Ждали, что скажет Николай. Это казалось очевидным, хотя если подумать, никакой очевидности в этом не было: ни друг, ни сват, ни брат, а так, мельком знавший погибших. Не ждали, что он начнёт с "Отче наш...": мало кто вообще знал, что на поминках следовало бы начать с молитвы. На столе стояла традиционная кутья, но спроси, почему она открывает скорбную трапезу, никто бы не ответил. Николай сказал просто и с верой в будущее:
- За погибших. Когда-нибудь вы построите город. Назовите улицы их именами.
Только сидя за поминальным столом, чуть отстранившись от горячки военной вылазки, Пётр понял, каким полным безумием она была. А как закончилась! С таким-то командиром, как не победить? Пётр, вроде взрослый мужик, себе на уме, а Николай душу ему перевернул и, будто глаза открылись, оказалось, что мир выглядит по-другому: конец света в голове, а не в жизни, жизнь продолжается, терпкая и желанная как никогда прежде. Что уж говорить о пацанах! Николай для них - бог! А Никита - образец для подражания.
Симптомы фанатского клуба появились не теперь вдруг, а считай с появления заочного кумира на глаза. Молодёжь стала срочно переодеваться в кирзовые сапоги, которые на самом деле Никита считал презренно-вынужденной обувью. И в одежде стали подражать, и в причёске. Не заметить это, когда все собрались за одним столом, было трудно. Николай съехидничал:
- Ты на лысо постригись, и все постригутся. Так и на солдат станут похожи.
С поминок командиры и бойцы ушли первыми. Повторился ритуал всеобщего вставания, но в этот раз он был более осмысленным: уже знали, что завтра они снова уходят, и что, скорее всего, поминки не последние. Сказать, что добровольцам завидовали, что ими восхищались - сказать неправду. Подобная чувственная экзальтированность раненым душам не свойственна, а в новом мире, что ни душа, то рана. Добровольцев уважали, за них переживали, но пополнить их ряды не торопились, особенно после похорон.
Никита так и не выяснил, кто такой Гриша, кто такой Колян, хотел расспросить перед сном, но оба устали, а разговор, явно непростой, комкать не хотелось.
***
Утро не обошлось без сюрпризов. На пороге неустроенного быта друзей появился Иваныч. Тот самый, который приютил их в худую минуту, помог с транспортом, тепло к ним отнёсся с немалым риском для себя, и первый рассказал о Генерале.
- Какими судьбами? - искренне обрадовался Николай и даже обнял Иваныча, как старого знакомого.
- Это у вас судьба, а у нас судьбишки! - прибеднился Иваныч. - Я к тебе вместе со всей своей командой и с барахлишком на десяти фурах, чтоб на новом месте не голышом.
- Откуда узнал? - уже без радости в голосе, настороженно спросил Николай.
- Старатели. У них радиосвязь. Ушлые ребята. - ответил Иваныч. - Обычно они на птичьем языке переговариваются, хер их поймёшь, свой сленг придумали, а тут открытым текстом про вас шпарят и о том, что вы Генерала побили. Не все верят, а я сразу поверил. А вчера утром к нам на привал нагрянули, кураторы наши, как ошпаренные. Мы сами с ними разобрались и снялись с места.
- Много там гарнизонов?
- Это не гарнизоны, это... - Иванович не знал с чем сравнить. - Вроде опорных пунктов. Они ведь с федеральными крестами, то воюют, то якшаются, публичные дома на границах с бандитами держат. Отпуска в столице проводят. Всё расскажу. Но мы с дороги, устали как собаки, не подскажешь, где приткнуться, чтобы никого не обидеть? Местные к тебе отправляют, к Собирателю. - С реки вернулся Никита: - А вот и Хранитель! - Подлетел Парень. - И ворона ваша тут как тут!
- Ты его так не оскорбляй, а то он тебе на голову насрёт. - предупредил Никита.
Николай решил отдать Иванычу землю Боса. Кусок лакомый, благоустроенный, по слухам в Совете хотят его между собой поделить, но пока к этому вопросу подступить не решаются.
Увидев Никиту и Николая с незнакомцем у спорной земли, Мать почувствовала не ладное и танком двинулась на них.
- Это теперь его хозяйство. - в лоб остановил её Николай и показал на Иваныча.
- И что это ты всё сам раздаёшь?! С каких таких пор? - возмутилась Мать. - Совсем охренел!
