- Не слабо душили, - проговорил он, - кожу на горле снесли. Вот что, дуся, а переверни-ка его на живот.

Сторож захихикал.

- Это мы мигом.

"Миг", однако, занял чуть дольше, чем было обещано - Ковальский уже готов был отчитать сторожа за нетрезвый образ жизни, когда тому наконец удалось перевернуть тело. Ковальский задумчиво посмотрел на мертвеца со спины.

- Вот так он лежал, когда его нашли, - вслух сказал он. - Теперь всё правильно.

Поляк достал из внутреннего кармана пиджака элегантную лупу в позолоченной оправе, с рукояткой из лазурита, и принялся изучать стриженую прогалину в каштановых волосах.

- Всё интереснее и интереснее! - раздался вдруг громовой голос, принадлежавший, несомненно, констеблю Джонсу. - Полюбуйтесь, инспектор!

Ковальский хладнокровно оторвался от своего занятия и встретился взглядом с Джонсом и Мэлоуном. Констебль выглядел довольно флегматично, зато глаза долговязого рыжего инспектора метали молнии. Даже усы его, кажется, встали дыбом.

- Хотелось бы знать, мистер Ковальский, что вы здесь делаете? - рявкнул Мэлоун. Сторож бочком отодвинулся в сторону, пытаясь вжаться в стену. Инспектор сгрёб его за воротник.

- Давно пора уволить, - заявил он и вытолкнул сторожа за дверь. - Вы не отвечаете, Шерлок-как-вас-там-Холмс? Кажется, мне придётся вас арестовать за самоуправство. Джонс, где у вас наручники?

Ковальский бесстрастно опустил руку с лупой.

- Волосы отрастали довольно неровно, - глядя в упор на инспектора, сообщил он. - Похоже, они были острижены ножницами.

- Ножницами? - в замешательстве переспросил инспектор. - Псих ненормальный! При чём тут ножницы?

- Возможно, я псих, - кротко согласился Ковальский, - но тонзуру выстригают ножницами только при посвящении. Впоследствии её бреют. Ему пришлось бы не один раз приводить в порядок волосы.

- Чёрт возьми... - обескураженно протянул Мэлоун. - Джонс, уйдите - вы мешаете! Вы хотите сказать, что кто-то стриг его ножницами незадолго до смерти? Уж не теми ли, которые лежали в камине?

- Может быть, - Ковальский обошёл вокруг поддона с трупом и приблизился к инспектору. - Те это ножницы или не те - можно проверить.

- Я сам сейчас сойду с ума, - лицо инспектора перекосилось. - Кому может понадобиться стричься маникюрными ножницами перед разговором с какой-то тёмной личностью в рабочих ботинках?

- Вопрос можно поставить по-иному, инспектор, - вкрадчиво сказал Ковальский. - Кому может понадобиться стричь другого человека маникюрными ножницами перед тем, как его убить? Или вовсе не перед, а после?

- Мы не знаем, когда это было, - оборвал инспектор, - так что гипотезы здесь бесполезны.

- Мы можем кое-что узнать, - прищурился Ковальский, - если вы разрешите мне осмотреть место преступления.

- Не городите ерунды, - не очень уверенно выговорил Мэлоун. - Откуда вы знаете все эти подробности про стрижку и брижку... тьфу, бритьё?

- Я сам в детстве хотел быть священником. У нас в Житомире была католическая семинария, мой старший брат там учился. Дело кончилось тем, - ухмыльнулся Ковальский, - что он уехал в Киев поступать на филологический факультет.

Он фамильярно похлопал Мэлоуна по плечу.

- Как насчёт спора, инспектор? Клянусь, за мной будет ящик виски двадцатилетней выдержки, если мне не удастся найти убийцу.

- Посмотрим, - сдержанно заметил Мэлоун, подумав, что для ареста Ковальского всегда можно будет найти повод, если у того не хватит денег на виски. - Но не ждите, что я покажу вам дом сейчас. У меня и других дел полно.

- Меня вполне устроит, если мы с вами договоримся на, скажем, понедельник.

4.

Профессор Литтлгейт с удивлением посмотрел на экзотического человечка в белом, расположившегося в его кабинете. Похоже, посетитель ждал его давно. Однако профессор не привык к тому, чтобы его навещали личности подобного сорта.

