Обратив внимание внутрь себя, я почти сразу же столкнулся с проблемой. Мой разум полнился невероятным обилием чувств, мыслей и убеждений, и казалось неясным, какие из них позволят мне прикрепиться к реальности и истине. Как нейробиолог я исследовал этот вопрос совместно с Марком Уолдманом в нашей книге «Рожденный верить» (Born to believe). В ней мы подробно рассмотрели, как мозг создает крайне неточные, но полезные «карты», в которых содержатся сведения о нас, о мире и реальности, существующей за пределами нашего чувственного восприятия. Мы думаем, что видим мир правильно, – но не осознаем, насколько искаженными могут быть наши «карты».

Пока я размышлял над тем, как мой собственный мозг – мой собственный разум – пытается найти истину, я вдруг понял, что становлюсь более созерцательным. Я не выполнял формальных практик вроде трансцендентальной медитации или випассаны, просто размышлял обо всем по-иному, разыскивая ту крупицу истины, на которую мог положиться.

Сначала я думал, что это поможет мне приблизиться к пониманию реальности. Но, как оказалось, в этом я не преуспел. Мои волнения вернулись, и я начал задумываться над своими предыдущими озарениями.

Это, кстати, общий опыт искателей просветления: у нас случаются моменты прозрений, некие инсайты, и мы думаем, что обнаружили фундаментальную истину. На мгновение нас охватывает восторг и невероятное блаженство, а затем возвращается прежняя реальность – привычный набор мысленных установок и убеждений. Те, кто регулярно занимается медитацией, часто испытывают недолгие моменты «просветления», но тогда учитель проходит мимо и говорит: «И это пройдет». Это мягкое напоминание о том, что ученику еще предстоит пережить миг великого Просветления, когда восприятие мира изменится навсегда и придет совершенно новое чувство смысла, а вместе с ним – ответы на все вечные вопросы.

Обрести озарение – и в то же время понять, что оно вовсе не так полезно, как казалось, – одно из самых тяжелых переживаний. Именно его мне и довелось испытать. Я начал сомневаться в каждой своей мысли, в каждом убеждении. Я не был уверен в истинности всех своих знаний. Все казалось мне не более чем мнением – и ни в коей мере не фактом. Я чувствовал, будто попал в ловушку вечного сомнения. Но у меня не было выбора: я должен был продолжать мысленный поиск хотя какой-либо фундаментальной истины. Это было одинокое странствие, прерываемое лишь иногда, когда я встречался с кем-то, кто прошел схожий путь, – как, например, Рене Декарт, один из величайших мыслителей эпохи Просвещения, живший в XVII веке.

Меня привлекли «Размышления о первой философии», по большей части тем, что в них, как мне показалось, соединялись два понятия, которыми занимался я сам, – созерцание и рассуждения. Я разволновался еще сильнее, когда прочел название главы: «О том, что может быть подвергнуто сомнению»¹. «Вот оно! – подумал я. – Это же сказано обо мне! Он борется с тем же самым сомнением!» По ходу чтения я несколько утешился знаменитым «Cogito ergo sum» – «Мыслю, следовательно, существую». Но потом я начал сомневаться и в этом. Откуда он знал, что существует мыслящее «я» – тот, кто мыслит? Мне казалось, будто я что-то упускаю.

Я решил провести новый созерцательный эксперимент. Я полагал, что мои мысли – не более чем результат работы мозга, одаренного воображением, и попытался устранить все порождения моего разума: язык, чувства, восприятие, рефлексию – все, в чем могли скрываться неточности или искажения. Мой мир, сотканный из сомнений, все ширился и ширился. Великое множество идей, ставших частью этого сомнения, наваливалось на меня каменной грудой. Как и прежде, я заставлял себя искать таинственное «нечто», неподвластное сомнениям, – но так и не мог ничего найти.

Сомнения становились все сильнее. В конце концов я понял, что должен усомниться даже в истинности избранного пути. Осознание этого факта причинило мне – в очередной раз! – острую боль. И верно, откуда мне было знать, что я выбрал верный метод поиска истины? Мог ли я быть уверен, что делал все правильно? Мне пришлось усомниться в самом сомнении – да, это звучит странно, но я чувствовал, что иного мне не остается.

