— Уходи, Мигель… Я не Орлеанская Дева и я не с вами!
Мигель молча стоял, и его черные глаза горели, как угли.
— Ты даже не выслушала меня, донна… Ты даже не хочешь меня выслушать и уже прогоняешь. Я две тысячи лет Экзекутор, Инквизитор да назови это как пожелаешь, смысл не изменится… Я палач, убийца! — он говорил с горечью и сожалением. — Я много тебе рассказал при первой встрече, но я не сказал главного. Я понадеялся на отца, но он старше меня и он слишком долго был солдатом, убийцей и палачом, Магистром…Он не смог выразить свои мысли по-другому и ты не поняла его, Белла…Выслушай меня, прошу тебя! — он словно утопающий смотрел в ее глаза и искал там спасительную соломинку. — Я умоляю! — словно выдохнул он.
Белла опустила глаза и приняла решение через секунду.
— Да, я выслушаю тебя, Мигель… Может быть, я услышу то, что не услышала от твоего отца. Давай присядем, — она жестом пригласила его на диван и сама первая села на него. Мигель сел чуть поодаль и посмотрел ей в глаза. Она приготовилась к его рассказу и с ободрением кивнула ему.
— Не хочу повторяться, но наш Орден и, правда очень древний, и все что говорил мой отец, правда, от первого до последнего слова… Он просто не обратил внимания на одну существенную деталь: мы не монашеский орден, но сложилось так, что по роду своей деятельности, мы очень мало общаемся с женщинами…. в общепринятом понятии этого слова, — он жестко выговорил это и посмотрел с горечью на Беллу. — Мы живем, словно солдаты, в казарме, и у нас нет ни близких, ни родственников, ни семьи… Мы все подчиняемся приказам и выполняем их, не раздумывая. Все мы очень давно пришли в Орден, он наша семья, он наш дом… Алехандро, мой двоюродный брат. Его история очень трагична. Я не буду тебе рассказывать ее, но поверь мне, как правило, у всех нас в нашем братстве, и у моего отца тоже, жизнь одна большая, бесконечная трагедия… — он говорил глухо и не смотрел на Беллу. — Я говорю, тебе это, не для того, чтобы разжалобить, нет… А, чтобы ты поняла, что практически у всех нас нет ни души, ни сердца, ни чувств, ни привязанностей… Считается, что женщина делает мужчину слабым… Это правда… — он посмотрел на нее горящими глазами, и продолжал уже их не опуская. — Наш Орден не может быть слабым, и женщинам у нас не место… Но, появилась ты, моя светлая донна! И внесла сумбур, и непонимание в наши зачерствевшие души. Мы долго думали и размышляли над этим, и так же, как и ты, решили, значит, это для чего-то нужно… Мы не ждали и не ждем от тебя готовых ответов. Мы сами нашли их… — он продолжал говорить и гипнотизировать Беллу глазами. — Вспомни, ты сидела на кухне и мучительно искала свое предназначение… Я видел твои мысли, Белла, ты очень близко подобралась к самому главному, просто у тебя не хватило времени додумать и понять это. Природа совершенна и она все уже придумала, нужно только приложить максимум усилий, чтобы понять ее! — он глубоко вздохнул, словно пловец перед погружением и продолжал. — Ты знакома с пчелиным роем, Белла? Ну, конечно, все тонкости и нюансы пчелиной семьи можно смело опустить, чтобы не доводить все до абсурда, но сама суть…
Белла ахнула и восхищенно посмотрела на него.
— Верно… Я была на полпути к этому ответу! — воскликнула она и с восхищением посмотрела на Мигеля. — Продолжай…
— Как пчелы выбирают свою «королеву», вероятно, по совокупности многих признаков, которые человек определить пока не в состоянии. Но, как-то они это делают… Пчела — это живая клетка разумного и мыслящего существа, называемого рой. Представь себе, в рое погибает матка, «королева»…. Она хранительница будущего пчелиной семьи, ее детородный орган в прямом и переносном смысле. На пчелиной матке замкнуто все: закон коллективного разума, постоянное воспроизведение клеток-пчел… И вот она погибла! Клетки больше не восстанавливаются, а старые стремительно гибнут, рой обречен на быструю и неминуемую смерть! Но, этого не происходит: пчелы расширяют ячейку, куда матка еще при жизни посеяла личинку обыкновенной клетки-пчелы, и выкармливают новую матку. Они сами, движимые только им одним известным рефлексом, формируют физиологически иную клетку, вкладывая в нее то, чего не имеют сами! — он торжественно посмотрел на озадаченную Беллу.
