Полина Эдуардовна посмотрела на картину: чернильное небо, месяц с тонкими уголками. Посмотрела на небо в мансардном окне: и там тихо висит лунный серп.
Сдавленно кивнула, встала с пледа и замерла. Одна её часть хотела бежать, но другая часть, которая когда-то тонула в холодном тумане, хотела остаться. Та часть знала правду. И эту правду Полина Эдуардовна всегда прятала глубоко-глубоко.
― Знаешь, в чём дело, Полина? Я признаю, что я - то, что я есть. А ты постоянно бежишь от самой своей сути. Может, пора остановиться и принять себя такой, какая есть.
Полине Эдуардовне стало холодно, и она вышла прочь.
На улице глубоко вздохнула. Неистово билось сердце. Она не пошла ни домой, где бабушка спала под телевизор, ни в музей.
Хотелось глотками заглатывать воздух. Хотелось жить, но жизнь куда-то утекала, растворялась.
Полина Эдуардовна скользила к морю.
Осенью море холодило.
И зябко прятала обнажённые ладони в рукава пальто, шею закрывала овечьей шалью.
Море набегало на берег. Льдинки смешивались с чёрной галькой. На дне, может, дремало существо, бесконечное и безначальное.
Пенились волны. Тревоги отступали.
― Полина Эдуардовна!
Обернулась. В свете фонаря к ней торопливо подходил утренний знакомец, Вячеслав.
― Море, значит, ночью смотрите? ― улыбался Вячеслав, был немного пьян, то ли от вина, то ли от неожиданного счастья. Пьян от того, что на него вдруг свалилась вся лёгкость бытия, и ему хотелось дышать, а лучше всего дышится у моря. Так и не найдя мобильный телефон, он вдруг ощутил себя свободным. Свободным от прошлого и настоящего, от определённого будущего. Он окунулся в безвременье, познавая свою суть и пьянея от радости познания. И ему хотелось укутаться свободой, как сахарной ватой, и сладко есть её. И подумав, что утренняя женщина из кафе чувствовала ту же страстную жажду жизни, отправился её искать.
― Я часто сюда прихожу, ночью здесь тихо.
― И не боитесь? Мало ли кто ночью повстречается, ― говорил Вячеслав.
Полина Эдуардовна - та её часть, что утонула в море, - усмехнулась.
― А таким, как я нечего, бояться.
― С чего это?
― Знаете сказку о тенях, которые приходят с туманом?
И Полина Эдуардовна рассказала страшную сказку о детях, которых забрали тени с моря, о детях, которые вернулись, и когда касались воды, та становилась кровью. Рассказала о тумане, который опускается холодно на город. И дети, дети бродят в тумане и зовут, зовут всех, кто их услышит, зовут их в море, откуда не вернуться, где холод поет колыбельную.
― И что же, вы - такая тень?
― Может, и тень. А может, и нет, просто не боюсь. А вот вы бойтесь. Они за вами придут. Видите, какой туман с моря валит.
Вячеслав долго смотрел на клубящуюся дымку, пока у него не заледенели пальцы. И вдруг вспомнил, что говорил шеф: если не вернёшься утром вторника, то уже никогда не вернёшься. И Вячеслав думал о том, как ему не хочется возвращаться. Хотелось остаться с Полиной Эдуардовной и слушать её страшные сказки.
― Давайте завтра утром поговорим? ― сказал он.
― Хорошо.
Вячеслав поспешно ушёл. Ему было легко и весело. Ему было всё равно, что он пропустил встречу с Ардальоном, всё равно, что украли покупку, и всё равно, найдут ли её.
Полина Эдуардовна стояла у кромки воды, и ледяное море сладко целовало босые ступни. Ботиночки стояли рядом, аккуратно свёрнутые носочки лежали на них. И холодно не было.
Туман подкрадывался к берегу, и в морских тенях плыл муж Полины Эдуардовны. Она не помнила, когда море забрало его, год назад, или два, или десять, или вообще никогда. И всё это было сновидением. Сновидением, которое началось, когда Полина Эдуардовна упала с баржи и тонула в пенистых солёных волнах, когда морские утопленницы обнимали её ноги? Или ещё раньше? Сновидением, которое началось, когда шторм с Гандвика обрушился на приморский город, вымывая с улиц жизнь? Или сновидение началось, когда маленькая Полечка убежала от мамы к морю, а волна подхватила её и понесла к спящим в тумане скалам, а там с ней водили хоровод тени, Полечка лежала на мокром песке, слушала чаек, истошный крик матери? Или это вовсе не было сновидением? А былью, самой настоящей, самой живой, колючей и солёной былью?