И в этот миг я услышал едва уловимый внутренний шепот: «Перестань пытаться». Это напомнило мне о давнем прошлом – о колледже и семинарах, посвященных индийской философии. Профессор тогда рассказывал нам, как искатели истины, бывшие приверженцами индуизма, достигали великого Просветления – состояния, в котором мы внезапно выходим за пределы собственных представлений о мире и обретаем совершенно новое представление и о нашей личности, и обо всей вселенной. Учитель говорил, что переживание Просветления – мгновения, когда вам удается уловить невыразимый отблеск трансцендентальной истины, – требовало сочетания деяния и недеяния. Не пытайтесь найти «ответ» – позвольте ответу прийти к вам.

Кстати, мне хотелось бы особо подчеркнуть еще один момент. Я не искал – по крайней мере сознательно – ни великого Просветления, ни каких-либо меньших озарений. Я просто пытался открыть хоть какую-нибудь истину, способную стать фундаментом моих знаний. Но у меня ничего не получалось. И тогда я решил просто довериться этому внутреннему голосу и увидеть, какой «ответ» придет ко мне, – если он, конечно, придет. Я просто ждал – и сам не знал, чего именно. В этом ожидании я провел два следующих года. Наверное, это был самый тягостный период в моей душевной жизни.

А потом это случилось. Я занимался одной из своих ежедневных философских медитаций, когда, совершенно внезапно, я вдруг перестал искать сомнение во всем – потому что все, в буквальном смысле «все», вдруг само обратилось в Сомнение – именно так, с заглавной буквы «С»[2].

Я ощутил себя так, словно вокруг меня разлился океан Бескрайнего Сомнения – и я плыл посреди этого океана. Я не могу выразить этот опыт иными словами. Это было самое интенсивное, самое захватывающее переживание, какое когда-либо случалось в моей жизни. Несмотря на то что с того замечательного дня прошло уже двадцать пять лет, мне все так же сложно об этом говорить. Этот «бескрайний океан» не имел никаких границ, он царил повсюду, им было пронизано все – мир, религия, наука, философия, даже я сам! Я хотел только одного – уничтожить сомнения, а в итоге очутился там, где только Сомнение было реальным! Все, что я мог сделать, – сдаться на его милость, принять его и погрузиться в этот Беспредельный Океан, в котором все – я, мои мысли, другие люди, вселенная – было единым и взаимосвязанным.

Дальше мы объясним, что переживание единства и смирения, а также неимоверно ясное понимание того, что вы испытали озарение и познали более великую истину или мудрость, – один из общих элементов всех историй, рассказанных теми, кто искренне считал, будто сумел достичь Просветления. Мой личный опыт стал итогом многих лет размышлений, но это далеко не единственный путь, способный привести к подобным переживаниям, как мне предстояло узнать впоследствии – и от других людей, и благодаря многочисленным экспериментам по сканированию мозга во время выполнения разных духовных практик.

Несколько лет назад я поделился этой историей с моим соавтором, Марком. Когда я перешел к рассказу о Бескрайнем Сомнении, он задал один из самых интересных вопросов, какие я когда-либо слышал: «А страшно не было? Я бы испугался».

Я на секунду замер – и вдруг понял, что на самом деле во время того давнего переживания мою душу наполнили величайший покой и безмятежность, равных которым я не испытывал никогда. Я понимал смущение Марка: в конце концов я сам ненавидел те годы, на протяжении которых меня мучили нескончаемые вопросы и сомнения. И что в таком случае я должен был испытывать, когда это же самое сомнение раскинулось на весь обозримый мир? Но, возможно, Марк не мог понять моего блаженства, потому что не испытал его сам. Я же чувствовал себя так, будто нес на плечах целую вселенную – и в тот миг чья-то рука наконец-то, раз и навсегда, сняла с меня это бремя! Какое странное чувство! Куда только подевались все мои беды и беспокойства? Я не понимаю, как это произошло, но сомнение перестало быть страшным. Мне хотелось его обнять. Это был ключ. Вместо того чтобы бороться с сомнением, я объединился с ним. И в этом Беспредельном Океане был заключен весь мир. Я пережил великое чувство – невероятно сильное, совершенно ясное, необыкновенно вдохновляющее, взволновавшее меня до глубины души и невыразимо приятное. По сути, оно стало важнейшей вехой в моей жизни и взглядах на мир. Я чувствовал, что сама моя суть переменилась – и перемены, которые произошли внутри меня двадцать пять лет тому назад, остаются со мной и сегодня.