У входа в музей стояла троица в телогрейках и курила, и дым смешивался с низким туманом, что как проказливый кот подкрадывался из-за кустов. Пока Вячеслав приминал траву в ожидании продавца, троица затоптала окурки. Взяли мастерки, вёдра и разбрелись вдоль фундамента, присели и принялись замазывать трещины.

― Здравствуйте, Вячеслав, ― раздался голос за спиной. Интеллигентного вида молодой человек с жиденькой бородкой и глубокими глазами. Одет он был в неожиданно модный костюм, но обут в высокие ботинки на меху, со шнурками разных цветов, один - синий, другой - зеленый.

Вчера, в сумраке полуночи, продавец показался Вячеславу чёрной тенью, которая смотрела из темноты и вспыхивала огоньком сигареты. И Вячеслав радовался, когда, наконец, удалось расстаться с продавцом. Но теперь при тусклом дневном свете это был всего лишь усталый и нестрашный мужчина, носящий чуть великоватый пиджак.

Интеллигент внимательно выслушал и развёл руками.

― Даже предположить не могу, Вячеслав. Ваши люди сами всё забирали.

Внутри Славы клокотало. Неужели этот провинциальный интеллигентик не понимает, что должен найти пропажу? Он, наверняка, всех в этом городе знает и знает, кто мог напакостить.

― Я могу позвонить в банк и затребовать отмену платежа. У меня связи.

Продавец медленно достал пачку сигарет, и руки у него были холёные, но синие вены буграми вздувались. Спокойно закурил.

― Хорошо, я вам помогу, но вечером. Сейчас я должен быть на работе.

***

Интеллигента звали Ардальон. Он приходился внуком директору музея, Борису Павловичу, который сейчас в высоких сапогах бродил по болотам в поисках затонувших древностей, может, даже набрёл на старообрядческое поселение и теперь выспрашивает у них легенды и предания.

Ардальон особо не интересовался всей этой белибердой, но при деде вёл себя тихо и исполнительно. Деда он любил и уважал, тот заменил ему отца, рано почившего Бориса Борисовича, известного этнографа и писателя. Отец фанатично предавался работе, и до маленького Ардаши ему никогда не было дела. Он мог неделями сидеть в кабинете, отвлекаясь лишь на обед, но и даже тогда, когда тело его сидело за обеденным столом, дух его летал где-то далеко. Однажды он подарил Ардаше кроссовки, непарные, один - белый с синими шнурками, другой серый с зелёными, один - на три размера больше второго.

Маленький Ардаша долгое время был предоставлен самому себе. И если мальчик не играл с друзьями на берегу в "найди существо из моря", то молча заглядывал в кабинет отца и выжидательно смотрел ему в спину. И когда казалось, что отец вот-вот обернётся, Ардаша вздрагивал и убегал прочь. Он боялся, что вместо улыбки отец разозлится и накричит на него. Но так никогда и не узнал, что случилось бы. Удивителен человек: он так боится столкнуться с неприятной правдой, что предпочитает и вовсе отказаться от возможности узнать её. Уже взрослый Ардальон часто вспоминал, как смотрел в спину отцу. И думал, как сложилась бы жизнь, встреться отец с ним взглядом. Тяжело вздыхал. Ардальону хотелось заглянуть туда, где время, прошлое или будущее, не имеет значения. Но он гнал эти мысли как несерьёзные.

"Ерунда всё это!"

С дедом всё стало иначе. Дед всегда брал в походы, учил разжигать костёр и ориентироваться по звёздам. "Видишь Большую Медведицу?" Дед рассказывал о мифах. Сначала Ардальон, как и все маленькие дети, с интересом слушал. А затем, после того случая с Полечкой на берегу, когда Ардашу охватил сверхъестественный ужас, - с тех пор мифы мальчику разонравились. Злые, противные мифы, несущие страх и такой холод, что высыхают потные ладони. "Разумеется, это всё неправда, - сказал однажды Ардаша. - Ерунда какая-то!" На деда он теперь смотрел как на безумного чудака, который вместо серьёзных вещей копается в сундуке со сказками. Но боясь, что дед перестанет о нём заботиться, молчал, молчал, представляя, как между родительских могил гуляет холодный ветер и колышет изумрудно-серую осоку.

Борис Павлович, уходя в экспедицию, оставил Ардальона в музее за старшего, да ещё поручил приготовиться к выставке в честь юбилея.

