Но "Коров" и там не наблюдалось. Администратор и портье недовольно посматривали на незваных гостей, но не приставали.
Хозяин гостиницы только разводил руками, мол, ни при чём.
― Не бойтесь, Аркадий Савельевич, ― говорила Полина Эдуардовна, когда они сели завтракать в ресторанчике, ― найдём мы картину.
Но Полина Эдуардовна не только шпаклёвщика хотела успокоить, но и себя. Ведь в её книге к юбилею была целая глава о картине. Как же выставку без "Коров" делать?
И та часть, что тонула в море, тихо-тихо шептала внутри. И Полина Эдуардовна слышала её смутный шёпот и беспокоилась: если коровы пропадут, то кто будет защищать город от туманов? Те выйдут на берег, чёрная галька станет кусочками льда, красный девичий виноград побелеет от инея, и город, и его жители, и музей с мифами - всё исчезнет.
― Какую картину? ― рядом с их столиком оказался Вячеслав. Ему рассказали. Столичный гость сочувственно кивал, а сам думал, как удачно всё складывается.
Аркадий Савельевич сокрушённо добавил:
― Её нужно найти. Если не найти, то тени с моря начнут приходить в город.
― Так, ясно. Вы сейчас отработали тех, у кого был мотив, ― деловито констатировал Вячеслав. ― Но ничего не вышло. У кого был доступ в музей?
― Только у сотрудников музея. Музей же сейчас на перепланировку закрыт.
― Картина большая? У кого из сотрудников хватит сил её вынести?
― Да уж, ― все трое пожали плечами.
В ресторанчике работал телевизор, скучающий официант смотрел новости.
― ... сегодня в восемь утра на центральной улице три большие коровы, удивительного серебристого цвета, перекрыли автомобильную дорогу...
― Это они! ― воскликнул шпаклёвщик. ― Сошли с картины. Нужно найти, пока никто не причинил им вреда.
― Да какое отношение живая корова имеет к картине?
― Самое прямое! Миф сошёл с полотна, вот какое. Да, поймите же вы, наконец! Нашего города нет ни на одной карте, к нам почти не заезжают чужаки, извините за выражение, Вячеслав. Тени с моря, приходящие с туманом. Думаете, это всё просто так? Ни с того ни с сего? ― почти кричал Аркадий Савельевич. ― Да сколько можно очевидное отрицать!
В конце концов, они поспешили туда, где в новостях видели коров. Но когда приехали, то коров, разумеется, не оказалось. По центральной улице как ни в чём ни бывало ходили люди, замирали перед витринами магазинов и рассматривали отражения, автомобили лениво проносились, пахло чебуреками и растворимым кофе. Но не коровами.
― Следы, ― показала Полина Эдуардовна на едва заметные кляксы серой краски на тротуаре. Они вели за угол.
Искатели завернули за магазин с продуктами в тёмный двор, где стояли мусорные контейнеры с откинутыми крышками и топорщились набитыми пакетами, которые, казалось, вот-вот лопнут.
Картина была здесь же.
Вернее, сломанная рама, и пустой холст с вырезанной серединой, остался лишь серый край, где луг проступал из тумана.
― Вандализм, значит, ― заключил Вячеслав.
― Ардальон, наверное, будет на седьмом небе от счастья, ― процедила Полина Эдуардовна. Ей хотелось поднять остатки рамы... и что? Что она может сделать? Ничего. От бессилия оставалось только молча злиться.
Шпаклёвщик задумчиво смотрел в небо, в сторону, где за домами скрывалось море. Он казался спокойным, как человек, который всё давно знает и всё давно решил.
― Наверное, коровы ушли к морю, будут туманы откусывать. Жаль только, что дом их испорчен.
― У кого был мотив? ― пробормотал Вячеслав. Он искренне выглядел расстроенным. ― Зачем кому-то портить картину?
― Да что вы заладили мотив да мотив! Не было ни у кого мотива, ― злилась Полина Эдуардовна. ― А вот как выставку без картины проводить? Это же историческая ценность. В юбилейной книге о ней целая глава. Её же Эдуард Фёдорович Коровин заказал. Ах, да что же такое! Аркадий Савельевич, ну есть же у вас что-то на замену? Вы же много пишите.
Художник пожал плечами.
― Картина - всего лишь холст, не в ней суть. И вы это знаете, Полина Эдуардовна. Зачем вы думаете о мелочах?
Махнул рукой и ушёл, чуть пружиня.
Полина Эдуардовна осталась с Вячеславом. Она раздражённо топталась, затем пнула мусорный пакет, выпавший из контейнера, и успокоилась.
