Рейсовый автобус нахально мигнул красным огоньком, прибавил газ и скрылся за поворотом. Утехин отдышался от бега и пошел к монументальному навесу из стеклоблоков, сооруженному для защиты пассажиров от капризов погоды.

Лешка не был огорчен, так как в душе предчувствовал, что на автобус он опоздает. Способностью опаздывать судьба наделила его с той же неодолимостью, с какой награждает человека веснушками, рыхлыми гландами или сорок пятым размером ботинок.

Опоздания преследовали Лешку с самого его появления на суетливый свет, отягощенный условностями и предрассудками. По мнению соседок, Лешка опоздал родиться ровно на четыре месяца. Отец, пребывавший на отхожих промыслах, не поверил в случайность такого опоздания и оставил Лешкину мать на положении соломенной вдовы в рязанской деревушке Выползово.

С тех пор опоздания подставляли Утехину подножки при каждом подходящем случае. Вот и сегодня все началось с того, что Лешка забыл спички и ему пришлось бежать в гастроном через улицу. Надо же было случиться, что именно в этот момент орудовцы взялись устанавливать образцовый порядок уличного движения. Из машины с красной каемкой и громкоговорителями на крыше «юноше в куртке и зеленых брюках» приказали остановиться. Орудовский лейтенант минут десять отчитывал Лешку за нарушение правил уличного движения, которые Утехин знал наизусть и нарушал только по причине своей чрезвычайной занятости. Пока Лешка отбояривался от штрафа, покупал спички, рейсовый автобус, конечно, укатил.

Хотя мог бы и задержаться. Но неизбежность опозданий, преследовавшая Лешку, не находилась в гармонии с бесконечным числом других случайностей, щедро рассыпанных в природе. Вот если бы Утехин прибыл на бетонно-стеклоблочную остановку вовремя, автобус наверняка бы отправился на полчаса позднее, чем полагалось по расписанию.

Лешка уселся на скамейку, закурил «Приму» и решил, что расстраиваться не стоит. Едет он не по личным делам, а в служебную командировку. Следовательно, время у него течет не собственное, а служебное, оплаченное сверх заработной платы суточными деньгами.

Кроме того, Лешка по опыту знал, что нагромождение случайностей в конце концов приводит к выходу из затруднительного положения. Не будь этого жемчужного зерна, Утехин уже давно был бы в тупике. А он жил активной жизнью холостого двадцатисемилетнего младшего научного сотрудника и, по словам шефа — кандидата наук Жебелева, — подавал надежды. Человеку в таком положении глупо расстраиваться из-за опоздания. Тем более когда он по опыту знает, что на смену одной случайности обязательно приходит другая.

Так и произошло. Едва Лешка выкурил сигарету, как на дороге показался МАЗ с железобетонными колоннами в прицепе.

Лешка голоснул, и МАЗ остановился, словно он с нетерпением ждал этого небрежного взмаха руки.

Из кабины высунулся широколицый рыжеватый водитель в коричневом берете и попросил огоньку.

— Пожалуйста, — Лешка подкинул водителю коробку спичек с портретом знаменитого русского математика Остроградского и поинтересовался, в каком направлении держит путь столь могущественная транспортная единица.

Водитель прикурил, зажмурив от дыма один глаз, оглядел Лешку с ног до головы — от остроносых ботинок пакистанского производства до пластиковой куртки и модного зачеса.

— А тебе куда требуется?

— В Грохотово, на стройучасток.

— Работенку ищешь?

— Нет, научная командировка, — скромно ответил Лешка. — Кое-какие данные надо посмотреть у начальника участка Коршунова.

— У Евген Васильевича? — удивился водитель. — То-то твоя «фотография» мне показалась знакомой.

— Возможно, я туда наезжаю за материалами.

— Чего же ты сразу не сказал. Точишь, понимаешь, лясы, а о деле не говоришь… Садись, к Евген Васильевичу доставлю как на тарелочке.