— Насколько я поняла, — медленно проговорила Белла, — не каждая пчела может выкормить «королеву»? — она многозначительно подняла бровь и посмотрела на Мигеля.
— Не каждая, моя светлая донна! А только те пчелы, которые состоят в ее свите и имеют определенные задатки, способности и силу! Если это есть, можно свернуть горы… Видишь ли, как это не прискорбно, но наш Орден, состоящий только лишь из мужчин, привык управлять по своему усмотрению. Мы привыкли сеять смерть и жестокость… Женщина — это жизнь… Ты нужна нам, чтобы сдерживать рвущееся в нас мужское начало воина, и сеять жизнь. В твоих хрупких руках, — продолжал он, глядя на нее умоляющими глазами, — находится, тот стержень равновесия, который должен быть незыблем и устойчив. Мы выкормим и вырастим тебя, наша королева, но ты должна править нами, мягко поворачивая все к истинной природной форме, к женскому началу жизни, все расставив на свои места, не отрицая мужчину, нет!.. — он посмотрел на нее долгим, бесстрастным взглядом, — ……а, поставив его на определенное природой место — воина и защитника, и мягко остужать его горячую голову… — произнес он и, словно ожидая своей участи, опустил голову.
Белла, как-то сразу успокоилась, оттого, что услышала. Слова Мигеля только подтвердили ее догадки и предположения, и расставили все по местам, выстроив логичные цепочки умозаключений. Да, только так…
— Почему ты не сказал мне этого раньше, Мигель? — тоскливо посмотрев на него, спросила Белла. — Тогда бы все было проще и понятнее, и я бы не…. Как я теперь встречусь с твоим отцом и посмотрю ему в глаза? — она с ужасом вспомнила, как себя вела и что ему наговорила.
— Очень просто, моя донна! Ты, как струя свежего воздуха взбодрила его и оживила. Он очень долго смеялся! — улыбнулся Мигель своей притягательной улыбкой. — Не сердись на него, Белла. Он просто отвык от женского общества и немножко одичал без него. Он не в обиде на тебя, поверь мне. — Мигель смотрел на нее черными, глубокими, как озера, глазами, — С тобой все не так… С тобой все сложнее, но скоро мы все привыкнем друг к другу, и ты поймешь, что рыцари Ордена Джампиров, эта грозная, страшная сила и ты, Избранная Душа, сеющая и возрождающая равновесие между Тьмой и Светом — это единое целое. Ты нужна нам, а мы нужны тебе…
Он медленно поднялся со своего места, нарушая, так почитаемые им, правила придворного щепетильного испанского этикета, и приблизился к Белле.
— Мигель? — прошептала недоумевающая Белла.
— Прости меня… — еле слышным шепотом проговорил он и опустился перед ней на колени. Он, как ребенок, сложил свою черную кудрявую голову, на ее колени и обнял их. Мигель, как во сне, начал медленно и очень нежно целовать, сантиметр за сантиметром гладкую кожу, потом словно, опомнившись, замер… Белла, нежно провела рукой по его непослушным волосам, и стала гладить эту шальную, лишенную женской ласки и любви, голову…
— Прости меня… — еще раз еле слышно прошептал он.
— О, Мигель… — еле слышно прошелестела ему в ответ Белла, продолжая перебирать его кудри. — Мы все живые люди, и даже у очень сильных мужчин, могут быть минуты слабости… Мне не за что, тебя прощать! Все, что ты сделаешь или скажешь, когда ты слаб и одинок, оно останется здесь и здесь! — одна ее рука легко прикоснулась ко лбу, а другая к сердцу. — Помнишь, Мигель? Я умею хранить чужие тайны, они умрут вместе со мной… — она наклонилась и поцеловала его волосы. Мигеля, словно ударило током, он мгновенно поднял голову и посмотрел на Беллу, опьяненными и такими человеческими глазами, что она заранее предвидя его действия и слова, закрыла ему рот ладонью и, глядя прямо ему в глаза, произнесла:
— Я сама так захотела и не мучь себя, Мигель… Я знаю, что значит человеческое участие, доброта и нежность, они лекарство для любого человека, для маленького, большого, не важно… Иди, Мигель! Ты нужен мне завтра… Без тебя я не справлюсь, слышишь?