Идут дни, а нас все еще снимают, готовят материал для этой программы. Мы даем какие-то интервью, в них рассказываем то, о чем не знают. Ведь главное добавить нюансов. И я рассказываю о том, что я православная, что я хожу в церковь. Юлька тоже православная, но не посещает такие места. И самый интересный казус в том, что на сцене мы – две лесбиянки. Такие нимфетки, которые любят парней. Любят парней, но друг друга. Абсурдность ситуации меня забавляет, вот тебе и нюансы. Ничего, ничего, главное, чтобы нас любили. Неважно как. Я даже не боюсь разочарования фанатов, разве что самую малость, но эту уже не важно.

Мы с Юлей христианки. Это так смешно и грешно смеяться над этим.

А Волкова рассказала о своем аборте. Так вышло, так было надо, – ее единственное оправдание. И все так просто…

Наступил очередной вечер, очередного суетящегося района Лос-Анджелеса. Я сидела у себя в комнате и о чем-то думала, как вдруг мои мысли прервал стук в дверь. Я обернулась и увидела входящую Юлю. Она обернулась по сторонам и убедилась, что никого из операторов нет. Время съемок закончилось, все продолжится лишь завтра утром. Она молча закрыла за собой дверь и подошла ко мне, склоняясь ближе. Я улыбнулась ей. Она улыбнулась мне в ответ. И мир снова рухнул. Все так же продолжая молчать, Волкова медленно приблизилась к моим губам и распахнула их своими губами. Это было настолько нагло и неожиданно, что я едва не задохнулась. Кровь почему-то прилила к лицу, и я поняла, что краснею. Оставив мои губы в покое, она отстранилась от меня.

- Привет, – поздоровалась девчонка, как ни в чем не бывало, и рухнула на стоящую рядом кровать.

- Привет. – Ответила я ей и совсем растерялась.

Не зная, куда деть глаза, я уставилась в окно.

- Ты чего пришла?

- Просто так. Соскучилась, – пояснила она, и вроде бы все встало на свои места.

Вроде бы.

- Я не очень понимаю твое настроение. – Честно призналась я и мельком взглянула на нее. – Что это было?

- Что это?

- Ты поцеловала меня…

- Поцеловала. – Утвердительно кивнула та.

- Не понимаю…, – снова удрученно вздохнула я.

- Чего ты не понимаешь, Ленок? – Она подошла ко мне и мягко прикоснулась пальцами к моим волосам, поглаживая их. – Что опять не так?

- У тебя ведь есть парень! Паша ведь в соседней комнате, а ты приходишь сюда и целуешь меня! – Совсем отчаянным голосом продолжаю я. Мне становится не то грустно, не то противно.

Не могу понять. Угнетающая обстановка вокруг и Юлька стоит рядом…

- Ты же знаешь, что я тебя люблю!

- Юля!

- Ну что Юля? – Взмахивает руками она. – Я просто соскучилась по тебе, просто захотела поцеловать!

- У тебя как всегда все просто! – Совсем тихо говорю я.

Затем встаю и выхожу с комнаты.

- Ну, куда ты пошла? – Спрашивает она меня вслед. – Ленок… чего ты?

- Извини, я очень устала, хочу побыть одна.

- Я пойду, оставайся. – Сдается она и нехотя уходит из комнаты, провожая меня самым грустным взглядом на свете. – Сладких снов, котёнок.

- До завтра. – Я мягко закрываю за ней дверь.

Закрываю глаза, закрываю руками лицо. Все так напрасно. Прошло столько лет с тех пор, как мы встретились в поезде, как прошел этот кастинг и мы оказались в одной лодке. В маленькой лодке посреди океана. Сколько времени прошло с нашего поцелуя и первого объятия? Мне страшно представить. Хочется не молчать об этом, но нет смысла. Зачем кричать, когда никто не слышит? Когда тебя не слышат для чего кричать? И если только подумать, сколько всего мы уже пережили, а сколько еще впереди… если об этом подумать, у меня, несомненно, закружится голова и я снова упаду в обморок, как в прошлый раз. Когда из моего тела уходила вся энергия. Хочется кричать о том, как мне сложно любить ее, как мне сложно все это переносить.

Давай, кричи, но тебя могут не понять. Никто из них не хочет ничего менять.

====== 42 ======

Снова и снова у Вани появляются больные идеи. Никто уже этому даже не удивляется. Едет он в машине и неожиданно говорит:

- А давайте за акцию «Х*й войне» нобелевскую премию получим?