- Чем могу быть полезен? - сдержанно спросил он. Гость заговорил высоким мальчишеским голоском, одновременно мелодичным и гнусавым - и столь же балаганным, как его насурьмлённые глаза и косой пробор. По его выговору с первых же слов было слышно иностранца.

- Видите ли, профессор, я пришёл к вам по поводу Джеффри Гринфильда.

- Джеффри Гринфильда? - озадаченно переспросил Литтлгейт. - Не припомню такого.

- Припомните, профессор, - незнакомец был настойчив. - Католический семинарист, который два года назад участвовал в ваших раскопках в Сассексе. Разве нет?

Литтлгейта осенило. Внезапно он сообразил, о ком идёт речь.

- А, тот смешной юноша с тонзурой? Вроде святого Стефана?

- Ну, если учесть, что святого Стефана изображают в сане дьякона, - рассудительно сказал Ковальский, - это похоже на него. Знаете ли, профессор, в прошлом году Гринфильд был рукоположен в священники. А около недели назад его убили.

- Вы сказали "убили"? - Литтлгейту показалось, что он ослышался. Сердце бешено запрыгало у него в грудной клетке. Зловещий человек в белом спокойно усмехался.

- Именно это я и сказал.

Литтлгейт опомнился. Сев в кресло напротив гостя, он выдохнул:

- Скверные шутки, мистер... как вас зовут?

- Ковальский, - ответил сыщик. - Винни Ковальский. Согласен, мои шутки бывают скверными, но в данном случае скверно то, что это не шутка.

Он протянул Литтлгейту вырезку из местной газеты. Профессор механически проскользил взглядом по строчкам. Да, Джеффри Гринфильд. Вряд ли в Лондоне слишком много выпускников католических семинарий с таким именем.

- Вы из полиции? - спросил он, чувствуя головокружение и звон в ушах. Ковальский снова осклабился, блеснув золотой коронкой во рту.

- Можно и так сказать.

- Погодите, я выпью воды, - профессор взял со стола графин, налил себе полстакана и жадно проглотил. - Что вы хотите узнать?

- Я хочу узнать, с кем Гринфильд близко общался во время раскопок. Не завёл ли он знакомств, которые вам показались необычными?

- Странно, что вы об этом спрашиваете, - профессор плеснул себе ещё воды в стакан. - Было кое-что, что сейчас, задним числом, кажется необычным. Тогда я не придал этому особенного значения. Он подружился с неким Мэтью Крэмпом, рабочим, который помогал нам на раскопках. Крэмп дурил всех байками про клады, но это, конечно, были только байки.

- То есть клада там не было? - спросил Ковальский. Литтлгейт вымученно рассмеялся.

- Нет, конечно. Не с обывательской точки зрения. Там довольно хорошо исследованный фундамент англосаксонской церкви с захоронениями духовных лиц. С научной точки зрения это, пожалуй, клад - церкви полторы тысячи лет, она относится к эпохе крещения англосаксов. Но горшки с золотом искать там бесполезно.

- Можете ли вы допустить, что Гринфильд и Крэмп в самом деле отыскали там нечто ценное?

- Господи, - охнул Литтлгейт. - Вы же не думаете, что Крэмп его убил?

- В доме были следы рабочих ботинок, - ровным голосом сообщил Ковальский. - Конечно, само по себе это ни о чём не говорит, такие ботинки носят тысячи лондонцев, но...

- Вы полагаете, Джеффри нашёл что-то такое, что утаил от меня? И поссорился из-за этого с Крэмпом, не захотел делиться?

- Это ваша гипотеза, а не моя, - отозвался Ковальский, - но я не вижу оснований сбрасывать её со счетов. Где живёт Крэмп, вы, конечно, не знаете?

- Боюсь, нет. Знаю только, что он местный, из Сассекса.

- Вы сможете составить описание его примет для полиции?

- Дайте мне время, - сокрушённо сказал Литтлгейт. - Сейчас я плохо соображаю. Оставьте мне ваш адрес, я вам напишу.

- Непременно. А знаете, профессор, - ни с того ни с сего проговорил Ковальский, - у меня возникла одна небольшая фантазия.

- Какая? - почти испуганно спросил профессор. Ковальский посмотрел на его светлую львиную гриву.

- Я хотел бы получить ваш локон на память.

Он ещё и ненормальный, в панике подумал Литтлгейт. Сумасшедший переодетый полицейский - такого даже в детективных романах не бывает. Но обдумывать ситуацию у него не было сил. Проще было согласиться.