— Поздравляю вас, мистер Хаммел, — Шеклболт хохотнул. — Вы только что придумали теорию заговора на основе сказки про исчезающую магию. Здорово вышло.

Курт до побелевших костяшек вцепился в спинку стула, но тут раздался голос от дверей:

— Исчезающая магия?

Курт оглянулся, но успел заметить, как вздрогнул Шеклболт.

В дверях стоял Гарри Поттер. И если бы не молния на лбу, Курт бы не узнал в этом парне худенького мальчика, которого когда-то видел на Святочном балу и на колдографиях в «Пророке».

Поттер был невысоким, жилистым, с отросшей щетиной и парой свежих шрамов. Внешне он почти не изменился, но, казалось, что сам стал совсем другим.

“Наверное, так выглядит человек, выигравший войну”, — отстранённо подумал Курт.

— Курт Хаммел, верно? — негромко спросил Поттер, проходя в кабинет.

— Верно, — Курт расправил плечи. — Доброго дня?

— Вряд ли его можно так назвать, — парень почесал щёку. — Я выступаю свидетелем почти на каждом слушании. Добрых дней у меня не было давно.

— Гарри, — попытался что-то сказать Кинглси, но Курт успел выпалить:

— Примите мои…

— Поздравления? Не стоит.

— Соболезнования, — Курт совсем не знал, что делать в таких случаях, но чувствовал нужду сделать что-то. — Я видел списки погибших. И Блейн сказал, что там было много ваших близких.

Гарри медленно кивнул.

— Блейн… Андерсон? — он даже не пытался улыбнуться. — Как он?

— Успел стать известным учёным.

— И что-то выяснил про исчезающую магию?

— Это просто глупые сказки старых семей, — наконец смог сказать Шеклболт.

— Недавно я убедился, как важны бывают глупые сказки, — взгляд Поттера стал острым, почти злым. — Так что хочу услышать и эту.

— Думаю, и.о. Министра вполне может это сделать, — Курт по-доброму улыбнулся Мальчику-Который-Опять-Выжил. Мерлин, он выглядел совсем ребёнком! — Мне уже пора идти.

Курт медленно спускался в холл Министерства к ждущим его друзьям.

Ему казалось, что он отдал какой-то давно висевший на плечах долг.

***

Неожиданно свалившееся звание лорда Розье заставило Курта надолго задержаться в Британии. Выматывающий ритуал, проверки всех рабочих предприятий, заключение новых договоров, перепись имущества в старых сейфах…

А ещё Курт был занят совершением преступления — сокрытием многочисленных тёмномагических артефактов, книг, гримуаров.

— Ты уверен в том, что делаешь? — нервно спросил Эллиотт, наблюдая за другом.

— Это не принадлежит министерству, не принадлежит аврорам, — зло усмехнулся Курт, — пусть лучше здесь в сохранности будет дожидаться своих настоящих хозяев.

Эллиотт из-за мамы решил тоже задержаться в Британии. Хантер помогал родителям разобраться с делами, Себастиан с радостью крутился рядом на правах бойфренда (Кларингтоны на эту новость только удивлённо спросили: «А что, вы до этого не встречались?»). Финн говорил всем, что соскучился по матери, но друзья знали, что он ждал чего-то, хоть малейшего знака от Рейчел. Старшие Фабре мгновенно оценили ситуацию в стране и поняли, что дочь, решившаяся на развод ради парня-полукровки, покажет их в выгодном свете, поэтому вернули Куинн в семью. А она только этому была и рада. Откупные при разводе она отдала немаленькие, пришлось продать свой салон в Париже и почти опустошить банковский счёт. Поддержка семьи точно была не лишней в нынешней ситуации.

Один Блейн мотался между Германией, где заканчивал второй курс, и Британией, где, казалось, возрождалась жизнь.

Порхающая по всему Лондону мадам Холлидей всё пыталась вернуть прежнее восторженное отношение людей к «Вещим Сестричкам», поэтому позвала их поучаствовать в благотворительной акции. Добровольцы собирались вместе и помогали восстанавливать Косой Переулок. Парни переглянулись и согласились.

Это было трудно.

