Где-то месяц спустя воровство пластинок приобрело серьезный размах. Наверное, полшколы являлась в шайку с заказами на последние творения рок-музыкантов. Цена в школьном дворе уменьшалась по сравнению с магазином ровно на 50 процентов.

Систему изъятия отработали до тонкостей. Мальчик номер один появлялся у прилавка и спрашивал ту или иную запись классической музыки. Да, сперва хотел бы послушать. И пока продавец, ворча, занимался поисками на дальних полках, где хранилась дешевая и никому не интересная классика, мальчики номер два и три подходили к стеллажам с наиболее привлекательным товаром, заглядывали в свои записи и отбирали, пряча под куртки, Rock’n’Roll III или, скажем, Tutti Frutti с Литл Ричардом. Или что-то еще. И постепенно смывались со своей добычей. Мальчик номер один ещё некоторое время оставался в магазине, прослушивая свою пластинку, и наконец покупал ее, чтобы выйти и выбросить в ближайшую мусорную корзину.

Так они действовали, и дела их шли просто блестяще. Прибыль делили по справедливости. Иногда по общему согласию тратили на шмотки с узорами в виде драконов или другие нужные вещи. Хотя Эрик, конечно, понимал: вечно это не может продолжаться.

Но у него не было иных возможностей, прежде всего, иных друзей. Которых следовало всегда и во всем поддерживать. И нельзя было уходить в сторону, если они нуждаются в тебе. Опять же, отряду не выжить без строгой дисциплины и порядка. И конечно, дружбы — на ней-то много чего держится. По его мнению, друзья на то и существуют, чтобы все стояли за одного, а один за всех. И недавно он снова доказал это, получив на память шрам над левой бровью, сшитый пятью косыми стежками.

Они с Ёраном вдвоем возвращались в Школу из клуба, где играли в теннис. И посередине узкой улочки встретили компанию шпаны из народной школы. Эти ребята обычно не представляли особой опасности. Дрались они неважно, были, как правило, трусливы, медленно соображали. Но если при встрече один на один вполне годилось смотреть на них свысока, то в толпе своих «народники» вели себя хоть и беспланово, зато нагло, агрессивно.

А сейчас было их семь-восемь человек, вооруженных велосипедными цепями и бейсбольными битами. Так что требовалось уносить ноги без лишних размышлений.

К несчастью, Ёран бегал весьма небыстро. Обнаружив, что не слышит никого за спиной, Эрик обернулся и увидел друга в окружении. Полдюжины выигравших забег хулиганов прижали его к стене дома и готовились сполна отвести душу. Пахло серьезной трепкой.

Эрик, переводя дух, соображал. Сердце колотилось от волнения. Нужно было что-то решать. Немедля.

Бежать за подкреплением — нет времени.

Разбивать шпану на две группы — бесполезно. Ёрану всё равно не справиться с тремя-четырьмя противниками.

Стоять и угрожать издалека страшной местью? Ёрана бы это не спасло.

Но он не мог просто уйти, не мог и оставаться наблюдателем. Он знал: друзей в беде не бросают. А Ёран был его другом.

Приняв решение, он побежал по дуге вокруг группы, окружавшей Ёрана, чтобы отрезать одного из самых щуплых хулиганов, отставшего во время погони. Заметив его приближение, малыш неуклюже попытался защититься своей битой. Для дворового нокаута хватило одной плюхи.

С трофейным оружием в руке Эрик бросился к обнаглевшей компании. Они ещё не начали молотить Ёрана, возможно намереваясь растянуть удовольствие. Он налетел на них подобно ангелу мщения, размахивая битой как мечом. Прорвав оцепление, крикнул Ёрану: «Спасайся!» — и успел увидеть: тот выскользнул из кольца и пустился наутёк.

И тут кинолента остановилась. Теперь они сгрудились вокруг Эрика, перекрывая все пути отхода.

У троих по физиономиям текла кровь, еще двое, хватившие меча, так и сидели на земле, но Эрик подумал, что дела их не столь уж плохи. Он же бил не для того, чтобы изувечить, просто стремился ошарашить. Юные хулиганы всё ещё испытывали страх перед ним, но это не могло продолжаться вечно. И уж точно не было надежды отделаться разговорами.

