Женщина не скрывает своего удивления. Она хлопает тонкими ресницами, смотря то на меня, то на Дилана, который даже не думает поздороваться.

— Эви, где ты… — откашливается, коснувшись моего плеча рукой, чтобы привести в чувства. — Где ты была? Я уж думала, что всё — пропала.

Качаю головой, борясь с собой. Я должна говорить.

— Просто гуляла, — уверяю, а женщина лишь морщится, не скрывая своего удивления:

— Ты раньше никогда не уходила так надолго, — вздыхает, вдруг поникнув. — Хотя, это уже не имеет значения, — протягивает мне ключи, которые беру, смутившись:

— Вы в магазин?

— Твой отец меня уволил, — раздраженно отвечает, махнув рукой. — У нас с ним состоялся не самый приятный разговор, — её негодование читается в глазах. — Даже с твоей мамой не дал попрощаться. Поставил перед фактом, хам, — я впервые вижу её такой рассерженной, но её злость сменяется слабостью, когда она вновь смотрит на меня, погладив по плечу. — Что ж, главное, что ты в порядке, — поднимает брови, косо взглянув на О’Брайена. - И, вижу, у тебя всё вполне приемлемо, — подмигивает, своим действием ставит меня в тупик.

Стою секунду, сохраняя молчание, после чего оборачиваюсь, когда Мария обходит меня, спускаясь по ступенькам и напоминая мне:

— Не забывайте давать твоей маме лекарство. По расписанию. Спроси у своего «хамло-отца», он его знает, — улыбается, прощаясь. — Береги себя.

Невольно спускаюсь вниз на одну ступеньку, сжав ключ обеими ладонями, но проглатываю слезы обреченности, которые родились из понимания того, что теперь я круглые сутки буду чувствовать себя небезопасно.

— До свидания, — слабо шепчу, наблюдая за тем, как Мария спешит по тротуару, чтобы успеть на свой автобус.

Вместе с ней уходит моя надежда на глоток свежего воздуха.

Она была моим кислородом на протяжении нескольких лет.

Опускаю руки, потеряв остаток сил. Медленно поворачиваю голову, не обнаружив Дилана рядом, поэтому обеспокоено вбегаю в коридор холодного дома, еле вынудив себя переступить порог. Хлопаю дверью, с опаской вбегая на кухню. Но немного успокаиваюсь, застав парня, осматривающего помещение, но на лице его читается какое-то смятение:

— У вас тут холоднее, чем на улице, — его передергивает. — И как-то… Неприятно.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю, хотя хорошо понимаю, о чем он толкует.

— Не важно, — О’Брайен поворачивается ко мне лицом, опираясь спиной на край стола, и складывает руки на груди. Молча смотрим друг на друга. Ладно, признаю, чувствуя себя напряженно, поэтому желаю разбавить образовавшуюся атмосферу:

— Хочешь есть?

— А ты точно не отравишь меня? — мне кажется, или Дилан бросается сарказмом, так как сам ощущает себя неуютно? Хотя, сомневаюсь.

Чувствую, как напряжение сковывает тело, но передвигаюсь вполне естественно, подходя к холодильнику, который, к слову, мне не разрешено открывать без разрешения отчима, поэтому успеваю несколько раз пожалеть перед тем, как открыть дверцу, заглянув внутрь:

— У нас уговор, так что мне это не выгодно, — удивительно, что мой голос не дрожит. — Так… — кашляю. — Что будешь?

— А что ты можешь мне предложить? — немного деловито интересуется парень, отчего мои губы растягиваются в слабую улыбку:

— Могу приготовить рис, салат и куриную грудку.

— Кто ест такое на завтрак?

— Уже обед.

— Боже…

— Не будешь?

— Буду, — резкий ответ с его стороны заставляет меня взглянуть на парня из-за плеча, с интересом спросив:

— Отчего у тебя такая любовь к еде?

— Ну, — Дилан явно сбит с толку заданным вопросом, поэтому чешет затылок, отходя от стола, и поворачивается ко мне всем телом, спрятав руки в карманы кофты. — Она приносит удовольствие.

Хмурю брови, не сдержавшись:

— Как и наркотики?

Выражение лица парня мрачнеет, но не дожидаюсь его ответа или злобного ворчания, просто принимаясь за готовку. Отчим всё время заставляет меня это делать, несмотря на то, что Мария готовит куда лучше. Ему просто нравилось наблюдать за тем, как я перемещаюсь по кухне.

Без футболки.

В одном белье и фартуке.