Ей казалось, в прошлый раз она напугала столичного гостя рассказами о тенях. Ей и самой временами становилось жутко. Казалось, есть у неё какая-то другая суть. Которая когда-то тонула в море, глотала туман и солёную воду, и к ней тянулись идущие по воде тени. Но разве можно ходить по воде и не тонуть?
Полина Эдуардовна делала вид, что ничего не помнит. И поэтому размышляла о Вячеславе.
Он ей не нравился, казался лишним и ненастоящим. Очки не придавали ему интеллигентности, а скорее позволяли смотреть на всех презрительно и властно поверх стёкол. И этот взгляд ей не нравился.
А ещё Вячеслав украл "Коров".
Точнее - купил.
Ардальон, внук директора музея, Бориса Павловича, был не промах, не зевал и носом не клевал. "Коровы" - это, конечно, не квадрат Малевича, но ценителя и знатока могут заинтересовать. Ардальону они глаза мозолили, вот и продал. А ещё потому что не просто не верил в мифы, но даже и не уважал.
Полина Эдуардовна ничего об этом бы не узнала, но случайно проходила мимо ресторанчика, единственного места, откуда ночью лился свет. Она узнала Ардальона и безошибочно определила его собутыльников как столичных гостей. И сразу же заподозрила неладное. Зашла в ресторанчик, просочилась туманом и подслушала разговор. Хотела пробраться в музей и спрятать картину, но она же тяжёлая. Одной худенькой женщине не передвинуть. Оставалось только следить. И видела, как под руководством Вячеслава картину вынесли с чёрного входа. Потом покружила у моря и утром вернулась в гостиницу. Конечно, не только за омлетом. А чтобы посмотреть на вора. Вячеслав был взволнован, хотя почти умело скрывал это. Но она видела, как он барабанил пальцами по карманам, будто пытался что-то нащупать, видела испарину на его лбу. Ей хотелось вывести вора на чистую воду, чтобы он во всём признался и просил прощения. Утром, за омлетом, Полина Эдуардовна поняла, что ни сегодня, ни завтра Вячеслав никуда не уедет. Не понимала только почему, хотя и чувствовала смутно.
Полина Эдуардовна не удивилась, когда Вячеслав присоединился к их поискам, наоборот - ждала. И знала, что картина от него ускользнула. И та часть Полины Эдуардовны, что тонула в море, радовалась.
"Коровы" теперь сами по себе где-то бродили.
А где именно никто не мог знать.
Полина Эдуардовна и Вячеслав сидели в ресторанчике всё той же гостиницы. Искать больше было нечего, зато омлет как всегда оказался хорош. Может, это даже единственное, что в городе у моря хорошо готовили.
Вячеслав вдруг рассмеялся.
― А знаете, я сегодня должен был уехать в столицу. Сегодня ведь вечер понедельника, а во вторник утром я должен быть там. А теперь понимаю, что никуда не уеду.
― Почему же? Вас разве никто дома не ждёт?
― Ждёт, наверное. Но вы даже не представляете, как мне тошно в столице, как душно. Я женился в двадцать лет. Моя жена старше на десять лет. Я с ней встречался... уже не помню, с чего начались наши отношения. Наверное... нет, даже не помню. В общем, по залёту женились. Я, конечно, так не планировал. Но, сами понимаете, не женишься, оставишь женщину одну с ребёнком - будешь вечной сволочью в глазах окружающих. Мать бы меня возненавидела, друзья бы, наверное, презирали. Да и мне было бы стыдно... Я тогда ещё только на четвёртом курсе учился, пришлось перевестись на заочку, работать в две смены, чтобы семью прокормить. Работаешь, работаешь, пашешь, пашешь, жизнь проходит. Моей жене сейчас тридцать восемь, она растолстела, лицом осунулась, не работает, целыми днями в Интернете на форумах сидит. А я теперь мальчик на побегушках у шефа, скупаю для него музейные экспонаты, можно сказать, ворую. Думаете, мне это нравится? Зарплата нравится. Хочу ребёнка в частную школу отдать, а то он вслед за матерью целыми днями в компьютере сидит... Знаете, ей тридцать восемь, а она отвратительно готовит, так и не научилась, впрочем, даже не пыталась. Мол, чего о муже заботиться? Никуда он не уйдёт, кишка тонка. Всё у неё к чертям подгорает, особенно блинчики. А здесь, у моря, мне спокойно. Вот вы пугали меня страшными сказками о тенях и тумане. А я сейчас совершенно не боюсь, может, даже верю, что коровы защищают город от тумана. Пусть и меня защищают.