Солнце светило, мимо по проезжей части пропыхтел грузовик. Как будто ничего особенного не происходило. Эрик рассматривал своих врагов. Штаны до колен, грубые ботинки, и, наверное, за версту несет керосином. Они ненавидели всех парней, ходивших в его Школу. Однако же сейчас в их взглядах виделись ему не только ненависть и предвкушение триумфа, но и что-то собачье, словно они не ведали о своем огромном преимуществе. Он припомнил Ромула и Рема, способных в клочья разорвать папашу, как они проделали с колли, вместо того чтобы с воем и поджав хвосты принимать его удары.

У двоих из компании текли сопли, они кашляли, запыхавшись от бега и возбуждения. Наблюдая за ними, Эрик почувствовал, что его агрессивность улетучилась. Не существовало ведь никакой причины для дурацкой войны между Школой и школой. Кроме одной (впоследствии он поймет — немаловажной): его соученикам предстояло стать начальством, а «народникам» — трудовой массой.

Эрик держал биту широким захватом, чтобы парировать вступительные удары. Его сопротивление, конечно, не имело смысла, шансы на спасение всё равно отсутствовали. В конце концов его ждет хряс по затылку от кого-то, прокравшегося сзади, пока он отвлечен нападавшими спереди. Он ослабил захват. Потом опустил биту на землю. Когда она глухо ударилась о тротуар, наступила полная тишина.

«Я сдаюсь, — сказал он. — Мне всё равно не на что рассчитывать, потому что вас много».

Ему вспомнилось, что так поступают хищники. Когда волки дерутся, случается, что лежащий снизу прекращает сопротивление, обнажая горло для зубов противника. И агрессивность сразу же покидает победителя.

Сначала казалось, его уловка сработала. Шпана вроде как заколебалась: возможно ли ударить в лицо человека, который даже опустил руки? Но, видимо, ненависть к его Школе была слишком сильна.

Эрик принял четыре-пять первых ударов, стоя без защиты и не уклоняясь. Потом они обрабатывали его методично и основательно. Вероятно, он потерял сознание, прежде чем упал на землю, и на него обрушились тяжелые пинки ногами.

Прошло три недели, прежде чем он снова появился на физкультуре и дебютировал как нападающий в школьной футбольной команде. У него остались швы на лбу и на одном предплечье, и он получил несколько относительно незначительных переломов рёбер. Зато уцелели все зубы.

Вначале шайка вынашивала различные планы мести. Толковали о том, чтобы вооружиться на манер врага. Каке раздобыл стилет.

Но Эрик запретил военные действия. Сослался на то, что война потребует массу времени, оторванного от бизнеса, и как выглядели бы они все, бегая по городу с битами в руках. Понятно, всегда можно найти причину ударить кого-то. По-скотски драться только ради драки? И когда бы это закончилось? Стоило мальцам получить трёпку, они приходили бы снова, да еще попытались бы переловить членов шайки по одному.

Однако были и другие причины, которые Эрик не мог или не хотел обсуждать. Прежде всего, маячило собачье выражение в глазах шпаны. Поймав парочку подобных люмпенов, он бы их и пальцем не тронул. Все равно что бить хлыстом Ромула и Рема. Пусть они ненавидели Школу, но их чувства несложно было понять. И разве можно их за это осуждать? Они даже не сумели отделать его толком, имея преимущество восемь к одному.

А пластиночный бизнес все-таки рухнул. Примерно так, как давно боялся Эрик. Полиция устроила ловушку Каланче, Каке и Ёрану.

Попались они самым идиотским образом. Генеральная идея состояла в обходе соответствующих точек по часовой стрелке. Эрик сам обследовал все объекты и с помощью Толстого Йохана составил рисованную схему, которой шайке требовалось придерживаться. В каждый магазин грампластинок визит наносили через четырнадцать дней. Но сейчас, значит, троица решила, что не след без нужды каждый раз таскаться слишком далеко. И посетили одну и ту же точку два дня подряд. С успехом. Но в третий раз их ждала полиция и сцапала с поличным на выходе.

Последовала череда допросов с участием представителей юстиции, социальных работников и, конечно, Директора. Было объявлено, что разоблачили молодёжную банду.