Растерянность священника была понятна. В доме истекал кровью ангел, павший с небес с опалёнными крыльями, рядом с домом лежал без сознания человек, которого он знал очень давно и ценил, несмотря на его длинный язык. Но первым делом всё-таки решил затащить вглубь дома первого. В доме царил хаос, и отец Филип оставил ангела на время на полу, всё той же злосчастной ветошью закрыв раны на спине в попытке остановить кровь.

После чего он вышел к Ондрею, а тот уже приходил в себя, но был в таком шоке, что ничего связного произнести ещё долго не мог. Когда же спустя некоторое время к горе-лесорубу вернулся рассудок, то священник не преминул попросить помощи. Они расставили по местам мебель, осталось переложить ангела на лежанку. А затем промыть раны и перевязать. Ондрею это далось непросто. Поэтому врать ради успокоения священнику пришлось весьма оперативно. Ондрея то в пот бросало от вида ран, то он холодел всякий раз, когда некий рыцарь подавал признаки жизни. Но тот так и не пришёл в сознание, чему отец Филип был несказанно рад — приди он в себя, и неизвестно, чего следовало бы ожидать.

Но всё прошло хорошо. Только у Ондрея с того дня глаз дёргается, уж до того перепугался да натерпелся. Да ещё Рахел, друг его, такое же трепло, да даже ещё хлеще, наверное, когда в деревню прибежал, то такого наговорил, что местные долго думали, что делать: сидеть тихо по норам или с вилами на штурм к озеру бежать.

Ох, и досталось тогда Рахелу, когда толпа в три десятка мужиков, вооружившись кто чем, пришла на холм к приходу, а там, на скамейке, сидят отец Филип с Ондреем и спокойно обсуждают происшедшее. Оба живые, дверь уже на место поставили — всё в порядке.

Тогда-то и была всем собравшимся поведана легенда о Анхеле Руизе. И все вроде поверили в неё.

— А что же это Анхель тебя так выкинул-то? Вместе с дверью?

— Да переборщил я с вином, думал боль заглушить да успокоить. Боль-то заглушил, а вот со спокойствием промашка вышла. — Выпалил тогда священник и мужики дружно захохотали. Но сразу же умолкли — отец Филип грозно шикнул на них. — Не будите лихо.

Ну а далее всё пошло тихо да гладко. Когда Анхель, очнувшись от забытья, оглядел себя, то видимо понял, что люди помогли ему, и больше так резко не реагировал. За следующие два года он полностью оправился от ран, худо-бедно осваивал местный говор, который давался ему тяжко, но его упорство было понятно — он попросту был тут один, и пришлось учиться.

Он всюду стал ходить за отцом Филипом, говорили с ним о разном, дела делали. Анхель, благодаря «рыцарской» силе, был знатным помощником. А когда погиб в грозу старший лесоруб Любомир, то он согласился занять его место. Работая с двумя болтунами, быстрее речь освоит, решил про себя священник, одобряя данное назначение.

Ещё через три года, когда по стране прокатилась волна междоусобиц среди гуситов, он показал, что и воин он также отменный. Чашники и табориты начинали порой бросаться друг на друга. Правда, это обычно происходило далеко от Ческе-Будеёвице, но как-то пришли в посёлок табориты. Пришли большим количеством и, резко отзываясь о местном режиме, который до сих пор не признавал гуситов, ни тех и ни других, пытались было ворваться в храм. Следовало ожидать грабежа, потом поджога, но тут они познакомились с Анхелем.

Тот как раз собирался на дальнюю вырубку и хорошо, что ещё не ушёл. Пять человек, что были с ним, не решились выступить против полусотни вооружённых пикартов, а вот Анхеля это совсем не смутило. Он был выше всех на голову, да и топор ему кузнец под стать сделал. Не разводя речей, он попросил их удалиться, но те отказались — были жертвы.

Но после они не являлись. Никогда.

В тот день лесорубы так и не ушли, было не до работы. Зато уважение, которое заслужил Анхель, было намного ценнее, чем те деревья, что они могли бы срубить за тот день. Он тогда стал почти народным героем. Конечно, кроме пяти коллег и самого священника, никто не видел всего того, что потом расползлось слухами, россказнями, а то уж и вовсе сказками. Однако для Анхеля это стало событием.

