- Не твоё дело, - холодно. – Хотя, я, действительно, тебя помню. Ты - мудак, доебывающий меня в школе, - презрительный оценивающий взгляд.
Смотрю на худую фигуру, маленькую, невзрачную, такую далёкую. Опускаю взгляд под ноги, пиная серый камень.
Значит, память Данила обо мне стёрта. С силой потираю ладонью лоб, призывая мозг активироваться. Такое серьёзное вмешательство не может пройти идеально чисто, всегда есть риск и погрешности. В данном случае это вещи со мной связанные. Если Великого Меня стёрли из памяти мышки до определённого момента, значит, все события связанные с ним и со мной, даже косвенные, так же были стёрты.
Отсутствие в квартире больной матери изначально натолкнёт на неверные мысли: сбежала, потерялась, украли, умерла. Но потом он заметит следы засосов, оставленных мной, на бледной коже. Сопоставит некоторые детали, найдёт документы местонахождения матери, удивиться, что она лечиться в немецкой клинике, не поверит, что лечащий врач – мой отец, и сам приползёт ко мне за ответами. Улыбаюсь уголками губ, смотря на почти слившуюся с пейзажем тёмную фигуру.
Короткая мысль паразитом забирается в мозг, распространяя простую идею: мышка теперь ничего не помнит.
Зачем возрождать в нём память о нашей связи? Я мог бы вырвать, как сорняк, всё то, что во мне к нему появилось.
Разве я готов брать на себя ответственность за двоих? Готов ли беречь его? Ведь сейчас не уберёг: Келл мог отдать мышку своим крысам на унизительные развлечения, а потом беспощадно убить. И эта кровь окропила бы мои руки, навсегда поставив гнилую печать на моём помутившемся от горя рассудке.
Комментарий к Глава 5.
Пикси* - маленькие хищные волшебные создания с острыми зубами, видом миниатюрные, крайне зловредные существа, наделённые мощным интеллектом.
ОТК Келл* - Опасные Террористы Крутого Келла.
Бандитская группировка, глава которой прошёл Афганистан. Во время войны банда начала распадаться, но стоило генералу Келлу вернуться на родину, людей не только прибавилось, некоторых даже пришлось расстрелять за неверность. К тому же, если ранее сутью были террористические акты и захваты людей, после возвращения генерала к этому добавились пытки. Жестокие, беспощадные. Иногда группировку называли Девять Казней Египетских, из-за вида трупов, которые после себя оставляли ОТК Келл.
========== Часть 6. ==========
Существует ли смерть как таковая? Что та женщина с острой косой и вытянувшимся лицом должна собой олицетворять? Адские боли на смертном одре, гонения призраками проблем собственного бытия или полное забвение, приходящее с очищением грешной души?
Что, если я уже умер? Умер достаточно давно, прожив, возможно, даже не на Земле около одной тысячи лет? Что, если я был единственным жителем планете Яснук, обладая силами божественного начала?
Однажды, я уснул, уснул и не проснулся, нарекая себе перерождения в бесконечном потоке собственного воображения, смежил тяжёлые веки, оградив заклинанием вечности свой нескончаемый путь, подарил себе проекции, проживая с ними краткий отрезок времени, после засыпая, нет, точнее умирая, для него, того самого, кто продолжил каких-то семьдесят багровых лун. Для него - это смерть; являясь на деле продолжением спирали сновидений, начатой каким-то дряхлым волшебником на несуществующей планете Яснук.
***
Провожу подушечками пальцев вдоль черных букв слева направо, задумчиво подперев стеллаж плечом, поднимаю голову вверх, наблюдая в высоких окнах закат. Автор может быть прав: я давно умер, будучи за пределами сознания кем угодно, наколдовав себе бесчисленное множество проекций, среди которых есть одна серая, выделяющаяся на фоне общих цветов радуги, ведь каждая из проекций являет собой гамму света и контраста. Среди этих красок невозможно не выделить несуществующий цвет. Серый.
Холодный, мрачный, одиноко пасущийся вдалеке от детей радуги, отгородившийся от мира невзрачными очками, даря отвращение через стекла по краям ярких аур моих проекций.
- Я раньше не видел здесь тебя, - дёргаюсь на голос, резко оборачиваюсь. Пальцы сильнее сжимают корешок книги.
Конечно, ты меня здесь видел. Но не помнишь этого. Сомнительно, что твой мозг способен воспроизвести информацию за последний месяц.