Выставка будет большим событием, правда, не таким, какое деду понравится. Ардальон всё сделает на свой вкус. Хватит уже с него мифологической чепухи. Перво-наперво Ардальон избавился от бумаг с дедовыми рекомендациями, завернул рукопись "Краеведческой книги", которую принесла Полина Эдуардовна. Они поругались, старший научный сотрудник пробормотала псевдострашное проклятие и исчезла на четыре недели. Впрочем, она бывала в городе наездами, часто и надолго пропадая, но возвращаясь с новыми мифами, которыми восхищался дед. Собственно, весь краеведческий музей давно стал домом мифов, легенд и прочей ереси и чертовщины. "Ну, ничего, скоро мы это исправим и сделаем приличное место".

Сегодня утром Полина Эдуардовна объявилась, позвонила и сообщила, что перепишет несколько глав в угоду Ардальону. "Но только попробуй хоть слово вырезать!"

За тот месяц, что никто не присматривал за Ардальоном, он перекроил план музея и занялся перестановкой. В главном зале раньше висели виды Гандвика. Серые, почти однотонные миниатюры, с которых по вечерам часто падали кусочки льда, а к утру растаивали в лужи, перетекали в центр зала, чтобы исполняющий обязанности директора поскользнулся.

Теней с моря не пускайте в дом. Тени придут из волн и из тумана, тени явятся холодные, воздух заморозят, срежут звёзды с полотна. Тени с моря заберут ваших детей. Тени станут туманом с рассветом, тени уйдут к морскому дну, и ваши дети к вам не вернутся.

Говорят, когда-то у моря жило существо. Оно было не уродливое и не красивое, оно было не доброе и не злое, не большое и не маленькое. Оно не тонуло в воде, а шло по волнам, как не ходят люди. Дети бегали к существу и спрашивали, что с ними будет, когда они вырастут, как сложится их жизнь. И существо рассказывало про войну, и про голод, и про летящую смерть. Однажды взрослые пришли с вилами, а у кого были - с ружьями, и прогнали существо. И кровавой полосой оно уползло в море. С тех пор туманы стали приходить и сладким голосом звать детей. И дети шли к берегам и слушали песни из тумана. Некоторые возвращались, некоторые - пропадали навсегда.

Ардальон с детства знал эту страшную сказку. И помнил, как сам с друзьями бегал к морю и ждал, появится ли существо, но волны выносили на берег только шмотья мёртвой морской травы. Потом была Полечка, и волосы её, как водоросли растекались по поверхности воды, пока она не исчезла в глубине. Потом Ардальон вырос и перестал ходить на берег.

Словом, все картины с морем и туманом его раздражали. Решено было перенести их в запасники, и сделать выставку, посвящённую семье Коровиных, богатых промышленников, в начале двадцатого века владевших зданием будущего музея и рыболовецким предприятием, но расстрелянных в годы революции. Ещё немного внимания можно уделить семье Снегирёвых, которые занимались лесозаготовительным делом и враждовали с Коровиными. В тот год, когда приехали Снегиревы, туманы ползли особенно густые и вязкие, и суеверные крестьяне обвинили во всём вновь прибывших и почти устроили восстание.

Из запасников принесли коробки с личными вещами Коровиных, и Ардальону предстояло решить, что, куда и как разместить, а ещё оставалось надеяться, что Полина Эдуардовна не подведёт и напишет о семье Коровиных что-нибудь годное. А ведь с неё станется ещё больше мифологической ерунды напихать в книгу.

Ах да, ещё этот Вячеслав некстати притащился. Ардальон надеялся, что он уже укатил в столицу. Но тот, видите ли, профукал свою покупку. Ардальон внутренне поёжился. Нехорошо это. Всё-таки товар был из музейной коллекции. Непонятно теперь, где всплывёт. Если всплывёт не в том месте, то проблемы будут. Ардальон-то надеялся отделаться тем, что: "Горе-то какое, в запасник отнесли, да вот подвальчик-то наш протекает, оказывается, прямо места живого не осталось". На роль испорченного музейного экспоната у него уже была припасена заготовочка. В том, что кто-то решит докапываться до истины, Ардальон сомневался. Два года назад прорвало трубу и подтопило запасник, пришлось платья госпожи Коровиной реставрировать. Его история казалась вполне правдоподобной.