― Что Ардальону не понравилось?

― Тема!

― Что у вас было?

― Да, пейзажи с морским божеством.

Полина Эдуардовна покачала головой.

― Зачем же вы так? Вы же знаете, Ардальон не любит мифологию. Ладно, ведите на свой чердак, посмотрим.

Нехотя Полина Эдуардовна засеменила за шпаклёвщиком. Тот шёл длинными шагами, точно в скороходах горы перешагивал. А Полина Эдуардовна, как маленькая девочка, бежала за ним.

Жил шпаклёвщик в соседнем доме, старом, деревянного сруба. На первом этаже была сувенирная лавка с местными свистульками и фигурками морских божеств, оберегами, серебряными кольцами с чернью, и прочими амулетами да заговорами. На первом же этаже жил хозяин лавки и его семья. Шпаклёвщик обитал на чердаке. Они с лавочником были дальними родственниками.

Чердак - деревянная пещера, пыль серебрится, паук плетёт кружево, и через огромное окно струится мягкий свет, точно песня.

Картины стояли рядами. У окна закрытый простынёй с выцветшим рисунком - огромный холст, кисти и банки с красками выстроены на столе рядом.

― Что это? ― Полина Эдуардовна указала на огромный холст.

― Это ещё не закончил. Не смотрите. Вот, ― шпаклёвщик вытащил из кучи картин поменьше одну. ― Это Лель. А вот это Леший...

― А не мифология есть? Вы же знаете, Ардальон капризничает.

Шпаклёвщик нахмурился. Он, в отличие от Полины Эдуардовны, не желал прогибаться. Ему нравилось на досуге рисовать мифы, а по ночам - звёздное небо над перекрёстками. Днём - замазывал трещины на стенах музея, но трещины к утру вновь выползали, как ящерицы. Вечером - рисовал картины, но картины так и оставались, и ничего с ними, в отличие от трещин, не случалось.

― Вот Гандвик на закате. Вот деревянные церкви. А это наш музей, тоже на закате. Да, вот, портретик Коровиных. Годится? Могу ещё Полюшку и братьев отдельно нарисовать. Можно ещё портрет вождя состряпать. Ну-ну, не хмурьтесь. Вождь тоже к тому периоду отношение имеет, как-никак вождь. Особнячок отобрал.

Для выставки Полина Эдуардовна взяла четыре Гандвика в разное время года, корабль "Никола Угодник", два шторма, три деревянных церкви, пять улиц города, одну ярмарку и яблоневый сад, всех Коровиных, двух богатырей, Лешего и Лель. Мифологию она, конечно, не собиралась показывать Ардальону. Но ведь рано или поздно от него получится избавиться, и тогда она повесит картины в мифологическом зале. А пока надо их припрятать, иначе Аркадий Савельевич может обменять их на бутылку.

― А из горожан больше никого не рисовали?

Шпаклёвщик нахмурился.

― Только мифы и природу рисую, знаете же.

― Ладно. А под простынёй что у вас, Аркадий Савельевич?

Пожал плечами.

― Если интересно, вечером приходите, покажу. А сейчас - не время.

― Посмотрим. Вы только со своими товарищами поскорее договоритесь, пусть несут картины в музей.

И Полина Эдуардовна поспешила назад в музей, где Ардальон уже допивал вторую кружку растворимого кофе.

***

Вячеслав сидел в холле гостиницы и пил крепкий чай, когда подошёл консьерж.

―Вам звонок от господина Снегирёва.

Вячеслав поднял удивлённый взгляд. Обычно Снегирь звонил на мобильный, но, отправляя Славу и ребят на задание, сказал, что можно не брать телефоны. "Город маленький, единственная гостиница. Я позвоню на городской". Но Вячеслав всё равно положил мобильный в карман.

"А где же моя трубка?" ― хлопал по карманам Вячеслав, пока шёл к телефону, маленькой чёрной коробочке с кругом, который нужно крутить, чтобы набрать номер.

― Да, шеф!

― Вячеслав? Как у вас успехи? Вы всё добыли?

― Нет. Заминка вышла. Но я исправлю.

― Вячеслав, вы уж постарайтесь. Помните, что до рассвета вторника вам нужно покинуть город у моря и вернуться в столицу.

― Боюсь, у меня серьёзная проблема. Может занять больше времени.

― Что случилось?

― Товар украли.

В трубке послышался вздох.