Машина сотрясается от смеха и Шаповалов не исключение.

- А че? Ну реально же? Можно ведь выдвинуть эту идею. Тут важна не сама фраза, а концепция этой идеи. Мы ведь против войны. Не, ну а че? Давайте!

И все опять смеются. А что всем остается делать? Кажется, в этой компании редко бывают здравомыслящие люди и адекватные мысли. А вместо слов всегда – смех. Пусть смеются, буду жить дольше, – всегда думала я.

А потом Ваня уехал, опять кинув нас. Оставил с Пашей. Теперь я еще больше чувствовала себя одинокой, и ничего с этим не поделать. Юля все свободное время проводила именно с ним, а я – одна. Наедине с собой, вспоминая о том, как она вошла в мою комнату и поцеловала меня. Ей так захотелось. Как она вошла с мою жизнь и все разрушила в ней. Ей так захотелось. Была идея снять клип на песню Show me love, хотели снимать на Красной Площади, а тут Ваню задержали. Как всегда нарываемся на неприятности. И даже это уже не удивительно. Юлька переживает, мол, как так задержали? Ваню? Да Ваню задержать не могут, ведь Шаповалова знают все. Говорит ему:

- Ты им диск дай наш, откупись! Они же дебилы, диск возьмут, а тебя выпустят.

А Ваня смеется и говорит, что разговаривать по телефону ему больше не разрешают. Волкова злобно сопит и снова начинает кричать на него. А рядом сидящий Пашка ржет. Я переживаю не меньше, но все же надеюсь на лучшее, знаю, что его выпустят, это просто дело времени.

- Чего ржешь? – Юля начинает злиться на свое бойфренда, а я снисходительно улыбаюсь, глядя на нее.

- Ему разговаривать не разрешают, – жалуется мне девчонка, – ты представляешь? Вот что теперь делать? Нам надо позвонить…

- Успокойся! – Я едва удерживаю себя, чтобы не засмеяться, хотя это, в общем-то, не смешно. – Все будет нормально, его выпустят! Вот увидишь, просто подожди немного!

- И черт бы побрал этот клип! Паш, заткнись! – Срывается она и сбивает какие-то предметы с журнального стола.

- Ладно, пойду я, – чуть затихаю я, глядя на разъяренную Волкову. – Успокойся, в конце концов, выпей успокоительного! Истери-и-ичка, – улыбаюсь я, подкалывая ее.

И теперь спокойно ухожу, хотя все еще переживаю за нашего Ванечку.

Шаповалова выпустили, и теперь я была спокойна. А Юлька со спокойной душой продолжала целовать Пашу, неужели ей действительно нравилось это? Он совсем не для нее. Я все время оставалась в тени своего гостиничного номера и просто давала интервью для нашего готовящегося телешоу. Кроме этого мне ничего не оставалось делать. Ваня, сидя в Москве, тоже зря время не терял и давал такие же интервью нашим операторам. И самое главное, чтобы он не находился под травкой, потому что это могло бы многих опечалить. Именно тогда он бы случайно мог рассказать о двух лесбиянках-христианках, которых он придумал, вылепил. Рассказал бы нам Великий Ваня-наркоман, который имеет образование детского психиатра. И это было бы забавно. Эдакое сумасшедшее шоу, напичканное нюансами. И я даже знаю, что бы сказал Ваня: «Да вы знаете все ведь купились на эту дешевую утку! Ха, она и правда дешево мне обошлась! Стоило только обеспокоиться о костюмах, но вам же нравятся эти юбки и блузки? Не трудно было и придумать концепцию, как две девчонки, абсолютно гетеросексуальные, любят друг друга. И на это вы клюнули. И вы, и вы, и вы, и даже вы, – он бы показал на несчастного оператора. – И весь чертов мир вопил с ними строки из песни «Я сошла с ума», и весь мир скупал блузочки, юбочки...». И на этом пора бы было прервать его, но я была уверена, что оператор, с довольной ухмылкой, продолжил бы снимать его. Ведь все дело в нюансах.

Почти так все и было. Он сидел на подоконнике одного из гостиничных номеров, и безразлично пережевывал виноград, рассказывая о своих гениальных идеях. О том, как вообще создавался проект. Именно с тех минут, люди стали немного ближе к правде, да и вообще узнали что-то большее о нас. Ваня все же поведал историю о том, как добрый дядя Боря дал нам денег и словно Бог спустился с небес, дал нам шанс дышать. И так всегда с этими инвесторами!