— Зачем припожаловали? — спросила Лида и густо прорычала электрической счетной машиной.

— Мне бы материалы по незавершенке, — скромно сказал Утехин. — И еще по сборности.

Получив нужные папки, он удалился в соседнюю комнату, где по утрам собирались бригадиры и днем дремал за колченогим столом вахтер Кузьмич, человек неопределенного возраста, носивший в летнюю жару лисий треух для сбережения головы. Пристроившись у подоконника, Утехин принялся старательно переносить в собственный блокнот интересовавшие его цифры — тысячи рублей, кубометры, тонны, человеко-часы, выработку, кварталы, ввод в действие и прочую, по определению старшего прораба Коршунова, муру, придуманную во вред строителям.

За фанерной перегородкой то и дело нервно звонил телефон. Кузьмич уходил за перегородку, снимал треух и сиплым, люто прокуренным голосом, однотонно, как заигранная пластинка, отвечал:

— Нету яво… И яе тоже нету… Неизвестно… Мне не докладали.

Переписывая очередную колонку цифр, Лешка вдруг поскреб за ухом кончиком шариковой авторучки и отправился в комнату плановика.

— Ошибка здесь у вас, — сказал он, тщательно притушив в голосе торжествующие нотки.

У Ведуты побледнел кончик носа.

— Коэффициент перевода неправильно применили, — Лешка ткнул никелированной четырехцветной ручкой в итог под колонкой цифр. — Надо освоенный объем вложений на конец истекшего квартала учитывать… Так по методике полагается.

— По какой методике? — растерянно вскинулась плановик и наморщила лобик, увенчанный прической, похожей на свежевыпеченную халу.

— По методике определения нормативов задела в строительстве, — объяснил Лешка, довольный, что поддел Ведуту таким очевидным фактом ее дремучей отсталости от достижений экономической науки. — Министерством, между прочим, эта методика утверждена как общеобязательная для применения.

Скромно умолчав, что методика представляет собой плод двухгодовой работы отдела экономических исследований того института, где трудится младший научный сотрудник, Утехин детально растолковал недомерку-плановику, в чем ее ошибка.

— По вашей методике, может быть, и так, — сухо сказала Ведута, при всей своей вздорности не осмелившаяся отмахнуть достижение экономической мысли, — только нам, в тресте Николай Фомич разъяснил, чтобы мы по-другому считали.

— Так вы же искусственно занижаете объемы незавершенного строительства…

— Это как так — искусственно занижаете? — с металлическими нотками в голосе переспросила Ведута, вышла из-за стола и забрала у Лешки злополучную ведомость. — Ему материалы дали, а он еще задирается.

К каждой цифре, поставленной собственными руками в плановых документах, Лида относилась, как наседка к высиженному цыпленку.

— Делать вам в институте нечего, вот и выдумываете всякую чепуху… Небось про все методики забыл, если бы пришлось при каждом квартальном отчете по двенадцать часов в сутки работать. Николай Фомич все к сроку требует… Посидел бы на моем месте, не стал бы всякие методики совать…

Аргументы возражений у Ведуты были явно не научные, но Лешка знал, что плановику участки надо дать израсходовать длинными очередями весь боезапас. В гневе Лида явно забывала, что за слова и построчно в жизни платят только поэтам.

— Не будь Евгения Васильевича, я бы тебя в контору не пустила, — горячилась Ведута. — Я бы тебе и промокашки со своего стола не показала…

«Вот сатана-девка, будто жаровня с углями. Достанется же какому-нибудь парняге на шею эта пила с острыми зубьями!»

— Так ошибка же, — не выдержав, возразил Лешка и тем подлил масла в огонь.

— А ты не бери материалы с ошибками, — ехидно посоветовала Лида. — Закрой дверь с той стороны и топай на другие участки. Чего к нам прилип, как пластырь. В твоих указках не нуждаюсь! У нас в тресте Николай Фомич побольше ваших профессоров понимает. У нас в тресте…

Лешка покорно выслушал длиннющую тираду «у нас в тресте», горько жалея, что опять черт дернул его за язык. Ведь знал же он, что малейшее замечание сразу выпускает на волю всю необузданную ораву эмоций плановика Ведуты. Нет, впредь он с этой осой в платье не будет связываться. Пусть она в отчетах цифры хоть вверх ногами пишет…

Хорошо, что в контору возвратился начальник участка.

