Прощайте, письма, которые будут отправлены с ближайшей почтой, расскажут вам, правдивы ли наши речи.
Оливье д’Ормессон
Дневник
15 декабря 1670 года жена рассказала мне, что узнала от господина герцога де Шольна об объявлении грядущего брака мадмуазель д’Орлеан и господина де Лозена; что герцоги де Монтозье и де Креки, маршал д’Альбре и господин де Гитри[264] обратились с публичным ходатайством к королю, и король ответил, что он не одобряет этого мезальянса, но не может помешать девице сорока трех лет поступать так, как она пожелает; затем король позвал Месье и сообщил все ему, а Месье воскликнул, что Мадмуазель стоит отправить в сумасшедший дом, а Лозена вышвырнуть вон; и что эта новость мгновенно получила огласку и была встречена всеми с крайним изумлением. Я рассказал о ней у господина Бошра, все общество было поражено, и никто не хотел ей верить.
Госпожа де Севинье
Куланжу, 19 декабря 1670 г., Париж
Вот что называется упасть с небес на землю, и это произошло вчера вечером в Тюильри;[265] но обо всем по порядку. Вы остановились на радости, восторгах, упоении принцессы и ее счастливого возлюбленного. Итак, о помолвке, как вы знаете, было объявлено в понедельник. Вторник прошел в разговорах, удивлении и поздравлениях. В среду Мадмуазель сделала подарок господину де Лозену, дабы наделить его титулами, именами и украшениями, которые должны быть перечислены в брачном договоре, составленном в тот же день. В ожидании большего, она отдала ему четыре герцогства: графство д’О, первое пэрство Франции, дающее первый ранг; герцогство де Монпансье, чье имя он носил весь вчерашний день; герцогство де Сен-Фаржо и герцогство де Шатлеро: все вместе оценивается в двадцать два миллиона. Затем был составлен брачный договор, в котором он принял имя де Монпансье. В четверг утром, то есть вчера, Мадмуазель надеялась, что король его подпишет, как он ей обещал; но к семи часам вечера королева, Месье и куча стариков убедили Его Величество, что эта история повредит его репутации, и он решил расторгнуть договор, после чего призвал к себе Мадмуазель и господина де Лозена и в присутствии господина Принца[266] объявил, что запрещает им помышлять о браке. Господин де Лозен выслушал этот приказ со всем почтением, покорностью, твердостью и отчаянием, какого заслуживает такое огромное падение. Что касается Мадмуазель, то она, в соответствии со своим нравом, ударилась в слезы, крики, отчаянные стенания и чрезмерные жалобы; весь день она не покидала постели и не могла ничего проглотить, помимо бульона. Вот прекрасная мечта, вот превосходный сюжет для романа или для трагедии, но особенно для рассуждений и бесконечных разговоров: именно этим мы и занимаемся день и ночь, утро и вечер, не переставая. Надеемся, что и вы поступите так же, е fra tanto vi bacio le mani.[267]
Оливье д’Ормессон
Дневник
В пятницу 19 декабря, по дороге в Мерси, один дворянин из окружения дома де Гизов[268] шепнул мне на ухо, что свадьба отменена, ибо король сказал, что не желает ее свершения. Действительно, вскоре это известие стало известно повсюду и вызвало немало радости и одновременно удивления, ибо никто не ожидал столь скорой перемены. От господина Ле Пелетье я узнал, что вдовствующая Мадам написала королю большое письмо, надеясь воспрепятствовать этому браку, и что господин Принц очень рассудительно об этом говорил с королем, и что маршал де Вильеруа тоже сказал свое слово, и что король поддался на их убеждения, и было это после обеда в четверг, ибо еще утром он приказал господину де Лионну написать об этом браке всем посланникам, но вечером, изменив решение, он послал двух офицеров к господину де Лозену и к Мадмуазель с повелением явиться к нему.[269] Они были поражены, рассудив, что это предвещает перемены. Сперва король поговорил с господином де Лозеном и сказал, что в силу многих причин не желает заключения этого брака и что позаботится, чтобы тот достиг не меньшего возвышения, чем дала бы ему женитьба. Говорят, что господин де Лозен выдержал этот удар с большой стойкостью и почтением к королю, который остался им весьма доволен.
