"Неужели ошибка"?

"Сегодня особый день, сегодня мы можем покончить с узурпаторами навсегда. Мы не можем упустить такой возможности. Никак не можем".

Дора закурила и подошла к лотку, на котором лежали агитки, стала рассматривать брошюры, отпечатанные на дрянной газетной бумаге. Продавец увещевал, что Ленин обязательно сегодня выступит. Наконец, запустили в цех, в дальнем от входа углу которого стояла трибуна из неотесанных досок.

Потекли речи, каждой из которых аплодировали, и постепенно всех начал охватывать угар, словно во время бурного застолья. Дора почувствовала, как закружилась голова, окружавшие ее лица слились в единую картину. Она побледнела, под глазами появились круги.

- Дамочка, с тобой все в порядке? - затревожился усатый рабочий.

- Душно немного, - ответила Дора и, в подтверждение своих слов, расстегнула верхнюю пуговицу на пальто.

- Ну, так. Огонь кругом! - пояснил рабочий. - То ли еще будет, когда Ильич приедет.

- Ленин? Я его здесь не вижу.

- Да, действительно не видать, - обескуражено сказал рабочий, но вмиг обрел уверенность. - Приедет. Он нас любит, всегда приезжает.

- На завод Михельсона давай.

- Поздно уже, Владимир Ильич. Не успеваем.

- Поехали, поехали.

Роллс-ройс, порыкивая форсированным двигателем и слепя редких прохожих мощным светом, помчался в сторону металлического завода.

- Эх, я же говорил! - Гиль сокрушенно махнул рукой.

Автомобиль Председателя Совнаркома встретил темный двор, на котором ни души. Лишь в окнах одного из цехов горел свет.

- Что же, поглядим на тех, кто дождался.

- Опасно, Владимир Ильич. Мало ли там кто.

- Не бойтесь. Если что, у меня браунинг.

Ленин соскочил с машины, побежал к дверям.

Шофер чертыхнулся про себя и стал разворачивать автомобиль, чтобы мгновенно рвануть с темного двора. Однако едва Ленин открыл дверь, Гиль услышал аплодисменты и крики радости. На этот раз Гиль выругался вслух, очень громко и неприлично - в адрес тех, кто должен был встречать их, а не торчать внутри. Кроме грузовика с красным крестом на кабине и кемарющим внутри шофером, во дворе не было ни души.

Едва увидев знакомую фигуру, оратор прервал речь и, хлопая в ладоши, пошел навстречу вождю. Вслед за ним все обернулись к Ленину, и последний шел на трибуну, оглушаемый аплодисментами.

- Товарищи! Нас, большевиков, постоянно обвиняют в отступлении от девизов равенства и братства. Объяснимся по этому поводу начистоту.

Цех вновь взорвался аплодисментами, лица собравшихся засияли. Дору стиснули со всех сторон, сумочку прижали к ноге. И она с ужасом почувствовала пистолет. Пистолет, к которому она не прикасалась. В котором отсутствовали три патрона. Она разглядывала человека на трибуне, смотрела в счастливые лица. Кто, кто из окружающих выстрелит?

- Возьмем Америку, самую свободную и цивилизованную. Там демократическая республика. И что же? Нагло господствует кучка не миллионеров, а миллиардеров, а весь народ -- в рабстве и неволе, - лилось с трибуны.

"Неужели сейчас его убьют"?

- У нас один выход: победа или смерть!

Ленин победно вскинул руку, и зал взорвался. Вождю, выбирающемуся к выходу, бешено аплодировали, к нему подбегали какие-то люди, о чем-то спрашивали.

Наконец, Ленин вышел во двор, который освещали лишь фары Роллс-ройса и санитарной машины, но немедленно уехать не вышло - машину окружало плотное кольцо людей.

Близорукая Дора издали видела, как к Председателю Совнаркома подошла какая-то женщина необъятных размеров и заслонила вождя целиком. При этом женщина и Ленин казались ей лишь смазанными тенями. И в этот момент прозвучали выстрелы. Три, оглушительно громких, они почти слились в один. Дора только и успела увидеть, как возле автомобиля образовалось пустое место, ее подхватила, понесла прочь вопящая от ужаса толпа.

