Когда семья невесты не захотела дать условленного приданого (100 фунтов на уплату долгов жениха), он передумал, заподозрив, что родные невесты решили извлечь выгоду из его чувства. Женившись в конце концов на женщине, которой он это пообещал еще в юные годы, Франклин тем самым вознаградил ее за долгое ожидание. Вместе с обручальным кольцом он одарил жену внебрачным сыном — плодом какой-то таинственной связи. Миссис Дебора Франклин была верной, хозяйственной и бережливой женой, но дистанция между нею и мужем всегда оставалась немалой, что, по-видимому, требовало от него для поддержания семейной гармонии прижмуривать глаза после свадьбы. К счастью, Франклин подолгу находился в отъезде. После смерти жены он, невзирая на свои семьдесят с лишним лет, в Париже объяснился в любви вдове Гельвеция и питал наполовину любовные, наполовину отеческие чувства к госпоже Брийон де Жуи. Полное понимание вопросов пола побуждало его предостерегать в своем календаре: «Там, где брак без любви, будет любовь без брака».

Последние годы жизни в Париже, несомненно, повлияли на представления Франклина о личностном образце женщины. Этот образец предусматривал узкое поле деятельности. Согласно Франклину, женщина должна заниматься домашним хозяйством и воспитанием детей. В 1764 г. в письме к дочери он убеждал ее усердно посещать Церковь, хотя сам этого не делал. Еще он советовал ей учиться арифметике и счетоводству, быть доброй, рассудительной и любить свою мать. Программа не слишком широкая.

Отношение мещанского этоса к искусству было одним из важнейших объектов критики этого этоса людьми, причастными к искусству и литературе; поэтому в заключение скажем несколько слов и об этом. В юности Франклин занимался поэзией, но, как он пишет в автобиографии, отец отговорил его от этих занятий, уверяя, что все поэты — нищие. Сам Бенджамин писал позднее: «Я со своей стороны одобрял занятия поэзией время от времени для развлечения и для усовершенствования своего литературного языка, но не более» («Автобиогр.» с. 449). С расширением культурного горизонта Франклина его личное отношение к искусству несколько изменилось, что можно заметить в его переписке. Но в качестве моралиста, в своем календаре, он придерживался взглядов, близких взглядам отца. «Бедность, — гласит календарь на 1736 г., — стихотворство и погоня за почетными званиями делают человека смешным».

Наставления Франклина адресовались мелкой буржуазии и служили ее интересам. В Пенсильвании Франклин поддерживал хорошие отношения с состоятельными предпринимателями; однако напомним, основанный им клуб они не без высокомерия прозвали «клубом кожаных фартуков», намеренно подчеркнув «ремесленный» облик клуба. Если мы согласимся с тем, что именно наставления Франклина стали с середины XIX века объектом критики, то тем самым признаем, что буржуазной нравственности как определенному типу нравственности в качестве конкретно-исторического явления соответствует нравственность западноевропейской и американской мелкой буржуазии, — нравственность, полностью сложившаяся в XVIII веке и в эпоху либерализма, все более широко распространявшаяся также среди мелких капиталистов, с одной стороны, и среди рабочей аристократии наиболее богатых стран — с другой.

Изложение истории франклинизма в Соединенных Штатах и Европе потребовало бы нескольких томов, так что мы ограничимся лишь некоторыми ее эпизодами. В Соединенных Штатах мы перенесемся в XX век, в эпоху империализма, чтобы выяснить, пережил ли франклинизм экономические перемены, так резко отличающие Америку Синклера Льюиса и Теодора Драйзера от Америки Марка Твена. В Европе мы обратимся к экономически отсталой Польше и посмотрим, как усваивалась здесь франклиновская мораль в XIX веке, незадолго до того, как в критических выступлениях «Молодой Польши» и польского натурализма она примет облик «морали пани Дульской».

Через два века после Франклинова календаря в США появились классические исследования супругов Р. и X. Линд о жизни типичного американского города средней величины, расположенного в глуби материка. Этот город получил условное название «Миддлтаун». Исследования, начатые в 1920 г., были опубликованы в 1929 г. в монографии «Миддлтаун»[364]. Дальнейшее развитие города до 1935 г. было представлено в книге «Миддлтаун в развитии», опубликованной в 1937 г.[365] Когда авторы начали свое исследование, город насчитывал около 37 тысяч жителей, когда они возобновили его — уже около 48 тысяч.