Холодное море сладко целовало босые ступни Полины Эдуардовны. Из тумана выходили тени. Хотелось пойти им навстречу, ступая по воде и не проваливаясь, не касаясь песка и камней, а скользить над водой, как распятый богосын.
― Иди к нам, ― говорили тени. Полина Эдуардовна застыла. Она что-то вспоминала, но всё никак не могла вспомнить.
― Полина Эдуардовна! Полина!
Вздрогнула. И сразу ей стало холодно и зябко. Захотелось обтереть мокрые ступни о края платья и обуть тёплые ботиночки с мехом.
Уже светало. По бетонным ступеням бегом спускался Аркадий Савельевич.
― Картину украли!
Наступил понедельник.
Полина Эдуардовна неторопливо обтёрла босые ноги и обулась.
― Какую?
― С коровами.
В недоумении пожала плечами.
― Но кому она нужна? Может, перевесили?
Картину с коровами прадед Аркадия Савельевича написал во времена, когда жгли церкви, раскулачивали и отбирали имущество. На первый взгляд, картина напоминала серое пятно. Но внимательный зритель мог разглядеть выходящих из сизого тумана трёх коров, тощих, с впалыми боками, и с большими грустными глазами.
О коровах была легенда. Эдуард Федорович Коровин не случайно завёл коров. Говорят, туманы с моря приходили всегда и всегда уходили, унося с собой тех, кто позволял. И только коров боялись туманы. Потому что серые коровы раскрывали рты и откусывали от тумана по кусочку. Тени с моря боялись их мычания и обходили стороной. Говорят, когда появились коровы, туман и тени с моря почти не посещали город.
А потом случилась революция, красные сменили белых. Новая власть не любила богатых и отбирала имущество в пользу государства. Когда у Эдуарда Фёдоровича потребовали коров, он обратился к прадеду Аркадия Савельевича и попросил перенести коров на картину, чтобы они остались в городе и могли время от времени сходить с полотна и откусывать туман.
Полина Эдуардовна несколько раз слышала от Бориса Павловича, что можно миф или легенду запечатлеть на живой картине, как бы переселить из реальности на полотно. Директор музея даже заказывал несколько таких картин шпаклёвщику. Но Полина Эдуардовна хотя очень трепетно и нежно любила сказочное наследие, всё-таки не верила в то, что возможно взять с неба месяц и прикрепить его на картину. Это какой-то фокус.
Полина Эдуардовна всегда считала, что коров Эдуард Фёдорович всё-таки выпустил на волю, чтобы властям не достались, а они в каком-нибудь болоте да сгинули.
Она так думала, но иногда сомневалась. Та часть Полины Эдуардовны, которая тонула в море, говорила, что коровы и в самом деле сходят с полотна и, наевшись тумана, возвращаются обратно.
Картина висела в центральном зале музея. Теперь вместо неё было полотно с красными солдатами, которые штурмом брали город, и кровью алело их знамя. По бокам - две небольших зарисовки, изображающих голод и смерть во времена фашисткой оккупации, сгорбленную женщину, откусывающую голову крысе.
― Видимо, этот зал у нас теперь военной истории посвящён, а коровы где-нибудь дальше, ― улыбнулась Полина Эдуардовна. Они обошли весь музей, и Полина Эдуардовна уже хмурилась.
― Значит, в запасниках.
Но "Коров" и там не оказалось.
― Вот. Сказал же: украли. Это всё происки Ардальона. Он эту картину ненавидел, ― проскрежетал шпаклёвщик.
― Может, в гостиницу отвезли? Хозяин гостиницы на неё давно посматривал. Ардальон мог ему подарить из вредности.
В ресторанчике при отеле и в холле висели репродукции и пародии на "Коров", а также несколько миниатюр Аркадия Савельевича, поэтому Полина Эдуардовна и предположила, что оригинал мог перекочевать в гостиницу. Хозяин уже давно клянчил, но директор музея всегда вежливо отказывал.