"Тогда прошу каждого занести данную формулировку в свою тетрадь в раздел "Политэкономия"", - сказала Оксана и стала переписывать к себе в тетрадь то, что только что сформулировала. Присутствующие последовали её примеру. Записав всё что нужно, Оксана сказала:

"Я вплотную занялась изучением экономической науки. Начала с Адама Смита и вот к чему пришла размышляя, с учётом уже полученных экономических знаний: я поняла, что антагонизм рабочего и буржуа - это, ни 295что иное, как простой антагонизм (вражда) продавца и покупателя. Марксизм доказывает, что капитализм родил своего могильщика в лице рабочего пролетариата. И что вражда между владельцем средств производства и наёмным работником родилась вследствие новых производственных отношений - вследствие капитализма. Чушь! При капитализме рабочий - продавец, он продаёт свою рабочую силу, а буржуа - покупатель. А покупатель и продавец всегда антагонистичны, ибо продавец всегда хочет продать дороже, а покупатель - купить дешевле. Пока мы живём в условиях товарно-денежных отношений - данный антагонизм непреодолим. Что сделали большевики? Они быстро отказались от уничтожения денег, как от утопии, и начали творить в созданном ими государстве, творить конъюнктуру рынка искусственно; Госплан у них этим занимается. Таким образом, они сделали так, что антагонизм теперь у нас возник между теми, кто работает и создаёт годный к потреблению продукт и теми, кто ими управляет. Функцию буржуазии, как покупателя рабочей силы, взяли на себя чиновники от КПСС. Последние неизбежно надорвутся - не справятся они с задачей, которая при современном развитии цивилизации никому не по силу. Их, как покупателей-рвачей, люди очень скоро возненавидят больше, чем буржуев".

"Вот это надо сформулировать и записать", - воспользовавшись паузой, вставил реплику Пётр Александрович.

"Согласна, - сказала Оксана. - Я беру на себя это и к следующему собранию представлю чёткую формулировку по данной теме".

"Вот и хорошо. - Пётр Александрович поднялся со стула. - Предлагаю сделать перерыв и всем спуститься вниз. Там наша мама и Людмила Вениаминовна накрыли нам скромный стол со скромными 296закусками. Продолжим наши беседы за столом". От приятных предвкушений все заулыбались.

И действительно - в комнате Петра Александровича и Анастасии Сергеевны был накрыт стол. Посредине стола стояло большое блюдо с уложенными на нём горкой небольшими ватрушками. С одной и другой стороны от этого блюда стояли тарелки поменьше с бутербродами из нарезанной булки с кружочками полукопчёной колбасы. Дальше стояли такие же тарелки, куда были уложены бутерброды с сыром.

Компаньоны расселись за столом и сначала были слышны только звон чашек, журчание разливаемого чая и одиночные реплики людей: "подайте, пожалуйста, сахар", "налейте и мне, пожалуйста", "а не желаете ли..." и прочие. Когда же первые гастрономические желания были удовлетворены, заговорил дед:

"Я думаю раздел этики нашего нового мировоззрения нужно начать заполнять с утверждения коренным образом противоречащее марксизму. Мы должны поставить в качестве основного непререкаемого догмата нашей этики то, что все социальные вопросы человечества решаемы исключительно мирным путём. Военное решение этих вопросов бесперспективно. В качестве маяка в области этики мы должны взять идеологию "Непротивления злу насилием" Льва Николаевича Толстого. Это будет нашим этическим идеалом".

"Это что: тебя бьют, а ты не имеешь права ответить ударом на удар? Так, что ли?" - с некоторыми нотками недоумения в голосе спросил Иван.

"Я же говорю о "непротивлении" как идеале. К нему человечество должно будет выйти, а на переходный период, по моему мнению, лучшим девизом для нас будет что-то вроде: "у нас нет врагов, на которых бы мы 297напали первыми". То есть ты первым не нападай - пояснил дед, глядя на внука, - а на удар отвечай ударом только в том случае, если видишь, что нападающий другого "языка" не поймёт".

"Если я правильно понял, то ты предлагаешь чтобы наши этические законы разрешали нам только защищаться. Нападать первыми, то есть наносить превентивные удары, мы такого права будем лишены", - вставил реплику Пётр Александрович, обращаясь к деду.

"Не лишены, а нам этого не нужно, как не нужно, например, крестьянину бить корову за то, что она мало молока даёт", - уточнил дед.

"Итак, этика ДМД есть этика переходного периода к "непротивлению", - констатировала Оксана. - Я плохо знаю толстовство, а этическая составляющая нового мировоззрения очень важна, и потому мы не можем ограничиться несколькими догмами. Нужен серьёзный литературный труд, где бы было увязано "Непротивление" Толстого с нашей этикой".