― Вам надо торопиться. После рассвета вторника город вас уже не отпустит. Вот что, обратитесь к Полине Эдуардовне. Но не раскрывайте ей наших секретов. Используйте её. Она может нам помочь.

Шеф повесил трубку.

А Вячеславу стало странно и зябко, точно холодный туман просочился в холл и ледяным языком облизывал ладони.

С самого начала задание ему не понравилось. Да и шеф вёл себя чудно. Обычно Снегирёв был споен и хладнокровен, изредка, задумавшись, позволял себе барабанить пальцем по морде бронзовой коровы. А в тот день он нервно оглядывался в окно, подавлял вздохи и кусал губы.

В тот день он сказал:

― Вячеслав, а вы когда-нибудь были на Севере?

― В Питере был.

― Нет, дальше. Где бывает, что и солнце не восходит, и лето похоже на зиму. Там были?

― Не был.

― А я вырос там. Помню, по утрам выйдешь из деревянного дома, а перед крыльцом стелется туман. И куда не глянь - везде туман, и только тени проступают, ― Снегирёв задумался. ― Хорошее место. Жаль, мне нельзя туда вернуться.

― Почему? ― Вячеслав тогда заподозрил, что шеф мог быть замешен в афере с драгоценностями или продажей земли, чем, говорят, занимался в юности.

― Мне там рады не будут. В общем, Вячеслав. Есть там музей. Зам - Ардальон Борисович, мой старый товарищ, он продаст тебе одну картину, с коровами. А ты доставь её мне.

― Да без проблем.

Снегирёв тогда помрачнел.

― Проблемы-то будут. Это место всегда с проблемами было.

Теперь Вячеслав понимал, что шеф знал намного больше, чем рассказал. "Вот засада! Отправил к чёрту в пасть! Ладно, выкрутимся".

Хотел проверить мобильный, не звонил ли кто, но похлопал по пустым карманам.

***

Вечером воскресенья Полина Эдуардовна вернулась к шпаклёвщику на чердак.

― А, вы подготовились, ― хмыкнула.

Аркадий Савельевич расчистил чердак, притащил откуда-то чистый стол, скатерть, свечи в старинном подсвечнике, открыл мансардное окно в крыше, а там небо и сверкающие горошины звёзд, и так их много, что кружилась голова.

Под окном расстелил плед.

Скрытая покрывалом картина стояла там же, но от Полины Эдуардовны не укрылось, что холст заменили, новый был чуть длиннее, и простыня не до конца его закрывала. Полина Эдуардовна не могла предположить, что такого рисовал шпаклёвщик, что потребовалось срочно менять и прятать.

Сдёрнул покрывало. Холст - тёмно-черничное, чернично-синее, с мотыльками-звёздами, и лёгкими мазками лунной дорожки. Небо. Ясное ночное небо. Полина Эдуардовна ахнула. Раньше шпаклёвщик рисовал только туманы и мифы.

― Луны не хватает, ― сказала она.

― Да. Сейчас достанем.

― Будете рисовать?

― Я не рисую.

Он сел на плед. Полина Эдуардовна опустилась на другой край, от шпаклёвщика пахло куревом, впрочем, как обычно.

― Знаете, раньше был моряком, ― шпаклёвщик лёг на спину и смотрел в небо.

― Вы попали в шторм, вас выбросило на берег, и вы полтора месяца пролежали в коме. Это я знаю.

― Видел теней туманных. Там, когда волны разбивались о пьяный корабль, видел теней из волн и тумана. Скользили вокруг.

― Разве тени это не детская страшилка? Не ходите, дети, ночью к морю, придут к вам тени, зазовут с собой, не ходите вы с тенями. Все о них говорят, но никто, кроме тумана, ничего не видел.

Аркадий Савельевич хмыкнул.

Полина Эдуардовна живо интересовалась мифами и преданиями, любила сказки, но ни разу не видела ни одного всамделишного мифа, и только во снах они приходили к ней, приходили обрывками, урывками, пытаясь достучаться. И в глубине души считала, что это всё выдумка. Миф - всего лишь один из способов, каким человек объясняет устройство мира. От того же Ардальона она отличалась лишь благосклонностью и трепетным вниманием к мифам, но вера её была слаба.

― На пустом месте сказки не рождаются. Знаете, что ещё не сказка? ― шпаклёвщик протянул руку к небу и сорвал с него месяц, затем поднялся к холсту и прикрепил месяц в верхнем правом углу. ― Теперь всё.