– Мы определенно встречались раньше, Сладьяна, – произнес он. – Миронов решил поднакопить силы к полудню?
– Господин Миронов счел возможным доверить мне почетную обязанность встретить вас, – широко улыбнулась она.
– Обязанность бесспорно почетная, – усмехнулся Фабиан. – Так я не ошибся? Сладьяна?
– Совершенно верно, господин консул. Я бесконечно польщена, что вы не просто обратили на меня свое внимание, но и сочли необходимым запомнить мое имя.
«Бред какой», – подумал Фабиан и угукнул, чтобы ответить хоть что-то.
Фабиан лениво интересовался тем, как она из простого служащего добралась до уровня, открывающего ей личный доступ к консулу. Она отвечала на его вопросы охотно, обстоятельно, Фабиан развлекался, слушая ее ответы; она казалась бодрым, энергичным человеком, несмотря на жутко раннее утро, прямолинейным и непосредственным. Скучным, в общем. Она уверенно вела машину, Фабиан смотрел перед собой и молчал.
Директор центра изо всех сил изображал радость от очередной встречи с Фабианом. И чем усерднее он ее изображал, тем больше Фабиан хотел спросить, подготовился ли и этот хороший человек к поспешному бегству за границу, и если Фабиан неторопливо заговорит по коммуникатору с государственными аудиторами и потребует, чтобы они немедленно отправились на проверку, насколько велики будут неправомерные растраты. Но директор был неплохим по сути человеком, и Фабиан делал вид, что его в принципе устраивает то, что он видит. За исключением некоторых мелочей. Но о них можно поговорить и позже, а пока он хотел бы воспользоваться возможностью прогуляться в соседний поселок, сделать сюрприз своим знакомым, и не будет ли господин Миронов против, если Фабиан воспользуется машиной. Тот был не против, он только что не засиял от радости и облегчения, попытался всучить Сладьяну в попутчики, но Фабиану только компании и не хватало. Он неторопливо покачал головой, улыбнулся Сладьяне и потребовал ключи. Времени оставалось аккурат добраться до поселка.
Администрация поселка располагалась в одном из самых старых зданий. К нему вплотную примыкала экуменическая часовня, и Фабиан лениво удивился: не в ней, хоть немного украшенной? В убогоньком помещении с тремя дохлыми фикусами? Он стоял, смотрел на часовенку, на администрацию, снова на часовню и не заходил. Если верить часам, времени было полдень и еще две минуты. Фабиан потянул на себя дверь, вошел.
Если те орлы из службы безопасности не врали насчет остального, а они едва ли врали, то и чертеж помещения один достали правильный, и в соответствии с ним браки регистрировались прямо в кабинете главы. В нем должно было хватить места и для пары друзей, если этот Эрггольц и Валерия их позовут. Возможно, и это возможно. Фабиан подошел к открытой двери, прислушался, заглянул внутрь. Кажется, свершилось. Кажется, его невеста вышла замуж за какого-то чувака с сомнительной карьерой. Фабиан подождал еще пару секунд для надежности, осторожно зашел в помещение, стал у двери, прислонился к стене. Валерию поздравляли, этот Эрггольц смотрел на нее, и только на нее, она пыталась не смотреть на него, приличная, благовоспитанная Валерия, но улыбалась ему, как, наверное, считанный десяток раз Фабиану. И этот Эрггольц держал ее за руки, мелодраматично молчал и мечтательно улыбался. Сделать бы картину из этого кадра, повесить на стену и смотреть, когда на душе хорошо – сразу станет мерзотно.
Валерия почувствовала что-то – гробовое молчание вокруг, растерянное э-э-эканье главы администрации, повернулась к двери, выпрямилась и – восхитительная амазонка – попыталась заслонить собой Эрггольца.
– Добрый день, – вежливо сказал Фабиан и ослепительно улыбнулся. – Лери, дорогая, я не мог отказать себе в удовольствии и поздравить с таким знаменательным днем. Вы ведь не будете возражать? – обратился он к Эрггольцу. – Я в некотором роде имею право.
Эрггольц положил руки Валерии на плечо и прижал к себе.
– Твой отец не смог удержать радость от твоего решения и не преминул поделиться ею со мной, – ответил Фабиан на ее немой вопрос. – И вот я здесь. Господин ваан Эйзенберг, господа, позвольте представиться. Фабиан Фальк ваан Равенсбург.
