Глупо усмехнувшись, профессор взял со стола ножницы для разрезания бумаги. Ковальский жестом остановил его.

- Не тот инструмент, - сказал он и вынул из своего кармана старые маникюрные ножницы с одним погнутым лезвием. Сталь скрипнула у виска остолбенелого профессора. Ковальский зажал между пальцев отрезанную прядь.

- То, что нужно, - таинственно сказал он. - Не буду больше утомлять вас своим присутствием. Да, и жду от вас примет Крэмпа. Пишите на почтовое отделение Уайтчепела, до востребования, Винни Ковальскому.

5.

- Как вы считаете, его задушили в гостиной или в саду? - спросил Ковальский, обмахиваясь носовым платком. Воздух в доме, простоявшем опечатанным целую неделю, был невыносимо спёртый.

- В сад его, скорее всего, вынесли уже мёртвым, - ответил Мэлоун. - Он был босой, но ноги у него были чистые - никаких следов земли.

- Это проще, - сказал Ковальский. Откуда ни возьмись, в руках у него оказались щегольские перчатки из жёлтой материи; натянув их, он обошёл гостиную. Мэлоун почувствовал одновременно брезгливость и восхищение. "Чёрт знает что такое, - подумал он, - ещё немного, и я начну смотреть этому нахалу в рот".

Не обращая внимания на профессиональные муки инспектора, Ковальский осматривал комнату. Обстановка была, как и следовало ожидать, довольно бедной, и новый пёстрый линолеум на полу лишь подчёркивал впечатление убожества. Раскуроченный ящик облупившегося секретера так и остался выдвинутым, несколько томов из книжного шкафа свалилось на пол. Через кресло были перекинуты измятые чёрные брюки и сутана. Стаканов из-под пива на столе уже не было - их забрали снимать отпечатки пальцев, - но в камине ещё оставалась зола, которую не до конца выгреб констебль. Ковальский внимательно поглядел на пол и отчего-то расстроился.

- Кошмарная расцветка линолеума, - заявил он, подошёл к стеклянной двери и рукой в перчатке распахнул её, прежде чем Мэлоун успел его остановить.

- Что вы делаете, чёрт вас подери?

- Не мог же убийца топить камин с закрытой дверью, - непонятно сказал Ковальский. - Он бы потерял сознание в такую жару. Жаль, что дров больше нет.

Недолго думая он поддел складным перламутровым ножичком край обоев, оторвал целую полосу и обернулся к возмущённому инспектору.

- Успеете надеть на меня наручники, милейший. Дайте мне вначале провести следственный эксперимент.

Мэлоун буркнул что-то нечленораздельное. Поляк скомкал обои, бросил их в камин и поджёг. Пламя поднялось достаточно быстро. Ковальский встал между камином и дверью в сад, стянул с руки перчатку и послюнил палец.

- Ага, - сказал он, наклонившись, - воздух тянет вот так.

Огонь поглотил обои и стал угасать. Снова надев перчатку, Ковальский захлопнул стеклянную створку, подобрал каминную щётку и принялся старательно мести пол там, где определял направление сквозняка. Инспектор молча наблюдал за ним. Он начал чувствовать, что действия Ковальского более осмысленны, чем казались с первого взгляда.

- Есть! - воскликнул сыщик. Он сидел на корточках, разглядывая что-то на полу. - Негусто, но для экспертизы хватит. Инспектор, будьте добры пинцет и белую чистую бумагу.

Почти машинально Мэлоун раскрыл портфель. Через полминуты Ковальский вернул ему лист бумаги. На нём, вперемешку с пылью, лежало несколько тёмно-каштановых волосков длиной около двух дюймов.

- Я так и думал, что он сжёг не всё, - с довольной улыбкой сказал Ковальский. - Что-то должно было сдуть сквозняком на пол. Но на таком серо-буро-малиновом линолеуме их, конечно, заметить было непросто.

- Сжёг? - Мэлоун перевёл взгляд на камин. - Почему вы решили, что он жёг волосы?

- Ну, это же элементарно, мон шер, - в голосе Ковальского послышалась снисходительность. - В камине ничего не было - либо потому, что он не бросал туда ничего, кроме ножниц, либо потому, что он уничтожил что-то небольшое и горючее. Несколько прядей волос, например. Я сразу подумал о волосах.

