лицо помрачнело.

— Твой старик звонил тебе утром, — произнёс Дэвид, словно прочитав его мысли. — Ты говорил с ним, когда я был в душе, но я всё слышал.

Патрик кивнул.

— Он просил меня вернуться, — сказал он. — Даже пообещал, что Кристин передо мной извинится. Представляешь?

Дэвид усмехнулся.

— Никогда не возвращайся к тем, кому лучше без тебя, — сказал он.

— Твоя фразочка? — ухмыльнулся Патрик.

— Нет. Это сказал кто-то умный, — отозвался Дэвид. — Кто-то, чьего имени я не помню.

— Ну и чёрт с ним, — отозвался Патрик.

— А знаешь, у моего отца была сестра, — задумчиво произнёс Дэвид. — Точнее, и сейчас есть. Насколько мне известно, она живёт где-то в пригороде Хьюстона. С отцом они не общаются.

— Почему?

— Потому что в своё время родители выгнали её из дома. Когда ещё жили в США. Отец полностью поддержал их решение, — Дэвид сел на диване, затушил в пепельнице окурок и тут же закурил новую сигарету. — Она слушала рок, отказывалась ходить в синагогу. Тусовалась с не евреями.

— Кажется, она мне кого-то напоминает, — улыбнулся Патрик.

— Есть немного, — Дэвид улыбнулся в ответ. — В конце концов она закрутила роман с одним парнем. Естественно, не евреем. Родители сказали ей, что, если она не порвёт с ним, они откажутся от неё. Она не порвала — они отказались. В итоге она вышла замуж за того парня и уехала с ним в Техас, — Дэвид стряхнул пепел и откинулся на спинку дивана. — Отец обычно рассказывал мне эту историю как пример того, как не должен себя вести честный иудей.

— И ты усвоил всё с точностью до наоборот.

Дэвид кивнул:

— Само собой, детка. Знаешь, я иногда думаю о том, как здорово было бы найти её — ну, мою тётку. Может быть, у неё есть дети — мои братья и сёстры, — он глубоко затянулся и выпустил длинную струю дыма. — Но это всё мечты.

— Почему же? — отозвался Патрик. — Возможно, стоит попробовать. Может быть, у неё есть страница в Фейсбуке. Ты ведь знаешь, как её зовут.

— Её звали Ребекка Райхман, — ответил Дэвид. — Но она вышла замуж и сменила фамилию. Как знать, быть может, она сменила и имя и теперь зовётся какой-нибудь Джессикой Смит или Мэри Питерс.

— Я бы на твоём месте всё же попробовал, — сказал Патрик. — Но дело твоё.

— Я подумаю, — отозвался Дэвид.

Лицо его было напряжённым и задумчивым.

*

В тот вечер они договорились посидеть с ребятами в баре.

Патрику не хотелось идти, и он пытался уговорить Дэвида пойти без него.

— Ни в коем случае, — заявил Дэвид. — Я никуда не пойду без тебя, мой Лизард Кинг. Или мы идём вместе, или я тоже останусь дома и стану изводить тебя тем, что ты мне испортил вечер, — он подмигнул Патрику. — Как мерзкая ванильная девчонка.

— Ты невыносим, — покачал головой Патрик, гладя сидящего на подоконнике Мозеса.

— Я не оставлю тебя одного, — заявил Дэвид. — Как знать, а вдруг в моё отсутствие сюда заявится твоя ужасная мачеха и надругается над твоим невинным телом?

— Невинным? — усмехнулся Патрик. — Странно слышать это от тебя. Ладно, уговорил. Я поеду. Надо же кому-то слушать твои бредни после того, как ты напьёшься в стельку.

— Заметьте, это говорит индеец, — Дэвид выразительно посмотрел на него.

— Иди ты, — отмахнулся Патрик.

*

В баре было душно, орала музыка.

Дэвид, как обычно, сидел за одним столиком с Патриком, Дэнни, Тони Лестером и Джо Бейкером.

— Хочешь принять участие в байк-шоу, говоришь? — усмехнулся Дэнни. — Ну смотри. Там будут байкеры из всех соседних штатов. Не облажайся, малыш.

— Не облажаюсь, — сказал Дэвид.

Патрик украдкой наблюдал за ним. Ему нравились такие моменты — когда и без того холодные глаза его друга (в мыслях он по-прежнему называл его «другом», вкладывая в это слово, однако, какой-то свой, иной смысл) становились ледяными. Патрику нравился этот ледяной взгляд. Он не мог объяснить, почему.

— Тогда подавай заявку, — кивнул Дэнни. — Мы будем болеть за тебя, детка.

— Само собой, — вставил Тони Лестер.

— А ты, Пат? — Дэнни обратился к Патрику. — Не хочешь принять участие?

— Я лучше за Дэйва поболею, — ответил Патрик.

— Ну как знаешь, — кивнул Дэнни. — Значит, из наших идут Сид Джонсон, Джо, Стэн Харрис и Дэйви.

— Ты чего сам-то не участвуешь? — спросил Патрик у Дэнни.

— Я и так в каждом байк-шоу светился в своё время, — ответил Дэнни. — Хоть раз отдохну. Побуду зрителем.

Сидящий за соседним столиком Сид Джонсон сжал кулаки.

Подумать только! Первый раз в жизни он подал заявку на участие в байк-шоу — и тут же вылез этот хренов жид! Участвовать он тоже хочет, видите ли!