"Не совсем", - тихо прошептал про себя Николай.

- Молчите?! Потому что трусите! вам не быть редактором! - поставила она свой окончательный вердикт.

Синцов опустил глаза. Почему-то вспомнил свою классную руководительницу, которую все звали Зубатой. Она умела быть и злым Бармалеем, и суровым прорицателем твоего короткого будущего на очередной контрольной работе, и аналитиком, но доброго слова от ее прокуренного голоса он, сколько не пытался после школы, так и не вспомнил.

- Александра Ивановна, я вам не верю! - четко поставив ударение на первом слоге последнего слова, Синцов посмотрел на нее.

- Что-о? - голос Волковой тут же треснул. - Да, какое вы имеете право, так... - и закашлялась.

- Какие сигареты курите, Александра Ивановна? - стараясь отвлечь бывшую комендантшу студенческого общежития, Синцов изобразил на своем лице строгость.

- вы, что, врач?

- Я три года назад бросил курить, и то бывает, донимает кашель, аж, легкие наизнанку выворачивает, - добавив к своей строгости на лице знак уважения, прошептал Николай.

- Это уже поздно. Я курю пятьдесят пять лет, с первого экзамена в педагогический. Можно? - и вытащив из сумочки золотистый портсигар, добавила, - первый секретарь обкома партии подарил его мне, когда я была признана лучшей учительницей года. Тысяча девятьсот семьдесят седьмой год! - и подняла портсигар вверх. - Сейчас другой мир. Мы, коммунисты, о своем здоровье не заботились, как нынешние прохиндеи нашей партии. Мы были настоящими ленинцами, революционерами! вы, понимаете? Мы шли впереди, прокладывали дорогу к знаниям.

- Я тоже жил в то время и все видел, Александра Ивановна. Когда вас наградили портсигаром, я учился в школе. А почему вы ушли из школы?

- Так решили коммунисты района. В женском общежитии профтехучилища нужно было навести железный порядок, и я взялась за эту работу, и через год мы заняли первое место среди восемнадцати студенческих общежитий города. вы представляете?! - воспламенившуюся спичку она поднесла к папиросе и прикурила от нее и, выпустив изо рта дым вверх, продолжила. - У меня грамота от обкома партии! У меня грамота от химкомбината в День химика. А это молодежи, как они говорят мне, "по барабану"! вы слышите? - от голоса Волковой вздрагивали стены редакции.

Дав несколько секунд на остывание этой женщине, Николай поинтересовался:

- А председатель товарищества собственников жилья Ваша бывшая подопечная?

- Да вы что, они ж все меня звали зубатой. А Зинка - моя племянница.

- Это - председатель товарищества собственников жилья? - попытался удостовериться Синцов.

- Та ж Жучка Зинка Иванна, вот воровка, я вам скажу, а! И про нее напишите, и про девок из сто восьмой, сто одиннадцатой и сто тринадцатой комнат. Приходят со своих гулянок после часу ночи, бьют, чем попало по двери. вы про все это напишите!

- Хорошо, хорошо, Александра Ивановна.

- вы что говорите? - Волкова тянется через стол к Синцову, пытаясь рассмотреть, что журналист записал в своем блокноте.

- Статья готова.

- Читайте, что написали! - приказала гостья.

- Я, Александра Ивановна Волкова, охранник товарищества собственников жилья "ЗИЖ" очень недовольна воспитанием нынешнего поколения...

- Правильно! - перебила Синцова Александра Ивановна. - Читай дальше!

- Я - заслуженный работник школьного и дошкольного образования...

- Еще напишите, что награждена грамотами обкома коммунистической партии Советского Союза, химкомбината, ВЦСПС...

- Да, да, это уже написано, вот, - ткнул пальцем в свои записи Николай, - и далее, бывший комендант общежития ПТУ N 18...

- Правильно!

- ...заявляю, что нужно девушек, проживающих на улице Снеговой, дома N 18 из квартир сто восьмой, сто одиннадцатой и сто тринадцатой, за нарушение правопорядка - прихода домой после полуночи, и их родителей привлечь к административной ответственности. Жильцам дома необходимо провести собрание и обсудить поступки девушек.

- Напишите: хулиганок! - стукнула кулаком по столу гостья.