- Это всего лишь гипотеза, - надулся Мэлоун, не желая так просто уступать поляку инициативу в расследовании. - Может быть, эти волоски свалились с расчёски.

- Вам по силам проверить, вычесаны они или острижены.

Ковальский полез в карман пиджака и вынул оттуда маленький бумажный пакетик.

- Контрольный образец, - сказал он, - состриженный мною у профессора Литтлгейта. Наносить ущерб себе самому я не был готов. Отошлите то и другое в какую-нибудь лабораторию, где есть хороший микроскоп - пусть сравнят срезы. Да, кстати, возвращаю вам ножницы.

До инспектора не сразу дошёл смысл его слов, а когда дошёл, то его лицо покрылось багровыми пятнами. Он схватил Ковальского за рукав.

- Вы... выкрали у меня улику?!

- Фу, как вы пошло мыслите, - напудренное лицо поляка искривилось в гримасе. - Сразу "выкрал"! Просто ваш констебль Джонс стоит на два соверена дороже, чем сторож морга.

- Да я вас... - Мэлоун прикусил язык. Он вдруг понял, что замять историю с ножницами в его интересах, если он не желает навлечь на себя крупные неприятности. Ковальский прочёл его мысли.

- То-то и оно, душенька, - ласково сказал он. - Если вы меня арестуете, мои показания причинят вам некоторые проблемы. И меньше чем на "халатность" эти проблемы не потянут. Возьмите ножницы.

Инспектор угрюмо убрал злополучную улику в портфель.

- Что вы намерены делать дальше? - поинтересовался он. - Надеюсь, вы меня предупредите о ваших планах?

- Действовать дальше буду не я, а вы, - сказал Ковальский. - Во-первых, отошлите оба образца волос на экспертизу. Во-вторых, направьте запрос в Сассекс. Ищите человека по имени Мэтью Крэмп, участвовавшего в археологических раскопках летом 1924 года. Это ключ ко всему делу.

- У вас есть конкретные подозрения?

- У меня есть подозрение, - Ковальский конфиденциально понизил голос, - что в этом деле замешаны большие деньги. Куда больше, чем вы себе можете представить.

6.

В ближайшие дни жара не спадала. Ковальский валялся на оттоманке в халате нараспашку, растирая грудь кусочками льда, когда в передней отчаянно затрезвонил телефон. Кое-как сунув ноги в шлёпанцы, сыщик кинулся поднимать трубку.

Голос старшего инспектора Мэлоуна не узнать было сложно.

- Не знаю, что это значит, но вы были правы, - он с трудом скрывал неудовольствие. - Мы получили результаты исследования волос под микроскопом. На обоих образцах одинаковые срезы. Довольно странное занятие для священника - корректировать причёску маникюрными ножницами.

- Весьма странное, - подтвердил Ковальский, - особенно если учесть длину найденных мною волосков. Как обстоят дела с Крэмпом?

- Крэмпа нам найти не удалось. Похоже, подался в бега. Но кое-что у нас есть - мы нашли его любовницу, гладильщицу из прачечной. Она сейчас даёт показания.

- Что-нибудь интересное?

- Достаточно. Она виделась с Крэмпом в позапрошлую пятницу, как раз накануне убийства. Он действительно собирался в Лондон и планировал незаконную сделку по продаже антиквариата.

Последнюю фразу инспектор произнёс сквозь стиснутые зубы. Ковальский даже пожалел его.

- Только не отпускайте её пока. Я выезжаю к вам.

При девяноста двух градусах по Фаренгейту необходимость влезать в костюм была сущим кошмаром, но Ковальский оделся с мазохистской тщательностью и даже вдел в бутоньерку цветок гардении. Разумеется, он не рассчитывал, что гардения выдержит поездку в Дагенхем по железной дороге; для него это был скорее вопрос принципа. Тем не менее, когда час спустя он вошёл в кирпичное здание полицейского участка, он выглядел всё ещё достаточно впечатляюще, чтобы поразить воображение мисс Браун, новой свидетельницы по делу.

- Добрый день, - довольно сухо сказал Мэлоун, увидев Ковальского. Сыщик ответил ему самой сердечной улыбкой.

- Как успехи, мон шер?