Собственно потому, когда недавно принесли пригласительные колачи отцу Филипу, то три колача были и для Анхеля. Благо жили они до сих пор вместе, только дом стал чуть больше, чем был.

Колачи с тремя начинками здесь трактуют вполне однозначно — будет свадьба. И принёс колачи не кто-то, а сам Гануш — ныне статный, красивый юноша. И жениться он собрался на столь же красивой девушке из соседнего местечка. Отец Филип был прямо-таки по-отечески рад за него. Гануш всегда был желанным гостем и до появления рыцаря и после. После он стал даже более частым гостем и активно участвовал в становлении Анхеля как человека.

Ведь учить пришлось практически всему. Конечно, он сам ходил, сам мог за собой ухаживать, но он не понимал вначале очень многого. Память не возвращалась к нему. Отец Филип даже не знал, хорошо ли это или же плохо?

А тем временем свадьба шла полным ходом. Уже давно прошли все испытания молодых, все традиционные игры и обычаи. На коленях брачующихся сидели дети, за столом все разбились на кучки, обсуждавшие каждая своё: где-то слышался громкий бас отца невесты, расписывающий свою дочь в лучших красках, где-то шумели женщины, на дальнем конце слышался самый громкий смех — ну оно понятно. Там Ондрей и Рахел вспоминают тот день. Краснея и, по очереди, перекрикивая друг друга, они уже не рассказывают, а спорят, кто был более труслив. Но всех окружающих их перепалка только веселила.

Священник сидел рядом с женихом и невестой, пил и ел немного, больше говорил и слушал. Анхель сидел чуть поодаль и тоже, в основном, слушал. Пить он мог сколько угодно — не пробирало его ни вином, ни пивом. И количество тут роли не играло. Отец Филип поднялся — от края до края стола прокатилась волна шиканья и стол затих.

— Я хочу сказать лишь то, что считаю важным. — Начал свою речь отец Филип. — Я верю, что всё происходящее с нами за нашу жизнь преисполнено Божественного смысла. Мы идём от одного пункта к другому. И все люди, все события, все явления — это наши учителя, посланные свыше. А посланная вам свыше любовь — это самый большой дар, которым мы можем принять из Его щедрых рук.

Дорогой мой Гануш, я знаю тебя с детства и помню многое, за что кланяюсь тебе, — он слегка наклонил голову в коротком сдержанном кивке, — и говорю спасибо. За всё.

Дорогая Барбора, мы знакомы лишь краткий миг, по сравнению с тем временем, что я знаю твоего возлюбленного, но верю, что ты будешь всегда и во всём ему опорой. Чтобы всегда вы вместе радовали мой взор. Ну и жду первенца, которого вы принесёте мне крестить. — Тут послышались смешки, а священник, улыбнувшись, поднял кубок с вином. Люди захлопали ему, кто-то что-то закричал, и всё утонуло в общем веселье…

— Я до сих пор многого не понимаю.

— Ты живёшь в нашем мире всего десять лет. Я прожил здесь жизнь почти в шесть раз длиннее, да и то не могу сказать, что всё понимаю.

Анхель и отец Филип переглянулись. Дорога к приходу была уже темна, но они прекрасно знали её. Свадебный пир окончен, все традиции соблюдены. Невесту всё-таки ухитрились украсть, но убежать от проворного жениха у похитителей не вышло. Тем самым он ещё раз доказал, что он достойный муж.

Анхель вздохнул, он часто спрашивал священника о разном, чего не понимал, что казалось ему нелогичным, ненормальным. И порой отец Филип не знал, что ответить. Люди слишком странный народ, чтобы его понять. И Анхель после подобных уклончивых ответов обычно качал головой и что-то говорил себе под нос на своём языке. Которым он пользовался довольно часто в разговорах с самим собой, бывало даже, он кричал неясные вещи в ночных кошмарах. Порой отца Филипа обжигала мысль о том, что этот диалект совсем не похож на испанский. Хорошо, хоть испанцы тут гости очень редкие, да и то чаще проездом и без остановок.

— Гануш тоже убьёт свою жену, когда она состарится?