— «Хорошо», — отозвалась Кира, и словно невзначай, по-дружески, обняла Аню за плечи, облокотившись на нее, и положив подбородок ей на плечо. С виду казалось, что никакой силы не было, но на деле же, Кира так стиснула плечи подруги, что Аня чуть было не охнула.

— «Спасибо, хотя конечно сильновато», — выдавила она про себя, едва сдерживая слезы, но дрожи теперь заметно не было, что ее несколько обнадеживало.

— «Ничего, скоро все закончится. До конца урока осталось две минуты», — донеслось до нее, и Лолита снова судорожно вздохнула, моля, чтобы время пронеслось как можно быстрее.

Когда боль в груди стала уже невыносимой, а по щеке скатилась первая капля, пение прикратилось и над головами пронесся звук колокола.

Поначалу в помещении стояла звенящая тишина, а после класс встал, и зааплодировал. Оливер Остин польщенно наклонил голову.

— Кира, я больше не могу! — выдавила Аня, и пользуясь всеобщей суетой, вскочила, и выскользнула из класса.

Глаза индигового цвета медленно скосились, глядя вслед.

Захлопнув за собой дверь, она, глотая слезы, понеслась по коридору, и завернув за угол, уткнулась лицом в стену. Аня сама не знала, почему ей было так плохо, почему хотелось рыдать, колотить руками по бетону, прикрытым деревом. Почему ей было так тяжело забыть чью-то смерть.

— Госпожа Ровенская...— спустя некоторое время раздался голос позади нее. Аня вздрогнула, и вытерев платком слезы, обернулась.

— Да.

— Простите, что вероятно заставил вас испытать боль своим присутствием...

— Нет-нет, что вы, — поспешно замотала головой Аня, — Все впорядке.

Оливер Остин улыбнулся:

— Я знаю, вам пришлось нелегко, и потому в качестве извинения хочу вас успокоить. Пойдемте, выпьем чаю, и я вам все объясню.

— Хорошо, — кивнула Лолита, и последовала за Остином. Он провел ее в учительскую, и сделав чай, протянул ей чашку.

— Извините, можно спросить? – начала Аня, принимая горячий напиток.

— Спрашивайте.

— Почему вы так похожи на ту птицу?

Оливер задумался:

— У меня есть некоторые предположения на этот счет, но не думаю, что они абсолютно верны. Видите ли, есть вероятность, что я и эта птица каким-то образом связаны. Вероятно, при моем формировании, моя мать слышала ее пение, или эта птица ее чем-то потрясла. Но так или иначе все это завязано на эмоциональном контакте. Образ, песня этой птицы, могли так прочно закрепиться в памяти моей матери, что это каким-то образом повлияло на меня, чем и вызвана мутация, которая у меня имеется...

Аня потихоньку глотала горячий чай, и думала, что Оливер Остин разительно отличается от Уильяма в плане своего отношения к так называемому «второму дару». Оливер Остин говорил о нем как о данности, как о том, что также естесственно, как и наличие сердца у человека, а Уильям воспринимал его, как смертельную заразу, от которой он был бы непрочь избавиться.

— Так значит мутации происходят при эмоциональном контакте? – спросила Лолита. Остин кивнул:

— Думаю, что да, но ни одному из ученых это точно не известно. Происхождение «перевертышей» неизвестно даже нам самим, потому что это врожденная особенность.

— Вот как...— протянула Аня. Было ужасно странно разговаривать с копией того, кто закрепился в ее памяти, как умершее, но такое совершенное в своей животной непосредственности существо.

— Возможно это крайне бестактно с моей стороны, но могу я спросить? – осведомился Оливер, неспешно поглощая свой чай.

— Конечно.

— Почему птица погибла?

Аня сглотнула подступивший ком в горле.

— Он признал меня.

Брови Остина поползли вверх.

— Необычно. Сирин – свободолюбивые птицы, и редко когда решают завести себе хозяина.

— Завести? – удивилась Анна.

— Именно, — кивнул Оливер, проведя рукой по платиновым, практически белым волосам. Аня только сейчас обратила на них внимание.

«Так вот какой цвет был у той птицы!» — подумала она. «Наверняка тоже платиновый, хотя глаза темные, но смотрят очень остро от подобного цвета. Странный контраст. У Киры тоже похожая несочетаемость цветов во внешности».