И обязательно с собранными волосами. Он любит мою шею, любит трогать кожу, кусать и…

Сжимаю веки, шепотом отгоняя все мысли, чтобы приняться за дело.

Оставшуюся часть дня я провела в напряжении: всё ждала, что дверь распахнется, что домой влетит отчим, как он посмотрит на меня, как исказиться его и без того уродливое лицо.

Но на часах уже было девять, когда я, наконец, собралась с духом и поднялась на второй этаж, позволив Дилану увидеть мою комнату. Точнее хаос, царивший в ней. Парень подавился, стукнув кулаком себя по груди, и выдавил, переступив порог моей комнаты:

— Знаешь, такого свинарника даже у меня не наблюдалась, — качает головой, вертится на месте, всё осматриваясь.

Я тру кожу рук, прогоняя неприятные мурашки, бросаю взгляд на дверь матери, которая наверняка заперта, после чего вхожу в свою комнату, пытаясь не пропускать в голову неприятные всплывающие воспоминания:

— Из-за этого мы и поссорились, — ложь. Я лживая.

— Мило, — Дилан пальцем надавил на завалившийся на бок стул. Выпрямляется, подойдя к креслу, которое стояло у шкафа рядом с кроватью. Бросает на него рюкзак:

— Я приму ванну, — ставит перед фактом, но я реагирую отрицательно:

— Может, завтра?

Дилан щурится, проворчав с раздражением:

— Ты же сказала, что я могу свободно пользоваться ею, нет?

— Да, но от… Отец, — проговариваю, вздохнув. — Он может скоро прийти и…

— И? — смотрит на меня. Внимательно, словно ожидая чего-то, что ставит меня в тупик. Откашливаюсь, пожав плечами:

— Он… Он любит сразу после работы принимать душ, а если ванна занята, то он злится, — и опять ложь. Вранье. Мои глаза горят, ведь у меня странное чувство… Словно, Дилан видит меня насквозь. Знает, что я лгу ему, и от этой мысли мне становится не по себе.

Но парень не докапывается. Он пожимает плечами, спокойно снимая с себя кофту:

— Окей, — опускает рюкзак с кресла на пол, а сам садится на него, скользнув ладонью по волосам. — Ты принимала лекарства? Я не рассчитываю задерживаться здесь дольше, чем два дня.

— Я выпила что-то… — прикрываю дверь, только сейчас осознав, что это совсем небезопасно. В эту самую секунду меня осенило: я дома. Я в своей комнате. Я снова вернулась сюда, несмотря на то, что произошло со мной в этих стенах.

— Что-то? — голос Дилана возвращает меня из мыслей. Смотрю на него, решая не мешкать и хотя бы сохранить уверенность в голосе.

— Да, — обхожу кровать, роясь в сваленных на полу вещах, чтобы найти свой паспорт. И да, я точно помню, что он находится в этом ящике стола, который я отбросила в тот день к другой стене, но здесь его нет. Неужели, отчим забрал?

Не показываю растерянность, просто сев на край кровати. Не собираюсь переодеваться, и не уверена, что смогу уснуть здесь, но болезнь играет свою роль — меня клонит в сон, который наверняка будет неприятным и тревожным. Иначе быть не может.

Ложусь на кровать, поворачиваясь на бок, лицом к парню, который достал телефон, пытаясь занять себя чем-то. Ему придется спать на кресле. Как-то не продумала этот момент, хотя моя голова сейчас не способна вообще думать. Смотрю на Дилана, хмуря брови, ведь чувствую, как в животе вновь дала о себе знать тянущая боль. Сгибаю ноги в коленях, положив руки на подушку, и тихо спрашиваю:

— Эй, а где сейчас Дженни? — хочется хорошенько треснуть самой себе за такие вопросы, но пускай это сделает О’Брайен. Правда тот совершенно спокойно смотрит на меня, опустив руку, в которой сжимает телефон, а пальцами другой трет подбородок, хмуря темные брови:

— Не думаю, что это твое дело, — хрипит, кивнув головой. - Спи, — встает с кресла, и я обеспокоено приподнимаюсь на локти, наблюдая за ним с тревогой в глазах, что вызвало со стороны парня ухмылку:

— Спокойно, я свет погасить хочу, — хлопает по выключателю — и вся комната канет в темноту, до мурашек знакомую мне. Не ложусь, с напряжением ожидая возвращения О’Брайена на кресло, и только после этого опускаюсь обратно, не пытаясь натянуть на себя скомканное в ногах одеяло.