- Ху-ли-га-нок, - дописал в конце заметки Николай. - Все, распишитесь.

Женщина, услышав последнюю фразу Синцова, вернулась в кресло и не сводила глаз с Синцова, протянувшего ей лист и ручку.

- Это, что же получается, в газете мое письмо будет? - на ее жестком лице вздрогнула неизвестно откуда взявшаяся улыбка.

- Конечно! вы же просили.

- Угу! - закивала головой Александра Ивановна.

- вы все, как прочитали мне, там так и написано?

- Ну, да, - Николай изобразил на лице гримасу удивления.

- И что потом?

- Прокуратура займется Вашим письмом, полиция, - стал сгибать один за другим пальцы, перечисляя органы власти, - мэрия города... ООН.

- Вот так-то! - закивала головой Волкова. - А коммунисты?

- И они, и партия "Единой России" посмотрит.

- Да ты что? И они меня будут знать?

- Ну, конечно же, ведь газету нашу все читают. Прокуратура вас пригласит к себе.

- Это зачем? - вздрогнула Волкова.

- Александра Ивановна, это же не просто письмо, не просто статья в газету, а жалоба, и на нее правоохранительные органы и законодательные, как депутаты Думы, в первую очередь, должны не только обратить внимание, но и провести расследование.

- Это, что ж получается, кто-то может не поверить мне?

- Так положено, Александра Ивановна. А вдруг эти девушки скажут, что было это все не так, как вы говорите?

- Это, что ж, тогда меня посадят в тюрьму?

- Ну, зачем так сразу и думать. вы же пенсионерка, заслуженный человек, охранник дома.

- Да, да, - снова пожилая женщина в знак согласия закивала головой и задумалась.

Через минуту, гостья, опираясь на трость, при помощи Синцова встала из своего кресла и, положив бумагу с написанным от руки текстом в карман своего халата, сказала:

- Я подумаю, потом принесу, - и, сильно стуча тростью по ламинату, вышла из кабинета Николая.

Синцов вздохнул и, упершись на спинку кресла, вытянув ноги, закрыл глаза.

Да, он прекрасно понимал чаяния этого человека, его стремление и сейчас, на старости лет, приносить хоть какую-то пользу. Пусть даже остается она до сих пор максималистом, которой нужно, чтобы все окружающее имело свое место, жило по каким-то законам, правилам, и осуждать за это человека никак нельзя.

- Николай Иванович, - заглянула в кабинет секретарша, - я знала, что только вы сможете справиться с нею. Извините, если что не так, - застенчиво улыбнулась она.

- Да, ничего, Эмилия. Как там наше небо?

- Ржавского вызвали, - прошептала она. - Сам!

- А-а.

- Можно? - женщина втиснулась в кабинет Синцова и, глядя ему в глаза, наклонившись к его уху, спросила. - А правду говорят, что вы можете вылечить человека?

- Это, Эмилия, фигурально так говорят. Я, всего лишь, журналист...

- Помогите мне, прошу вас, - положив свои горячие руки на плечо Николая, она приблизила свои бордовые пышные губки к его уху, обдавая все вокруг приятным ароматом цветочных духов.

Ее прикосновение, теплый воздух, покрывший его ухо и часть лица с шеей, был настолько притягательно-неожиданным, что в верхней части живота и бока он почувствовал, как побежали мурашки. По инерции хотел было оттолкнуться от нее, но молодая женщина, чувствуя заранее, что он может так поступить, сжала в своих кулачках ткань его рубашки и не поддалась.

- Я вас прошу, милый. вы всегда меня избегаете, неужели я вам не нравлюсь?

- Нравитесь, Миля.

- Только вы меня так называете. Коленька, я не буду разрушать Вашу семью, я тоже замужем и люблю своего мужа, дочку. Но, когда я вас вижу, я просто не могу себя сдерживать, чувства во мне сразу переполняются, и я как после дождя, вся мокрая стою перед людьми. вы понимаете?

Ее губы коснулись мочки уха, шеи Николая, горячий воздух, выдыхаемый ею, пошел волной под воротник, вызывая в нем ответную волну, только не пошедшую по коже его тела, а пронизывающую всего его насквозь.