— Опять завелись? — насмешливо спросил Коршунов.

— Вы только послушайте, Евгений Васильевич, что он говорит! — Лида схватила ведомость и метнулась к начальнику.

Коршунов спокойно выслушал ее объяснение и сказал:

— Правильно, Лидочка, делаете, что занижаете… Без занижения, Утехин, нам не прожить. Приходится кое-какие резервы от начальства прятать… Тебе сколько для науки задела нужно?

Лешка назвал цифру, высчитанную им в соответствии с утвержденной методикой.

— Лидочка, у тебя копия этой ведомости найдется? — спросил Коршунов.

Ведута молча принесла копию.

— Значит, тебе, Леша, нужно шестьдесят семь и три десятых процента задел?

Лешка кивнул. Коршунов взял авторучку, перечеркнул сосчитанную плановиком участка итоговую цифру задела, поставил проценты, названные младшим научным сотрудником и написал: «Исправленному верить».

— Получай, мужик. — Он протянул Лешке ведомость и разъяснил плановику участка,, позеленевшему от такого кощунства, совершенного над документацией: — Нам, Лидочка, от этих процентов ни холодно, ни жарко, а человек диссертацию пишет. Помочь надо. Наука, товарищ Ведута, требует жертв.

Когда Лида выходила из-за фанерной перегородки, Лешка на всякий случай повернулся так, чтобы не оказаться спиной к плановику.

— Кран мне надо добыть, Утехин, пятидесятитонный, — заговорил Коршунов, стянув с головы измазанную кепку. — Без него монтажу зарез, вся технологическая нитка вверх тормашками полетит. У нас пролет двадцать четыре метра. Соображаешь, как монтажный вес колонн подскакивает. Нашими кранами не взять, а пятидесятка одна на весь трест. Сейчас она на участке Ересько. У этого дяди и битого кирпича не выпросишь. Придется, видно, на поклон в трест механизации ехать… И какой умник выдумал опорные колонны из сборного железобетона делать? Раньше всегда в таких случаях металлические ставили, они раз в пять легче. Вот смотри!

Коршунов развернул синьку и стал растолковывать трудности монтажа тяжеловесных конструкций.

Ясно было и без слов, что поставить тонкое бревно всегда легче, чем дубовую колоду. Лешка уже давно пытался понять, почему Коршунова заставляют при монтаже делать вещи, противоречащие здравому смыслу.

Но Лешка не любил забегать вперед в туманных вопросах, памятуя ту житейскую истину, что, как бы быстро человек ни крутился, спина у него всегда будет сзади. Он понимал, что на низшей ступени научных исследований, именуемых «организацией материала», вряд ли удастся внести ясность в противоречие между высокой теорией и практическими трудностями начальника участка.

Лешка уважал научные авторитеты. Он отлично помнил еще со студенческих времен, когда за сомнение, высказанное в адрес науки, ему влепили двойку на экзаменах и лишили на целый семестр крайне необходимой стипендии.

Поэтому Утехин умолчал о собственных мыслях и предпочел послушать Коршунова.

— Стальные здесь надо. А спроектировано все в сборном железобетоне. Железобетон — штука хорошая, но нельзя же его во всякую дырку без смысла пихать… Пишут, что в целях, мол, экономии металла. Какая тут, к бесу, экономия! Если разобраться, так металла на арматуру для этих колонн больше потратили. Ради идеи иногда правой ногой левое ухо чешем… Позарез надо пятидесятитонный кран добыть, а то, чего доброго, в будущем месяце фонд заработной платы срежут, и кукарекай… В общем, мужик, крутимся мы здесь, как горошина в баночке, и дырки не можем найти, чтобы на землю выпасть.

Коршунов посмотрел на часы и убрал чертеж.

— Ладно, не буду тебе в жилетку плакаться. Сейчас ко мне домой потопаем. Нинка ужином накормит, «баночку» раздавим и покалякаем о разных разностях… Жаль, Леха, что ты в науку завернул. Вкалывали бы мы с тобой на соседних участках. Сколько бы мировых коробочек поставили…