- Сам, сам... С тех самых пор. - Николай досадливо поморщился. - Гуляй дальше.
- А может, ты и у нас заберёшь?! - от злости у Матери выпучились глаза.
- Надо будет, и заберу. - раздражённо ответил Николай.
- А вот этого не хочешь?! - Мать выкатила на Николая смачную фигу, пошевелила для доходчивости большим пальцем, и убралась, кипя от возмущения.
Иваныч с нескрываемым удивлением наблюдал разыгравшуюся перед ним сцену:
- А может не стоит...
- Стоит. Как я сказал, так и будет. Тут от прежнего хозяина много осталось. Тоже, пререкался со мной... Всё твоё аж через улицу и до реки. Ты теперь сразу важная шишка. И у тебя сразу появились враги. Так что не спеши благодарить. Если кто-то вякнет, напомни, что за невыполнение моего распоряжения, расстрел. Они знают. Можешь сам расстрелять.
Иваныч поймал себя на мысли, что упростил образ Николая до народного героя с душой нараспашку:
- Неожиданно...
- А ты как думал? - Николай усмехнулся. - Думал, что я идейный борец со злом и поборник социальной справедливости? Я сам зло с теми, кто встаёт у меня на пути. - по улице шёл то ли пьяненький, то ли обкурившийся с утра пораньше мужичек. Николай кивнул в его сторону: - Ты, что думаешь, я за него палец о палец ударю? Скорее мозги ему вышибу за тунеядство.
- Я про участок... - Иваныч устало вздохнул. - В остальном... Мне больше по душе, когда по-хорошему, да, видать, твоё время. Мои парни станут на войну проситься, не бери. У них золотые руки, здесь от них больше пользы будет.
- Не успеют. - успокоил Николай. - Мы через несколько часов выступаем. Не получится у нас, ждите Генерала в гости. Угодил ты в самое пекло!
- Вижу, что некстати. - пожал плечами Иваныч. - Но сейчас нигде не отсидеться. Федеральные кресты облавы, как на зверей устраивают. Удачи тебе желать не буду, я суеверный.
- Тогда не ешь у этой ведьмы пирожки, а то подавишься. - посоветовал Никита.
И снова люди вышли на проводы, опять надрывно играла гармошка, гармонистом был тот самый мужичек, которому Николай не прочь мозги вышибить за тунеядство. Старик с лопатистой бородой, стоя на коленях, крестил колонну бойцов, которая медленно, чтобы уважить настроения людей и укрепить дух бойцов, двигалась по центральной улице Села. Война - время общественной Гармонии и Любви. Но это не отменяет Страх и Ужас. Неожиданно из стайки детей на дорогу со всех ног, так что никто опомниться не успел, наперерез командирскому автомобилю выскочил Ванюшка и закричал:
- Хранитель! Хранитель!
К ребёнку подбежали женщины, но Никита их остановил и вышел из машины. Ванюшка, обхватил его насколько мог в силу своего роста, и горько, навзрыд заплакал. Никита взял мальчика на руки и отнёс к остальным детям.
- Он сон плохой видел. - объяснила Люба. - Вот места себе и не находит. Вы, пожалуйста, берегите себя. Мы все вас ждём.
У Николая не было чёткого плана. Главное - не опоздать, а для этого нужно либо быстро бегать, либо выбежать пораньше. Генералу необходимо время, чтобы вернуться и собрать силы. Где бы он ни был на юге, кратчайшая дорога обратно одна. Даже если его спецы засомневаются в безопасности манёвра, который и для противника очевиден, Генерал не станет их слушать: какой такой противник? Быдло! Не хотелось думать о том, что произойдёт, если ставка на самонадеянность врага не сыграет.
Пустынные посёлки вдоль дороги, хотя их бесхозности чуть больше полугода, выглядели как выброшенные на помойку жизни, безвременно состарившиеся люди. Они ещё живы, но позаботится о них некому.
Николай распределил бойцов на два взвода и спецгруппу. Первый большой привал сделали до полуночи, разбивка лагеря вылилась в неразбериху, споры и суету, что нормально для людей, которые ещё не успели притереться друг к другу и по-разному представляют себе походный быт. Подступающий Новый год подгонял к компромиссу, и суматоха быстро улеглась. Николай коротко поздравил бойцов и удалил себя вместе с упирающимся Никитой в командирскую палатку.