В жизни Миддлтауна тон задавала мелкая буржуазия. Город был с самого начала промышленным, однако на первом этапе исследования там не было крупных промышленных предприятий и жители справедливо считали свой город городом мелкого бизнеса. По мнению авторов, на этом этапе среди горожан можно было выделить только два класса: класс предпринимателей (businessclass) и рабочий класс (workingclass). Социальное самосознание рабочих было развито слабо. Они не замечали никакой борьбы классов, которую к тому же старательно затушевывала пресса, представлявшая интересы бизнеса. Свои неудачи они воспринимали как личные неудачи. Из примерно 13 тысяч человек, которых в 1929 г. можно было отнести к рабочему классу, в профсоюзах состояло только 900. В 1934 г. это число возросло до 2800, но год спустя упало до 1000 (с. 27). В Период, когда проводилось исследование, город пережил почти шестилетнюю экономическую депрессию. Поэтому на последнем этапе исследования можно было заметить слабые зачатки классовой солидарности среди рабочих; и все же в принципе они по-прежнему не считали себя чем-то отличным от бизнесменов и полностью разделяли их личностные образцы (с. 447-448).

При таком положении вещей в городе господствовал некий единый стиль (то, что авторы называют «дух Миддлтауна»). Общепризнанный катехизис ходячих истин, за отсутствием прессы, которая провозглашала бы другие истины, никем не оспаривался, так что молодое поколение воспитывалось согласно одним и тем же принципам, созданным классом предпринимателей, — единомыслие, невообразимое в городах капиталистической Европы. Из интервью, анкет, газетных передовиц, речей по торжественным случаям, клубных уставов и т.д. авторы извлекают свод убеждений, самоочевидных для среднего горожанина. Немалая часть житейского катехизиса, приведенного в книге «Миддлтаун в развитии» (с. 403-418), состоит из цитат, заимствованных из указанных выше источников. Мы позволяем себе дать сокращенное изложение этого катехизиса, возможно точнее сохраняя его язык. Он включает в себя не только вопросы морали, но и вообще основные элементы житейских воззрений среднего миддлтаунца. На их фоне вырисовываются его нравственные установки, которые нельзя рассматривать в изоляции: вместе с этим фоном они образуют особенно характерное целое.

Житель Миддлтауна убежден, что обогащение составляет обязанность гражданина. Это нечто само собой разумеющееся, это долг по отношению к себе самому, своей семье и к обществу. К тем, кто этого делать не умеет — ибо лишь так можно объяснить выбор, например, профессии учителя или священника, — относятся с пренебрежительной снисходительностью. В делании денег каждый должен полагаться только на себя самого, ведь господь помогает лишь тем, кто сам себе помогает; причем следует помнить, что людям трудолюбивым и бережливым открыта дорога к самым вершинам. «Это по-американски, и теперь, и прежде». «Из бедной семьи — в президенты, вот истинно американский подход к жизни». Америка, гласит миддлтаунский катехизис, это страна, где каждый в конечном счете получает то, чего заслуживает.

Принцип «каждый за себя» естественно и необходимо царит в мире бизнеса, который процветает тем больше, чем меньше вмешивается в него правительство. Экономическое развитие подчиняется некоему естественному закону, которому человеческие законы мешать не должны. «Побольше бизнеса в администрации, поменьше администрации в бизнесе» — вот к чему нужно стремиться. Этот естественный закон предполагает время от времени спады в экономике. «Это как с нашим самочувствием: сегодня человек чувствует себя прекрасно, а завтра — скверно». Но спад рано или поздно кончится, и «маятник опять качнется в нашу сторону». Катехизис Миддлтауна не признает никакой борьбы классов. Интересы капитала и труда в принципе одни и те же. «Работодатели платят столько, сколько они в состоянии платить и, конечно, повысят заработную плату, как только смогут». «Можно ручаться, что если бы средний рабочий и работодатель спокойно поговорили бы и обсудили свои разногласия, это дало бы гораздо больше, чем может сделать политика или экстремисты с обеих сторон». Итак, правильный путь — соглашение с работодателем, а не организация профсоюзов, в которых рабочими командуют какие-то изгои (outsiders). Организация профсоюзов и забастовок — это происки разных смутьянов, сбивающих рабочих с пути. «Мы осуждаем агитаторов, которые прикрываются идеалами, гарантированными нашей конституцией. Мы требуем выселения чужаков — коммунистов и анархистов».