Заброшенная фабрика по заготовке древесины – о, как предсказуемо.

- Поворачиваю? – усмехаюсь.

- Нет, езжай прямо, - спокойно отвечает Ренар, не замечая моего удивления, ползущего вверх по лицу, расширяясь в глазах, изгибаясь в бровях.

Фабрика превращается в точку, исчезнувшую с течением миль из вида бокового зеркала. Время скребётся в окна, ощущая собственную заточённость внутри железной коробки с автоматической коробкой передач. Оно стареет, протухая, сгущаясь тучами вокруг того, кто не ощущает текучести временных рамок. Тьма не способна различать границы прошлого, настоящего и будущего; всё одно для него – вечное сейчас, вечное немедленно, нескончаемая замершая секунда времени, в которую она осознала собственную независимость от аспектов реальности.

Краем глаза смотрю на мальчишку: дремлет.

Сейчас Ренар похож на человека.

То, что в нём сидит, не позволит уснуть; если это случится, те крохи Человека, борющиеся за право существования, сгинут в неразличимых во внутренней тьме челюстях монстра.

- Останавливайся.

Автобан, по сторонам лес, никаких строений в виде придорожных кафе. От Живерни отделяет сорок минут езды, от Руана - ещё столько же. Центр дороги, освещённый лишь светом фар; мрачный, неприветливый лес, приспешник Гурмана и актёр, заглушающий мотор по предписанному сценарию.

Ведущий перешагивает через низкую линию ограждения дороги, ведомый – следом. Расстояние в метр между моим лицом и его затылком – волосы кажутся темнее, колючее, словно, чем ближе мы к логову, тем виднее просвечивает суть из-под костюма из человеческой кожи и костей.

Я готов сыграть в спектакле, доказываю стальную решимость хрустом веток под ногами.

Вероятно, Хрупкость живёт взаймы. Проникнув в полыхающее пристанище Матери Огня, я нарушил отмеренное время жизни живому существу, спася его и даровав часть своего времени: ровно половину того, что имел.

Мир привык самоочищаться. Ему не нужны защитники природы, хранители лесов и зверей, противники ядовитых отходов, сбрасываемых в реки и моря. Человечество существует лишь секунду, где в следующую нас уже не станет, и мир регенерирует сам себя, похоронив людей под толщей мха и воды.

Жизнь мальчишки сочится песком цвета его глаз в маленьких карманных часах Смерти, которые подписаны моими инициалами донора. Одна часть колбы скоро опустеет.

Поднимаю взгляд к тёмно-фиолетовому небу, загороженным ветками сосен и елей, наблюдаю приток первых зрителей ко второму акту, в коем я поклялся быть центровым.

Комментарий к Глава 7

Касательно Ренара - это ещё не сюрприз. Сюрприз в следующей и последней главе.

========== Глава 8 ==========

Через призму двойного стекла свет ярким пятном ложится под оконную окантовку, освещая нижние брёвна охотничьего дома.

Вы смотрите, благородные ваны и асы? Сейчас начнётся ваша любимая игра на жизнь, где я постараюсь обмануть сценарий, предписанный для меня вами через Гурмана, изменить отравленные смертью буквы, переписав их смысл. Пришло время вырубить топором написанное пером.

Шкуры медведей, приколоченная голова оленя, кожа – всё ловит блики огня в искусственном камине. Умно: дыма нет, никто в жизни не догадается, что в глухом лесу может притаиться охотник или маньяк. Что, в сущности, коррелятно, если и с того, и с другого снять кожу, сравнив нутро.

Ренар останавливается рядом с диваном, некоторое время демонстрируя свой затылок, после чего разворачивается, расплываясь в демонической улыбке, жестом приглашает сесть. Отрицательно качаю головой, сложив руки за спиной, прохаживаюсь вдоль высокого стола, застланного связанной овечьей шерстью, незаметно подцепляю рукоятку ножа большим пальцем, притягивая к себе. В ту же секунду шейного позвонка касается холодный металл двуствольного ружья.

Выдыхаю, смотря в беснующиеся глаза Тьмы напротив.

Гурман здесь.

Подмигиваю наблюдающему, улыбаясь уголком губ; резко пригнувшись, с разворота хватаю ладонью двустволку ближе к дулу, выстрел шатает отдачей меня и владельца оружия - пули угождают в потолок.