Водитель сунул себе в карман Лешкин коробок спичек, скрежетнул передачей и дал газ, трогая с места многотонную машину.

МАЗ прямехонько покатил на стройучасток, которым заправлял институтский однокашник и давний дружок Утехина — Женька Коршунов, ныне Евгений Васильевич, пребывающий в ранге начальника участка, отца семейства, обладателя мотоцикла «Ява» и двухкомнатной квартиры в панельном доме.

Ни одного из этих солидных атрибутов не было у подающего надежды младшего научного сотрудника Алексея Утехина. Несмотря на двадцать семь честно прожитых лет, его никто еще не называл по имени-отчеству. Он не был ни начальником, ни отцом семейства. Из транспортных же средств в его распоряжении были трамваи и троллейбусы, метро, изредка такси и попутные авто вроде сегодняшнего МАЗа.

О квартире не приходилось и говорить. У младшего научного сотрудника не бывало собственной жилплощади с тех пор, как он покинул родную деревеньку Выползово и ушел в мир за получением высшего образования. В настоящее время он проживал на правах субарендатора угла у пенсионерки Гликерии Федоровны в деревянном доме с полным отсутствием «прочих удобств». Жилищная комиссия месткома, где преобладали незамужние члены профсоюза, систематически отказывала в удовлетворении заявлений Утехина, мотивируя тем, что он холост. Будто холостой человек, как некий ангел, способен проживать в безвоздушном пространстве и спать на облаках. Утехин отлично понимал, на что его коварно подталкивает жилищная комиссия, но предпочитая ютиться у Гликерии Федоровны, нежели добывать жилплощадь столь дорогой ценой.

Лешка твердо решил жениться только после получения кандидатской степени, дабы без времени не усложнять научную работу заботами о потомстве. Тем более что на научную стезю Утехин попал уже опытным человеком.

После окончания строительного института Утехин собирался ехать на крупную стройку Сибири, Урала или, на худой конец, в район Курской магнитной аномалии. Но к моменту распределения вышло постановление об улучшении состояния жилого фонда, и вместо великой стройки эпохи Лешка оказался прорабом ремонтно-строительной конторы. Три года он честно занимался починкой протекающих крыш, облицовкой балконов, заменой плинтусов, переборкой паркета, сооружением мест общественного пользования и сезонной окраской пивных павильонов в парках.

День в день Утехин отбарабанил в ремстройконторе положенный срок и подал заявление об уходе.

Оказавшись на воле, Лешка сунул в карман компенсацию за неиспользованные отпуска и отправился на отдых в родное Выползово. Там, греясь на солнышке и размышляя с удочкой на берегу Оки, он понял, что его жизненный путь — это служение науке. Именно к ней он чувствовал неосознанное влечение еще в детстве, когда мастерил ветряные мельницы и часами просиживал возле муравейников, пытаясь понять их многоликую и таинственную жизнь.

Возвратившись из деревни в славный стольный град, Лешка направил стопы в научно-исследовательский институт, занимающийся вопросами строительства.

Поступить на работу в институт оказалось непросто, ибо тягу к науке ощутили многие молодые люди. Решающим доводом, склонившим кадровые весы в сторону Лешки, оказалось то, что он имел первый разряд по бегу.

— Ценно, — сказал кандидат технических наук Жебелев, когда ему представили инженера Утехина, выразившего желание работать во вверенном Жебелеву секторе экономической эффективности. — Очень ценно.

Лешка хлопал ресницами, пытаясь понять взаимосвязь между работой в научном институте и приобретенным во время студенческих олимпиад спортивным разрядом, о котором он упомянул в автобиографии с той лишь целью, чтобы сделать ее немножечко подлиннее.

Но это случайное обстоятельство определило не только решение вопроса о приеме инженера Утехина на работу, но и круг его научных обязанностей.

— Сядете пока на организацию материала, — сказал Николай Павлович Жебелев новому сотруднику.