- Что это значит?

Но в трубки уже короткие гудки. Они отдаются эхом в моей голове. Ты всегда воровала привычки Вани. Всегда. Но что значат твои слова? И я предательски чувствую подходящие слезы…

- Милая, кто звонил? – Снова голос Саши из кухни.

- Не знаю, номером ошиблись…

Спустя несколько лет…

- Настя подожди, куда ты побежала? – Прикрикнула я, стремительно перекладывая телефонную трубку, и спеша за ребенком.

- До сих пор удивлена, что ты назвала ее русским именем. – Смеется в телефон мама.

- Ну, она же русская девочка. Наполовину, – в ответ хохочу я, – мамуль, я перезвоню тебе, а то эта негодяйка убегает от меня, она сейчас все витрины снесет тут!

- Ладно, целую тебя.

Я быстро добираюсь до девчонки, мягко хватая ее за руку.

- Не убегай от меня далеко. – Улыбаюсь маленькому ангелу я, ведя за собой.

- Вам помочь? – Одна из консультантов подошла ко мне, желая помочь в выборе новой обуви.

- О, нет, спасибо. – Вежливо отказываюсь я, поворачиваясь к девушке.

И в этот самый момент, мой взгляд прикован к окну, что выглядывает на улицу. И в этот самый момент, на меня устремляется самый знакомый взгляд в мире. Я теряюсь, забывая, где я, что я тут делаю? Ты куда-то срываешься, и как будто убегаешь. Что ты делаешь в Лос-Анджелесе? Я теряю тебя из виду, и тогда мне кажется всего лишь галлюцинацией. Но я все еще стою, смотря в одну точку, где минуту назад была ты. Точно ты! Твое лицо я никогда не перепутаю ни с кем другим. Но твоя рука мягко ложится на мое плечо, и я вздрагиваю, пугаюсь. Ужас окутывает меня с головой, я поворачиваюсь к тебе, проклиная то, что не знаю, что тебе сказать. Ты…

Боже… Это ты. Совсем взрослая женщина, необычайно элегантная и красивая. Длинные черные волосы великолепными локонами ложатся на плечи, легкий, почти естественный макияж, растерянная улыбка, напрягшиеся мышцы шеи, твои ключицы… Короткое платье телесного цвета, каблуки. Теперь ты вровень со мной. Стою, проклиная все на свете. Не знаю, как к тебе обращаться, но, слава Богу, твое имя я еще помню. Я никогда не забуду его. Заглядываю в твои глаза и теряюсь… Голубые. Такие же, как и девятнадцать или двадцать лет назад… Такие же яркие, чистые, холодные, как лед, только… Такие искренние. Я стою, не в силах пошевелиться. Ты протягиваешь мне свою худенькую руку, смуглую, наверное, хочешь поздороваться. И я несмело протягиваю тебе свою – бледную, с веснушками, как и раньше. Я вздрагиваю, когда наши руки соприкасаются. Ты – тоже. Неожиданно Настя подбегает ко мне, игриво дергая за край платья:

- Мама, мама, когда мы пойдем? – Совсем по-детски, забавно, спрашивает она.

Я не успеваю ничего ответить, ты встреваешь.

- Твоя дочь? – Кажется, ты растеряна, но слабо улыбаешься.

- Да… – Выдыхаю я, все еще держа твою руку в своей руке.

Ты смотришь прямо мне в глаза… Сколько же в них я вижу – теперь. Но я молчу. Прости, теперь мне нечего сказать. Я вижу столько всего, что ты хранила и хранишь в себе. И я готова простить твоим словам все. И ты… ты вроде бы тоже… Твой взгляд опускается ниже, ревниво осматривая мою шею, на которой, по-прежнему, висит твой кулон. И я вижу, как ты улыбаешься…

А мой… мой взгляд, ревниво скользит по твоей руке, которую ты так и не вырвала из моей руки. Я пробегаю по тыльной стороне ладони глазами, пробираясь на пальчики, чтобы посмотреть – есть ли у тебя кольцо? Замужем ли ты? И мое сердце предательски останавливается, видя, что кольца – нет. Ты ведь – ничья…

«Нужно всегда летать, нужно умирать в полете…»

Иван Шаповалов