Натыкаюсь на водяные абсолютно спокойные глаза, неверяще задыхаюсь в вопросе, лезвие ножа замирает у горла - этого хватает, чтобы противник хладнокровно ударил в висок прикладом. Сознание теряет само себя скорее от шока, нежели от тяжёлого удара.

Пощёчина быстро приводит в чувство.

- Привет, друг, - усмехается Гурман голосом моего босса, скалится его улыбкой, потирая пальцами переносицу.

- Сэм, - то ли спрашиваю, то ли утверждаю. Надеюсь, что глаза врут, потому что реальность не может быть похожа на триллер. Злобные, расчётливые ублюдки прикидываются хорошими парнями только в хорошем кино, где злобного и расчётливого ловит и сажает в кандалы добрый и справедливый.

- О, видел бы ты своё лицо, - противно пищит, изображая истеричную даму навеселе. – Ради такого стоило существовать и… творить, - его глаза порождают мечтательный огонёк, отражающий пёстрый свет камина.

Наши поезда наконец столкнулись, сошлись, встретились; уворачиваясь на скорости, прекратили петлять, таиться в туннелях и искать приюта в депо. Передо мной Сэм Ланель, Гурман. Мой друг. Мой враг. Моя охота. Кровожадный сценарист. Беспощадный тактичный монстр.

Закрываю глаза, опуская голову вниз.

- Даже не спросишь? – опускается на корточки, просунув лезвие ножа под мой подбородок.

- Как давно ты… - слова даются с трудом, скрипя, кряхтя, они не хотят быть произнесёнными, отказываются верить и существовать в реальности, где Сэм, спасавший от чужих рук, замахивающихся на меня косой Смерти, сейчас заносит эту косу над моей понурой головой. Дёргаюсь, меня распирает горечь и интерес, больное любопытство стучит в голове.

Поднимаю взгляд.

- Десять лет назад, - остриё ножа проходится по тонкой коже под глазом, - десять долбанных лет тому назад, - шипит Гурман, вплотную приближается мясистым, потным лицом к моему, - ты спас сына какой-то чёртовой суки, а не моего мальчика, - крылья носа раздуваются; губы трясутся, белея от гнева, поджимаясь в натянутую книзу дугу. – Он лежал рядом с этим отродьем! Он лежал в паре метров от него! Почему? Какого блядского хуя ты выбрал ЕГО?!

Слова настигают меня вместе с запоздалым понимаем в декаду: то прошлое - от которого бежал, уносил ноги - и собственное я никогда не оставляли меня. Я думал, что смог оставить всё позади – там, в старом секторе города, вместе с фонарями, избитыми дорогами, запахом гари и страха; оказалось, в своих бегах не сдвинулся ни на шаг – с самого момента моего приезда, становления полицейским, подписался дать ответ за ключевое свершение собственных рук.

Потому что…

Это Её ребёнок. Крохотное тельце, зажатое пирующими за столом Матери Огня, ласкающие щупальцами стихии угощение. Мальчик, такой живой, настоящий среди неугасающего пламени, намного нужнее грядущему, нежели сотни, тысячи, миллионы детей. Найдя своё законное место, рядом со мной, показался странным, ненормальным, галлюциногенным. Вокруг него просвечивало всё: и люди, и птицы, даже сами небеса, лишь он абсолютно плотный, реальный.

Солнце небес не светит ярче янтаря внутри его глаз. Для меня.

Гурман меряет шагами дугу полумесяца передо мной, явно успокоившись и разразившись монологом на тему моего скверного выбора.

- Ренар – это не твой сын?

Сэм замирает, прекратив брюзжать, устремляет на меня ненавидящий взгляд.

- Конечно, нет. Подобрал у больницы, оба родителя погибли, будучи врачами, - присаживается напротив меня вновь, погано улыбаясь. В душе возникает огромная досада: я представлял Гурмана великим тактиком, логиком, проводящим ритуалы подношения Тьме внутри себя с тщательным вниманием к деталям; сдержанным, горячим, а не сгорающим в котле жажды отмщения рассвирепевшим ублюдком. – Так и не спросишь, где твой сучёнок?

Сглатываю. Воображение рисует картины: одна хуже другой. Напрягаю руки, в запястья врезается верёвка, завязанная затейливым узлом. Стискиваю зубы.