Приподнимаюсь на тонких руках, морща лицо от покалывающей в животе боли, и сгибаю ноги в коленях, медленно ползу к краю кровати. Замечаю, что комната перед глазами немного покачивается, отчего хочется тереть глаза, но терплю. Першение в горле усилилось, стоило мне сделать глубокий вдох через рот, кашель уже рвется, но держусь, собираясь для начала до окна добраться. Опускаю одну ногу на холодный пол, после чего проделываю это со второй, встав и качнувшись, прижимаю ладонь к поверхности стены, делая первый шаг. Ноги слишком расслабленны, поэтому еле удерживаюсь, ведь колени сильно сгибаются. Подхожу к окну, опираясь рукой на подоконник, а второй тянусь к ручке, для чего приходится встать на носки. Мне приходится приложить немало усилий, чтобы заставить ручку сменить положение, и, в итоге, открыть окно, которое скрипит, вынуждая меня всё время бросать взгляд на парня в черном, который продолжает спать, словно у него затычки в ушах. Тяну на себя оконную створку, впуская свежий утренний ветер в комнату. Пахнет листьями и влагой. Солнечные лучи просачиваются через кроны высоких елей, касаясь поверхности воды озера, которое заросло всякой растительностью. Выглядит потрясающе. Набираю полные легкие осеннего воздуха, явно перебарщивая, поэтому начинаю кашлять, прижимая ладонь ко рту.
И Дилан сразу отрывает голову от стола. Поворачивает верхнюю часть тела, хмуро, ещё после сна, смотрит на меня, пытаясь начать соображать, ведь пробуждение слишком резкое.
— Что ты делаешь? — Хриплый голос безрадостный, что готовит меня к утренней моральной порки мозгов. Дилан поднимается со стула, медленно шаркая ногами и потирая сонное лицо руками. Начинаю нервно теребить ткань футболки, внезапно понимая, что она вовсе не моя, и это вызывает явное непонимание на моем еще опухшем лице.
— Мне подождать или сразу можно бить тебя? — Этот вопрос со стороны какого-то измученного с виду О’Брайена ставит меня в очередной тупик. Хлопаю ресницами, уставившись на него с таким, видимо, глупым выражением лица, что парень, приняв свою фирменную стойку со сложенными на груди руками, интересуется:
— У тебя вместо мозгов поролон?
Я нахожу его слова грубыми, поэтому хмурю брови, так же сложив руки на груди:
— Что такое? Сегодня особое утро?
— Ночка тоже особой была, — ворчит в ответ, а я лишь моргаю, не понимая:
— А что произошло?
И тут же сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться в голос, ведь Дилан широко распахнул веки, уставившись на меня с приоткрытыми губами:
— Ты ничего не помнишь?
Нет, я всё-таки улыбаюсь, хихикнув:
— Лицо попроще, — прижимаю к больной голове ладонь. — Что было-то?
О’Брайен вдруг задумался. Удивление вновь сменяется хмурым выражением, что начинает меня тревожить. Дилан касается пальцами одной руки своей переносицы, на секунду отводя взгляд в сторону, поэтому обеспокоено начинаю терроризировать свое сознание, пытаясь восстановить потерянные воспоминания, но дыра. Этот процесс приносит только больше боли, отдающейся в висках.
— Что ты помнишь? — Парень скользит языком по внутренней стороне щеки, внимательно смотрит на меня, ожидая грамотного и ясного ответа, но чешу макушку, начав мямлить:
— Ну… Лапша.
Дилан щурит веки, выдавив:
— Лапша?
— Лапша, — повторяю, немного опустив голову, поэтому смотрю на него из-подо лба. - Так, что было?
И он вновь мнется, хотя не показывает этого, но я знаю, что чешет переносицу он тогда, когда в чём-то не уверен, и это заставляет насторожиться.
— Ты траванулась лапшой, — произносит на выдохе, спрятав ладони в карманы джинсов. Я моргаю, хмуро изогнув брови:
— Так, это от лапши меня сейчас так распирает?
— Именно, — дает короткий ответ, но внутри меня откуда-то появляется недоверие. Смотрю на О’Брайена, который почему-то уставился в стену, скользнув зрачками в сторону, и немного тихо спрашивает:
— А то, что было после того, как мы вернулись в комнату, не помнишь? — Притоптывает ногой, вновь бросив на меня взгляд, но я лишь пожимаю плечами в ответ:
— А что было?
Дилан цокает языком, медленно качнув головой:
— Ничего хорошего, — разворачивается, идя к столу. — Ты облевала мне всю комнату.
У меня начинает бурчать живот. Прижимаю к нему руки, вдруг осознав кое-что странное и непохожее на меня. Это крайне удивительно, поэтому мой голос звучит пораженно:
— Я кушать хочу.
Дилан тормозит, подняв голову в потолок, и вздыхает, прижав к лицу ладони, стоит ко мне спиной, кажется, набирается терпения, что уже хорошо, и разворачивается, с возмущением бросив:
— Серьезно?