Он замолчал, внимательно глядя на Эйзенберга, перевел взгляд на Эрггольца, затаившего дыхание, снова на Эйзенберга. Ему-то достаточно было заявить свои права на нее, и брак, уже заключенный брак был бы признан недействительным. Контракт о помолвке тоже был у него, один из двух оригинальных вариантов, его развернуть перед носом у этого Эйзенберга – он бы своими ногтями выскреб запись из книги, рыдая, побежал бы в Центральный статистический центр, чтобы эта запись была аннулирована. Но Фабиан сказал:
– Давний приятель Валерии.
Он перевел взгляд на нее.
– Я по делам в промцентре на северо-востоке, – пояснил он, улыбаясь. – Решил заглянуть. Поздравить. Лери, дорогая, наверное, я рад за тебя, – продолжил он, подошел к ней, поцеловал в щеку, протянул руку Эрггольцу. Тот молча пожал ее.
Эйзенберг выскочил из-за стола, подбежал к Фабиану, начал говорить, что рад, просто счастлив познакомиться с ним, и прочее, прочее; Фабиан слушал его и криво усмехался. Эрггольц обнимал Валерию, и они оба ждали, что Фабиан будет делать дальше. Он же прикидывал, послать ли этого назойливого бургомистеришку к чертям или элегантно сломать ему нос.
Фабиан спросил у молодоженов, какие планы они строят на ближайшее будущее, в частности, на медовый месяц. Валерия пожала плечами; Эрггольц такими глубокими вопросами не озадачивался вообще. Фабиану даже показалось, что он и не слышал его – стоял, прижав ее к себе, глядя на нее, старомодно любуясь, и ему было совершенно безразлично все, что происходило кругом, включая присутствие бывшего жениха его настоящей жены. Валерия пыталась убедить себя, что Фабиан действительно не собирается устроить скандал, у нее получалось, пусть и не очень хорошо, и она смогла расслабиться, даже улыбнуться в ответ на какую-то беспечную фразу Фабиана. У них не было никаких планов на ближайшее время, Габриэль был занят в проекте, завяз в нем по самые уши, Валерия мечтала о том времени, когда разработки, в которых она принимала участие, будут приняты советом магистратуры, а более далеко идущих планов они не строили. Наверное, подумать о своем жилье. Возможно, Валерия начнет работу над своей докторской диссертацией, но это будет очень далеко. Фабиан предложил им посидеть в кафе, но и Эрггольцу, и Валерии пора было на работу, и он протянул им конверт.
– Мой подарок к такой знаменательной дате, – довольно улыбнулся он.
Валерия подозрительно посмотрела на него, ожидая подвоха, и взяла конверт, словно в нем находились споры сибирской язвы, не меньше. Ее настроение передалось, очевидно, и Эрггольцу, и он уставился на Фабиана поверх очков, угрожающе прищурился, настороженно покосился на конверт.
– Всего лишь билеты на самолет и бронь в одном милом уютном домике на берегу океана, Лери, – насмешливо пояснил Фабиан, которого эти их взгляды несказанно развлекли. Валерия, словно подстегнутая его насмешкой, вскрыла конверт. Его содержание было банальным – листы бумаги с указанием адреса и возможности самостоятельно определить время пребывания и рейсы, рекламные проспекты, еще какая-то мелочь, ничего сверхъестественного, ничего, что заставило бы ее тревожиться. И это было совершенно неожиданно: она ждала чего угодно от Фабиана, тем более последние события давали ей очень серьезные основания для опасений. Но Фабиан улыбался искренне, кажется, он не таил на нее злобы, и горечь, которая время от времени проскальзывала в его взгляде, в его интонации, словах, едва ли могла служить серьезным основанием для ее опасений. Скорее всего, и с ней, Валерией, эта горечь не была связана: Валерия могла сколь угодно долго считаться невестой Фабиана Равенсбурга, но доступ к его сокровенным мыслям она едва ли получила.
Валерия согласилась встретиться с Фабианом. Она приехала с Эрггольцем, и Фабиан не мог ничего поделать, его немилосердно веселила их степенность, почти юношеская неловкость в обращении друг с другом и какая-то щенячья радость. Эти двое появились, держась за руки; Эрггольц выглядел сдержанно-самодовольным, Валерия – та была приучена владеть собой куда лучше. Фабиан гордился ею: это ощущение возникало в нем непроизвольно, но оно было искренним, честным, насколько вообще это было возможно. Ради этой встречи он послал к чертям собачьим совещание с директором промцентра, отправил его и всех его помощников, вице-директоров и прочую шушеру по домам с наказанием вернуться в девять вечера, чтобы продолжить, и чу – они все сидели по своим конурам-кабинетикам и тряслись в ожидании наказаний, а Фабиан сидел в ресторанчике с Валерией и Эрггольцем, которого даже в мыслях отказывался называть по имени, и мирно беседовал о чуши, о которой в жизни бы не заговорил добровольно.