— Вероятно было что-то, что заинтересовало птицу. Возможно какие-то необычные способности, или запах, или еще что-нибудь, — лицо Остина было слегка озадаченным, как и у судей, когда они увидели мертвую сирин. Ане даже досадно стало.

— Вы же знаете, подобных случаев, когда птица привязывалась к человеку – единицы, и тем более так быстро – всего за какой-то час, — сказал Оливер, вероятно заметив перемену ее настроения, — Поэтому это и вызывает такое удивление.

— Ясно, — кивнула Аня, но досада пропала.

— Я очень рад, что вы так серьезно к этому относитесь, но поверьте...— Остин поставил пустую чашку на стол, — Эта птица обрела покой, потому что жизнь в неволе – это та же пытка, что и четвертование, но только более мучительная и долгая. А вы...— Аня подняла взгляд от столешницы, на которую смотрела все это время, не зная, куда деть глаза. Оливер Остин серьезно и сосредоточенно глядел на нее.

— ...подарили ей свободу.

Все последующие уроки Аня просидела, не зная, какое у нее настроение. Беседа с Оливером Остином принесла ей облегчение, но нагрузила голову нескончаемой пищей для размышлений, и девушка чувствовала себя слегка подавленной, хотя теперь ощущение черного пятна, которое, казалось, ничто смыть не могло, исчезло. Она больше не чувствовала угрызений совести по поводу смерти сирин. Если Оливер сказал правду, то она даже в какой-то степени помогла этой птице. Но уж точно – это Анна знала теперь ясно – она не убивала сирин, и не виновата в ее смерти.

«Спасибо вам, Оливер Остин», — подумала она, направляясь в свою комнату после уроков, — «Что помогли мне перестать терзать себя».

Часть груза спала с ее плеч, но на повестке дня оставалась еще одна проблема: к ночи ожидалось нападение, к которому они должны быть готовы — все до одного, и Аня ощущала, что это не последняя трудность, с которой ей предстоит столкнуться в этом году.

====== Вражда ======

— Друзья, я собрал вас всех здесь, чтобы сообщить принеприятнейшее известие, — Лукор обвел глазами зал, замечая, что у многих студентов лица встревоженные.

«Нельзя их волновать», — подумал он, и продолжил:

— Нам стало известно, что наши соседи – академия «Кровавой Орхидеи», стала питать вражду по отношению к нам, и сегодня, возможно, они придут выразить нам свое неудовольствие, причем...кхм...очень своеобразным методом, поэтому будьте готовы и очень бдительны. Эта ночь выдастся не самой спокойной. Нет точных сведений, что это произойдет именно сегодня, но лучше готовиться к худшему. Это все, – он развернулся, и скрылся за дверью позади преподавательского стола. Там его дожидались учителя.

— Лукор, неужели все так серьезно?! – воскликнула профессор Сунн. В глазах женщины плескалась тревога. Ректор вздохнул:

— Успокойтесь, дорогая Дарлин. Все пройдет хорошо. Вероятно, я смогу договориться с ректором Бэруэллом, чтобы он не совершал неблаговидных действий, хотя зная их порядки... и иждевенческое течение мыслей!..— вырвалось вдруг у него, но Лукор откашлявшись, продолжил:

— Не волнуйтесь, господа, все сложится, как надо.

— Хочется верить, — хмыкнул Нозельвик, — Но мы ведь не сдадимся? – он сделал героическое лицо, и профессор Сунн, поморщившись, но после улыбнувшись, сказала:

— Нозельвик, ты даже в глотке у смерти будешь кривляться!

Профессор искусства засмеялся, сверкнув белозубой улыбкой:

— А за смертью и надо гоняться, смеясь ей в лицо, тогда она испугается, и убежит.

— Или просто остановится, и будет ждать, пока ты сам на нее налетишь, — тихо проворчала Люсьена Миллер, но ее никто не услышал.

— В любом случае, сильно крепко не засыпайте, — сказал всем напоследок Лукор, и ушел в свой кабинет.

«Боже, что делать-что делать!» — лихорадочно думала Аня, метаясь туда-сюда по комнате. Страх, что так ненадолго отступил, теперь вернулся, и принялся с новой силой мучать девушку.