Что до Мадмуазель, то она пришла в неистовство и высказала королю все, что подсказывал ей гнев, обвинив господина Ле Телье[270] во враждебности ей и господину де Лозену и наговорив с три короба самому королю, которого обозвала дьяволом, но он и тут сохранил спокойствие. Напротив, утешал ее, уверяя, что разделяет ее недовольство, и пытался ее успокоить. Господин Принц был за дверью, куда король его поставил, чтобы он все слышал. Господин Ле Пелетье рассказал мне и господину де Фурси всю эту интригу, ибо принимал в ней участие и написал письмо для Мадам.
Все вокруг хвалят короля за этот поступок; такой брак обернулся бы для него позором, ибо мог быть заключен только с его согласия. Переговоры о нем начались еще во время поездки короля во Фландрию, где Мадмуазель неоднократно твердила господину де Лозену, что не желает более быть жертвой государственных интересов, что она хочет выйти замуж за обычного дворянина; наконец господин де Лозен спросил у нее, не назовет ли она имя этого счастливца, и она сказала, что напишет его на бумаге, и действительно послала ему запечатанный лист, на котором было написано: «Это вы».[271] Так что переговоры по поводу этого брака шли восемь месяцев: смерть Мадам и надежда выйти за Месье их прервали; однако Месье не желал об этом слышать, тогда негоциации завязались пуще, чем прежде, и продолжали идти вплоть до дня, когда дело получило огласку
Госпожа де Севинье
Письмо Куланжу, 24 декабря 1670 г., Париж
Вы уже осведомлены о романической истории Мадмуазель и господина де Лозена. Это прямой сюжет трагедии по всем законам театра. Как-нибудь потом мы разобьем его на действия и сцены; вместо двадцати четырех часов возьмем четыре дня, и это будет совершенная пьеса. Никогда еще не бывало столь великих перемен за такое короткое время; никогда вам еще не приходилось видеть ни столь общего волнения, ни слышать столь поразительной новости. Господин де Лозен сыграл свою роль идеально. Он перенес несчастье с твердостью, отвагой и в то же время с болью, смешанной с глубоким почтением, что вызвало восхищение всех окружающих. Потерянное им бесценно, но и сохраненная благосклонность короля также не имеет цены, поэтому его судьба не кажется плачевной. Мадмуазель тоже не так плоха. Она много плакала. А сегодня начала исполнять свои обязанности по отношению к Лувру, откуда ей отдали визиты.[272] И вот все кончено. Прощайте.
Госпожа де Севинье
Письмо Куланжу, 31 декабря 1670 г., Париж
Я получила ваши ответы на мои письма. Понимаю, как вас изумило все происходившее с 15-го по 20-е число сего месяца; оно того заслуживает. Я восхищаюсь остротой вашего ума и тем, как вы верно рассудили, полагая, что такая гигантская машина не сможет продержаться на ходу от понедельника до воскресенья. Скромность мешает мне превозносить вас до небес, поскольку я говорила и думала совершенно так же. В понедельник я сказала дочери: «Хорошего конца не видать, если тянуть до воскресенья»; хотя все вокруг было исполнено свадьбой, я хотела побиться об заклад, что она не состоится. Действительно, в четверг погода нахмурилась, и туча разразилась громом в десять часов вечера, как я вам уже сообщала.
В тот же четверг часов в девять утра я посетила Мадмуазель, поскольку до меня дошло, что свадьба состоится в деревне и что церемонию совершит коадъютор Реймсский. Так было решено в среду вечером, ибо насчет Лувра мнение переменилось еще во вторник. Мадмуазель писала. Она позволила мне войти, закончила свое письмо, а затем я опустилась на колени рядом с кроватью. Она мне рассказала, кому писала, и почему, и какие великолепные дары она сделала накануне, и имя, которым она наградила, и что во всей Европе для нее нет партии, а она хочет выйти замуж. Она мне слово в слово пересказала разговор с королем. Мне показалось, что она вне себя от радости, что может так осчастливить человека; она с нежностью говорила мне о достоинствах и благодарности господина де Лозена. На все это я ей сказала: «Мой Бог, Мадмуазель, вы счастливы, но отчего было бы не завершить все еще в понедельник? Разве вы не знаете, что такая значительная задержка дает время для разговоров по всему королевству и что длить столь необычное дело значит искушать Господа и короля?» Она отвечала, что я права, но она была столь исполнена уверенности, что эта речь произвела на нее лишь незначительное впечатление. Она вновь вернулась к дому и превосходным качествам господина де Лозена. Я ей сказала словами Севера из «Полиевкта»:
