Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А в небе плыло нежаркое солнце. Мягко светились над лесом прозрачные облака. Из-за пригорка притащился любопытный ветер, принялся беззастенчиво ворошить косынки и прически, бессовестно и ласково забираться в распахнутые вороты рубашек и кофточек. Относил в сторону пыль, приятно холодил разгоряченные лица.

Земля, родившая такое невиданное морковное изобилие, дышала простором и сытой усталостью. Воздух был пахуч, как отстоявшийся в погребе квас, прозрачен и крепок.

Черные носатые грачи, кормившиеся по соседству, на скошенном хлебном поле, сбились в кучу, удивленные невиданным разноцветным многолюдством. В колхозном поселке пиликала воскресная гармонь, и по улицам прогуливались парами и в одиночку законно отдыхающие подшефные…

Потная и возбужденная Инна Замараева уселась эластичными брюками на грязную корзину и азартно лупила пучки моркови о Лялькины голландские сапоги. Руки ее мелькали, как у рекордсменки по сбору чайного листа. Орлиный нос морщился от пыли, на грязных пальцах отчаянно молил о пощаде вдрызг загубленный маникюр.

— Нажми, мальчики! — то и дело покрикивала она, оглядываясь назад. Там, отстав на добрые десятка три метров, одиноко трудился Петр Петрович Восьмаков. Он занимался сбором ранней моркови индивидуально, с той же сосредоточенностью и тщательностью, с какой проверял по подлинникам цитаты выдающихся экономистов.

— Славка, бери корзину!.. Розочка, передохни, ты же почти мать-героиня, детка моя, тебе вредно так переутомляться!.. Как, Лешенька, подходящая опохмелочка подвалила? Не будешь теперь морально разлагаться накануне шефских мероприятий… Ладно, выручу тебя в обед.

Шлеп!.. Шлеп!.. Шлеп!.. Перед изумленным Харлампиевым опускались мешки с ранней, нежно-розовой, как созревшие яблоки, морковью. Они грудились в ряд, доверчиво приваливались друг к другу пузатыми боками. Привычные к строю глаза Харлампиева выровняли первую мешочную шеренгу, затем сдвоили ее ряды, строили их. Торопливо отмечая в списках дроби, Харлампиев с удовольствием поглядывал на растущую шеренгу увесистых мешков.

В пятнадцать часов двадцать восемь минут Лешка Утехин опрокинул в мешок последнюю корзину моркови. Инна Замараева выхватила из карманчика голубую ленту и собственноручно завязала грубую ткань, распустив на ней подарочный бантик. Славка Курочкин одиноко заорал: «Ура!» Старший экономист Розалия Строкина выпрямила трудовую спину и поправила очки.

Затем Лешка нес мешок, а за ним по борозде, след в след, шагали Инна и Славка. Чуть отставая, торопилась Розалия, спотыкалась, роняла очки к улыбалась измазанным круглым лицом.

— Норма! — сипло оказал Лешка и скинул мешок с голубым бантом к ногам организатора-распорядителя.

Харлампиев недоверчиво оглядел мешок, зачем-то ткнул его пальцем и лихорадочно принялся складывать дроби. В итоге у него не хватило трех седьмых мешка. Но организатор-распорядитель великодушно простил передовикам такую мелочь и разрешительно махнул рукой. С радостным гоготом передовики помчались к автобусам.

На полпути Лешка Утехин незаметно нырнул в кусты. Его гордая душа не могла перенести неотвратимого унижения у автобуса. К обильным, высококалорийным и разносторонним запасам товарищей по ударной работе Лешка мог добавить лишь кусок черняшки и одну маслину. Вторую маслину он уничтожил еще по дороге в колхоз, чтобы немного унять горение в животе, опаленном вчерашним товарищеским ужином.

Когда производственная группа, выполнившая задание, понеслась к автобусу, Утехин сунул руку в карман пиджака и обнаружил в его дальнем уголке смятый, невесть как уцелевший рубль. План возник молниеносно. «На парах» сбегать в колхозный магазин и вернуться к товарищам равноправным человеком. С двумястами граммами ветчинорубленой колбасы, городской булкой, бутылкой лимонада и пригоршней ирисок «Золотой ключик» для Инны и Розалии. Лешка пробрался сквозь тальники и скоро оказался на окраине поселка подшефного колхоза. Он остановился, чтобы перевести дух, и заодно съел черный хлеб и обсосал последнюю маслину. Немного приглушив алчную пустоту в желудке, он бойко двинулся к магазину.