Ленин очнулся через несколько мгновений после того, как упал на землю. Где он? Что произошло? Выступление, потом подошла претолстущая мещанка, начала выспрашивать, когда перестанут на станциях обирать мешочников. Он пообещал, что с завтрашнего дня. Потом вдруг выстрелы, потеря сознания. Запечатлелась только усатая физиономия и рука, поднимающая револьвер. Ленин повернул голову - мещанка лежала рядом. Попробовал встать, но боль, резкая боль.

- Вы поймали его? - и Ленин вновь потерял сознание.

Подбежал комиссар пятой дивизии Стефан Батулин.

- Жив? Кто стрелял?

- Баба вроде какая-то.

- Но выстрелов было..., - Батулин не закончил, побежал вслед за толпой, крича во всю глотку: Держи, лови!

Дору буквально вынесли со двора на улицу, здесь она смогла остановиться и перевести дух. Устало прислонилась к стволу дерева, и только сейчас заметила, что до сих пор держит в руках зонтик и сумочку, в которой лежит браунинг. Без трех патронов и ее отпечатков пальцев.

Что же теперь будет?

Уйти?

К ней подбежал парень в кожанке, схватил за руку.

- Ты кто такая? Как сюда попала?

- Это сделала не я, - рассеянно ответила Дора.

Комиссар немедленно сгреб ее в кучу и поволок на заводской двор.

- Вот она! Вот она!

Завопили со всех сторон. Батулин побежал со всех ног, буквально волоча Дору следом за собой.

- Зачем ты стреляла, дура?!

- А зачем тебе это знать?

Роллс-ройс окружили солдаты, и комиссар со своей добычей скрылся за оцеплением, на которое немедленно накатила озверевшая толпа.

Роллс-ройс, взревев мотором, помчался в Кремль. Дору и раненую мещанку затолкали в санитарную машину.

Около полуночи литерный сделал очередную остановку. Председателя ВЧК ждали две телеграммы. Первой он взял из Питера.

"В 23.00 часов явились для арестов в посольство Британии. Была перестрелка. Убит морской атташе Кроми"..

- Идиоты, бараны!

Но, едва прочитал вторую депешу, Председатель ВЧК побледнел и схватился за сердце.

- Вам плохо, товарищ Дзержинский?

Дзержинский изумленно посмотрел на спросившего, но вспомнил, что предназначенную ему телеграмму кому-либо еще читать было воспрещено.

- Товарищи. Сегодня..., - голос Дзержинского дрогнул, - вчера, в одиннадцать вечера, совершено покушение на товарища Ленина. Он серьезно ранен.

Дзержинский тяжело смотрел на окружающих, молчащих и бледных.

- Отбейте в Москву. Произвести задержание английского поверенного Локкарта, - Когда подчиненный вышел исполнять приказание, тяжело вздохнул. - Поворачиваем, едем назад.

- Клим, срочно собирай Военный Совет.

- Что случилось, Коба?

- На, читай.

".... На покушение против...".

- Значит, еще и Ильич, - командующий Царицынским фронтом Ворошилов отодвинул от себя телеграмму, руки его задрожали. - Что теперь будет, Коба?

- О чем прочитал, то и будет.

Ворошилов недоуменно воззрился на чрезвычайного уполномоченного ВЦИК.

Оба почти одногодки, - Сталину сорок, Ворошилову тридцать семь, первый - кавказец, другой с Украины. Но внешностью, вернее, выражением лиц, они друг на друга походили. И оба буквально сразу сдружились. С первых дней, навсегда.

- Ты едешь в Москву?

- Зачем, Клим? И здесь работы по горло.

- Да какая теперь работа, - Ворошилов отпустил крепкое ругательство. - Навалится сейчас Краснов на нас по новой, устоим ли? И за штыки кто поручится? Побегут.

- А вот какая, - чрезвычайный уполномоченный ответил спокойно, делово, словно о делах будничных, повседневных. - Всех, кто в подвалах - в расход. Составишь списки, напишешь, что в ответ на белый террор.

- Но следствие...

- Никакого следствия, Клим! Всех врагов станем убивать, всех. Я за отца никого не пощажу.

- Хорошо, Коба, - Ворошилова нисколько не удивило слово "отец", хотя Ленин всего на девять лет старше Иосифа. Для него самого Ленин - нечто недостижимое. - Я составлю списки. Но кто стоит за всем? Утром - Урицкий, вечером Ленин, вот. Если он умрет, а?