Смотрю на изрядно схуднувшего скелета, мысленно добавляя к его виду пару атрибутов: высокую косу и чёрный плащ с капюшоном. Мышка сейчас склеит лапки, ибо его окутала аура заместителя смерти. Протягиваю руку, привычным для меня жестом сбиваю с тонкого носа очки; не могу не улыбнуться, испытав неподдельное наслаждение: ещё раз вижу злость, смешанную со страхом на лице зверька.
Ловлю пальцами острый подбородок, подставляя худое лицо к яркому свету, пробивающемуся сквозь толстые стёкла окон. Зрачки реагирует. Перехватываю занесённую на меня руку за запястье. Реакция тела отвратительная. Морщусь, убирая от мальчишки руки.
- Как себя чувствуешь? – обхожу мышку вокруг, как дети водят хороводы около новогодней ёлки. Тоже мне, блять, злоебучая ель, ветер подует, и по пизде разлетятся сухие веточки, да иголочки.
Яркие голубые глаза напротив моих. Близко. Соскучился по близости с тобой, мышка. Дико втягиваю носом запах, пытаясь различить запах персиков. Слабый аромат оседает душистыми травами на плоть раненного зверя.
- Ты о чём? – три несмелых шага назад, которые легко преодолеваю в один широкий, изменив между нами дистанцию.
- Меня зовут Егор, - нервно сглатываю подступивший комок к горлу, следя за жалкими попытками зверька обогнуть меня и сбежать. Замирает, щуриться, склонив голову, как будто принюхивается. Вижу непонимание, смятение на молодом лице.
- Не напрягайся, всё в порядке, - беру мальчика за локоть, толкая в сторону выхода из библиотеки.
- Мне нехорошо, - дёргаюсь в тон дрогнувшей нотке в голосе. – Постоянно. Я ничего не помню. Моя мать пропала. Она больна. И… у меня странные пятна на теле, - шёпотом, обнимает себя за плечи, отходя в тень, судорожный выдох и тихий стон отчаянья.
Раз мальчишка не помнит нашей позавчерашней встречи и моментов, где Великий Я его героически спас, мою подопытную мышку продолжают пичкать наркотой крысы Келла. Только какой в этом смысл? Или извлечение отдельных объектов из памяти настолько хрупкое, что требует постоянного вмешательства?
Отодвигаю пальцами край рубашки мальчика. А я помню этот засос, его я поставил, с силой, с мыслями о том, что когда-нибудь я обязательно порабощу это тело полностью и выпью душу до последней кристально-чистой капли. Сейчас это лишь тень моей страсти. Легко провожу ногтём вдоль ключицы, заворожённо наблюдая за истерично бьющейся веной на шее.
- Не трогай меня. Не смей. Не прикасайся, - ещё несколько шагов вглубь тени, отбрасываемой огромными стеллажами.
Как ты, серое ничтожество, смеешь перечить моим желаниям?
Вовремя останавливаюсь, проглатывая ледяной тон.
- Нужно показать тебя врачу, - с лёгкостью дёргаю на себя зверька. Без угрызений совести игнорирую его поскуливания и злоебуче-доебучие вопросы. Эти наркотики ему ещё и мозг повредили, пожизненно наградив печатью дауна, или он по жизни такой «пардонти за тупость»?
- Не поеду, - шипит, заламывая руки.
Молча наставляю на мышку пистолет, ведь это мы уже проходили. Довольно усмехаюсь: умница сажает свою костлявую жопу на мотоцикл и затыкается.
Спидометр показывает стрелкой опасные цифры, но железная хватка тонких рук вокруг рёбер заставляет меня гнать быстрее.
Обними меня ещё сильнее. Пожалуйста.
***
Хмуро встречаю Лейкрофа, пожимая его руку. Мужчина натянуто улыбается – это его работа: улыбаться и сообщать мне новости.
- Добрый вечер, Егор. Папа шлёт тебе привет, - фыркаю, одёргивая руку, стоило пальцам размером с планету коснуться моей ладони. Папочка шлёт мне привет. Как мило. Сейчас меня вывернет на вашу идеально отглаженную деньгами рожу.
- Слушаю, - сукин ты сын, сразу денег тебе надо дать, чтобы решил мой вопрос. Демонстративно останавливаюсь взглядом на оттопыренном кармане черных брюк, из которого виднеется край пятитысячной купюры.