«Уехала на базу» — лаконичная надпись на листке из ученической тетради, пришлепнутая на двери сельмага, ударила Лешку по темени.

— Бабуся, а когда она с базы вернется? — наивно спросил он у какой-то прохожей-старушки, остановившейся поглядеть на незнакомого человека.

— Во вторник, милок, а может, в середу, — охотно объяснила старушка. — Дочь она замуж выдает. По третьему разу Лариска хороводится. Так что ране середы, милок, им никак не управиться.

Лешка уныло побрел от магазина. Наспех проглоченный кусок черного хлеба и горькая маслина вызвали жажду, разгоравшуюся с быстротой подпаленной соломы. Лешка метнулся вдоль улицы, но не обнаружил ни начатков водопроводной цивилизации, ни элементарного колодца с этаким поэтическим журавлем.

Мудрые книги, прочитанные младшим научным сотрудником, развили в его сознании передовую мысль, что в трудностях человек не может оставаться один. В такие минуты ему надо смело шагнуть в объятия человечества.

Утехин облюбовал аккуратный домик с голубыми ставнями, с буйным пламенем астр и тонкой блеклостью отцветающих флоксов в палисаднике, удостоверился, что во дворе нет злой собаки, и зашагал к крыльцу.

На вежливый стук Утехина двери открыла Лида Ведута, С минуту они молчали, сокрушенные такой неожиданностью. Потом Лешка спросил, как Ведута очутилась в этом доме.

— Я здесь живу! — с вызовом откликнулась Лида, словно Лешка собирался опровергать этот невероятный факт. — А ты-то как сюда попал?

Утехин уже пришел в себя. Он передал Ведуте пламенный привет от шефов, справился о ее здоровье, похвалил прелести данного сельского населенного пункта и попросил напиться. Так как, по всей вероятности, в поселке на воскресенье водопроводные колонки демонтируют и отправляют на профилактику.

Лида засмеялась и сказала, что за водой они бегают на речку.

— Я тебя холодным молоком напою, — предложила она и спохватилась: — Ты заходи, чего на пороге стоим… Заходи, мама в город уехала: Я одна дома.

При упоминании о холодном молоке Лешкин желудок сжался нетерпеливыми спазмами. Утехин не заставил Лиду повторять приглашение и оказался в чистой комнате с льняными занавесками на окнах. Лида нырнула за перегородку и через минуту появилась уже в голубом платье с кружевным воротником. Вместо обычной «халы» ее волосы были гладко зачесаны назад и схвачены на затылке ленточкой.

Отправляясь в погреб за холодным молоком, Лида остановилась у двери, и спросила:

— Слушай, ты же, наверное, с самого утра на сухомятку?

Лешка застенчиво согласился, ибо кусок черного хлеба и две маслины нельзя было считать полновесной и тем более горячей пищей.

— У меня же борщ есть, с томатом и со шкварками…

Лешка был согласен на борщ и без шкварок.

— И котлеты с макаронами, — продолжала Лида, уже расставляя на столе тарелки. — А молока ты потом попьешь.

Лешка подумал, что у плановика строительного участка доброе и отзывчивое сердце. Теперь он будет прощать ей научно-методические огрехи в отчетных документах, а при очередном посещении участка привезет букет цветов и плитку шоколада «Аленка».

Когда младший научный сотрудник съел тарелку борща со шкварками, управился с котлетами и выпил пол-литровую кружку душистого молока, он с добрым состраданием подумал о тех несчастных, которые сейчас питаются всухомятку. Расположившись на пыльной траве под открытым небом, они жуют колбасу и холодную картошку со скользкими кусками селедки, ковыряют ножами бычков в томате. Запивают еду не натуральным высококалорийным молоком, а синтетическим лимонадом или ядовито-красным вишневым напитком, противно стреляющим в нос. Их безжалостно обдувает ветер, осыпает пыль. Над головами жужжат злые осенние мухи, норовя занести на хлеб и колбасу мириады страшных полевых бактерий.

— Давай еще налью, — предложила Лида, и в кружку снова потекла из объемистого кувшина пенно-белая струя. — Наше молоко все хвалят… Мама раньше на молочной ферме работала, а теперь второй год как на пенсии. Трудно уже Зорьку держать, но мама никак с ней расстаться не может. У нас и творог, и масло — все свое.

19
{"b":"573214","o":1}