"Я этот труд уже начал. Литература по Толстому у меня есть. Если не успею, - пусть кто-то из наших завершить начатое мной", - сказал дед.

Все поняли, что подразумевает старец под словами "если не успею" и за столом воцарилась неудобная тишина. Обстановку разрядил Иван. Он сказал:

"Деденька, ты не возражаешь, если и в этом я стану твоим учеником? Ты познакомишь меня со своими наработками и продолжишь писать свой труд, а я параллельно начну изучать те материалы по Толстому, которые у тебя есть?"

Дед кивнул в знак согласия, и за стол вернулась атмосфера радостного интеллектуального творчества, когда люди, с полуслова понимающие друг 298друга, творят новое и при этом физически ощущают - как их интеллекты складываются.

Оксана возразила Ивану:

"Нет, брат. Тебе теперь будет не до теоретических разработок. Текущая политика полностью поглотит тебя. Так что давай-ка я лучше займусь теоретической этикой диалектико-метафизического дуализма. - Дед возразил, - А что вам, помещает работать вместе. А жизнь нам подскажет: кто возьмёт на себя в этом деле руководящую роль". - На этом и порешили.

Затем Оксана кратко подвела итоги собранию и предложила перейти к свободному общению. В комнате стало шумно. Пётр Александрович беседовал с дедом, Оксана - с матерью, а Каретников подсел к Ивану и спросил:

"Расскажи: как твои карьерные дела идут?"

"Хорошо идут, - улыбнулся на вопрос Иван. - Мне уже намекают, что пора мне возглавить комсомольскую организацию всего завода. Если предложат, я, конечно, соглашусь", - ответил он.

"Тебе необходимо семьёй обзавестись, - сказал Каретников. - Коммунисты любят, чтобы у их товарищей семейные дела были налажены".

"Да и в этом плане я намёки получал, - согласился Иван. - Вот теперь думаю".

___________________

Ивана вполне удовлетворяла его личная жизнь. Римма была безотказна и Иван, с возрастом приобретая опыт в половом общении, всё более и более с каждым разом испытывал наслаждение от секса с Риммой. На лице её, у глаз, образовались морщинки, которые уже невозможно было скрыть, но тело всё также оставалось молодым. Вид женских пропорций действовал безотказно - волновал и возбуждал Ивана. Но теперь к возбуждающим элементам прибавился ещё и вкус любимой женщины.

В Парголове, когда он пацаном бегал по берегу реки и собирал тёмного цвета большие плоские ракушки, для того, чтобы использовать их как камешки, бросая вдоль поверхности реки и считая сколько раз те, прежде чем погрузиться в воду, отскочат от неё. И вот, собирая их, Иван обратил 299внимание, что некоторые ракушки лежат в воде приоткрытыми. Однако, как только рука человека их касалась, - мгновенно закрывались. Любопытство толкнуло Ивана на хитрость. Уж очень хотелось заглянуть что там - внутри между двумя половинками находится. Вот он и придумал, до того, как коснуться ракушки рукой, лезвие перочинного ножа погружать между её створками. Затем ему удавалось, не без труда, раскрывать её. Он увидел там покрытые слизью розовые складки нежнейшей материи. И вот как-то, когда Римма в ожидании любовного наслаждения лежала перед ним вся распластавшаяся, он двумя пальцами раздвинул, покрытые волосиками, женские губки и увидел там такое же, - что и у того речного моллюска. Он не удержался и поцеловал тело этого "моллюска". Неожиданно, но вкус его понравился Ивану и с тех пор он уже не мог, до того, как та часть его тела, которая была предназначена для этого, ни проникнет в любимую, не мог не исцеловать, не изласкать её, пытаясь языком углубиться как можно дальше. От этого Римма стонала, а иногда даже визжала, а бывало - так просто захватывала голову партнёра обеими руками и с силой прижимала её к себе, как будто помогала иванову языку проникнуть в неё ещё глубже, глубже... Позже Иван узнал, что люди уже успели дать этому, казавшемуся противоестественным способу любви, название - минет. Высшим наслаждением для Ивана стал обоюдный минет. Римма устраивалась сверху и Иван мог видеть как надвигается на него так любимое им место женского тела. Мгновение - и сначала губы, а затем язык сливались воедино с этим местом, а ни с чем не сравнимые вкусовые ощущения так усиливали его возбуждение что... Когда же она брала в рот его, звенящий от натуги член, восторг любви охватывал его такой, что он готов был с головой погрузиться в любимое тело и исцеловать его изнутри.