С неподдельным, каким-то детским восхищением киваю головой, потирая живот. Я давно не ощущала такого голода, явного желания поесть, набить желудок. И это поразительно. Опустошение и истощение организма пошло мне на пользу? Слишком странно, чтобы быть правдой. Правда, легкую тошноту я до сих пор чувствую.
Головокружение. Моргаю, встряхнув головой, отчего покачиваюсь, оперевшись спиной на стену.
— Тебе правда хочется есть? — Дилан удивлен не меньше. Киваю, прижимая ладонь к глазу, почувствовав ноющую боль. О’Брайен явно замялся, и только сейчас понимаю, какая я идиотка. Совсем забыла, где нахожусь, и что здесь мне не склад с едой, просто, настолько поражена своему желанию, вот и ляпнула вслух.
— Не важно, лучше воды выпить, а то, кто знает, как мой организм отреагирует на пищу, — махнула рукой, быстро подходя к дивану, но садиться не думаю, ибо чувствую себя слишком неловко.
Значит, облевала ему комнату, а ещё смею еды просить? Совсем у меня совесть ни к черту.
— У меня есть хлопья и молоко, — внезапно начинает припоминать Дилан. — Молочные продукты нам знакомый поставляет, а за это я бесплатно осматриваю его машину, — сует руки в карманы джинсов, покачиваясь с пятки на носок. Я отрицательно качаю головой, нервно теребя ткань черной футболки:
— Да не стоит… — Живот громко бурчит, вынуждая меня недовольно топнуть ногой. Собственный организм предательски выдает меня. Поднимаю взгляд на парня, который вдруг усмехается, схватив со стула свою кофту, и помял кожу шеи пальцами, двигаясь к двери:
— Так уж и быть. Покормлю тебя в очередной раз.
Я изогнула брови, сложив руки на груди:
— Снизойдешь до меня? — иду за Диланом, не оставляя без внимания то, как он улыбается, открывая замок:
— Я ещё вчера снизошел, пока тебя переодевал, — бросает, с довольным выражением лица, толкая дверь, а я замираю на месте, сильнее сжав себя руками. Смотрю на него, не моргаю, пытаясь перебороть странные двойственные ощущения внутри меня. О’Брайен вряд ли хотел задеть меня, просто шутит, но мне неприятно говорить об этом. Да, я не тупая, сама не сменила себе вверх, но на его месте бы не стала упоминать это.
Дилан щурится, постучав пальцами по своему бедру:
— И вновь особое приглашение?
Откашливаюсь, немного скованно, но продолжаю идти, но уже не смотрю на него, пытаясь не думать о сказанном, как и в целом о произошедшем ночью. Неужели меня правда так с просроченной лапши понесло? Отчего сомневаюсь? Почему тогда так плохо помню вчерашний день?
Чешу затылок, выходя в холодный коридор, и не жду, пока Дилан закроет дверь, сразу направляюсь в ванную комнату, чтобы как следует прополоскать рот. Горечь осталась на языке, что неприятно. Шаги. Следует за мной.
Кажется, я уже упоминала, что терпеть не могу, когда кто-то позади меня. У меня начинает болеть живот, думаю, такая реакция у меня появилась в лет двенадцать. Излюбленное занятие отчима — подойти сзади, чтобы я точно не смогла уйти или избежать контакта. Даже просто думая об этом, не могу остановить мурашки, предотвратить боль, которая волнами опускается от живота ниже, заставляя ноги слабнуть и заплетаться при ходьбе. Приподнимаюсь на носки, касаясь ладонью стены, а другой рукой тянусь к выключателю, но не успеваю коснуться его, ведь по черной кнопке хлопает ладонь Дилана. Поворачиваю голову, фыркнув и демонстративно закатив глаза, отчего парень, стоящий позади меня, возмущенно изгибает брови. Захожу в ванную, сразу же занимая место у раковины. Опираюсь на её края, потянувшись за ополаскивателем для рта, пока О’Брайен обходит меня, вставая рядом. Крутит ручки крана, с наглой улыбкой наблюдая за моими жалкими попытками достать нужный предмет, после чего сует уже вымазанную в пасте щетку себе в рот, взяв с полки ополаскиватель, за которым я так яро тянулась, и протягивает мне, но вновь в ответ ворчу, не желая принимать тот факт, что не могу справится с такими простыми вещами. Оправдываю себя тем, что мне просто ещё тяжело, ибо головокружение не прошло, как и тошнота. Дилан вновь улыбается, опираясь свободной рукой на край раковины, другой держит край щетки, водя по зубам. Отвожу взгляд в сторону, наполняя рот синей жидкостью, и терплю обжигающую мяту, прижимая кулак к сжатым губам. Глаза начинают слезиться, а в носу щипать, поэтому прикрываю веки, всего на секунду, ведь приходиться вновь бросить недовольный взгляд на парня, который пускает смешок, наблюдая за мной через местами заляпанное зеркало. Я уже устала закатывать глаза. Слишком много раз сделала подобное за одно утро, поэтому раздраженно толкаю ладонью парня в плечо, терплю боль во рту, после чего плюю в раковину, нагнувшись, и резко выпрямляюсь, тяжело выдохнув в потолок. Здесь так тихо.