Кто-то смотрел на них с неодобрением, помня статьи в Ведьмополитене, кто-то постоянно пытался взять автограф. Через пару часов, когда Эллиотт и Хантер устали напоминать, что все они пришли сюда поработать на благо обществу, а не подписывать бумажки, ситуация немного успокоилась.

К пяти часам Холли, одна из организаторов, вышла из своего салона, левитируя перед собой множество подносов с едой.

— Вы постарались сегодня, — добро улыбалась она, раздавая сэндвичи и чай. — Отдохните.

Курт привалился к стене. Рядом с ним так же тяжело дышал Себастиан. Восстанавливающие, левитирующие и уничтожающие заклинания произносились сегодня так часто, что умудрились высушить досуха даже чистокровных волшебников.

— Может, вы что-нибудь споёте? — попросила какая-то девушка, внимательно наблюдающая за Сестричками весь день. Её просьбу подхватил ещё десяток людей.

— На самом деле, — Пак улыбнулся Курту. — Есть одна свежая песня…

— Ты серьёзно? — застонал Курт. — У тебя нет гитары. И она ещё совсем сырая. Я написал её случайно.

— Ты написал песню? — изумился Эллиотт. — Ты же никогда этого не делал один.

— Настроение появилось, — Курт отвёл глаза, чувствуя неожиданное смущение.

— Давайте, — улыбнулась всё та же девушка. — Ваша музыка всегда помогала мне забыть о проблемах.

— Как отказать такой просьбе? — фыркнул Хантер, трансфигурируя из досок и верёвок Паку акустическую гитару.

Эллиотт сотворил лёгкий Сонорус. Курт подошёл к Паку, который на пробу пару раз тронул струны.

Это, правда, была глупая песня. Он написал её на обрывке пергамента, когда надо было куда-то выплеснуть эмоции, накопившиеся после возвращения в Англию. А потом этот обрывок нашёл вездесущий Пакерман и положил на музыку.

Ноа заиграл простую мелодию. Курт вздохнул. В этой песне ему не надо было брать высокие ноты.

Он смотрел на сотни людей, собравшихся в Переулке, чтобы помочь Британии встать на ноги, на них — потерявших свои дома, семьи, израненных и уставших — смотрел и пел о тёмном часе перед ярким рассветом, о солнце, улыбках и восставшем из пепла фениксе.

И сотни людей покачивались из стороны в сторону, зачарованные его песней.

Немного позже эта песня, датой выпуска совпавшая с рассекречиванием информации о деятельности Ордена Феникса и анонсом очередной «правдивой» биографии Альбуса Дамблдора, стала чем-то вроде гимна послевоенного времени. «Сестрички» возвращались на пьедестал.

***

После успешной сдачи экзаменов Блейн был бы рад на лето вернуться в Лестершир, где его муж готовил трудоёмкий ритуал переноса родового камня и вообще превращения зимней резиденции в главное поместье, но…

Он теперь был, можно сказать, учёным с мировым именем. Их исследовательскую группу желали видеть во всех научных сообществах. Мюнхенская Гильдия, Берлинский университет, немецкое Министерство магии, Женевская конференция, совет магической Сорбонны, а позже — Международная Конфедерация Магов.

Блейн даже никогда не представлял, что сможет побывать в таких местах, встретиться с такими людьми.

Их исследования слушали и разбирали профессора, магистры и мастера со стажем, который был в десять раз больше, чем возраст Блейна. Они искали ошибки, просчёты, недостатки.

И редко когда могли найти — в теорию Магической Постоянной было внесено лишь три поправки, совершенно незначительных.

После такого прорыва блага на них посыпались как из рога изобилия. Один из самых старинных итальянских магических университетов предложил Райдеру место в своих стенах. Он тут же воспользовался возможностью вернуться на родину.

— К тому же, верите или нет, я пытался в него поступить, — смеясь, добавлял Линн. — Но не смог. А теперь сами зовут.

С Марли он расстался тепло, но без особых сожалений. Умная и симпатичная практикантка уже через два месяца ласково улыбалась одному из студентов со старшего курса.

— А чего ты думал, — хмыкнул Ник на неодобрительный взгляд Блейна. — Не у всех людей любовь — первая и последняя.

Мэйсона и Мэдисон позвал в подмастерья какой-то член Женевской конференции. А Блейн твёрдо решил остаться в университете.