- Что же? – я повернулся к нему.

- Что я люблю его. – с этими словами он закрыл дверь.

Я же, пытаясь переварить все, что сегодня происходило, направился к перекрестку, где меня должен был ждать кеб.

На следующий день, перед отъездом, я решил навестить еще одно место.

В округе любой знал, где когда-то жила семья Канзоне и потому первый же человек – мужчина с шерстяной фуражке, указал мне дорогу.

- Этот дом давно сгорел, – сказал он, – Так что смотреть там нечего.

- Что значит «сгорел»? – не поверил я.

- Да то и значит. Поджег кто-то, когда они уехали…- мужчина огляделся, и, выплюнув изо рта соломинку, тихо прошептал: – Поговаривают, что это дело рук Меритано. Вроде как дочь его замуж за сынишку Никколо просилась, а тот ее отверг.

- А дом-то здесь причем? – не понял я, – Там даже не живет никто.

- Да кто их знает, этих богачей, – собеседник презрительно скривил рот, – С жиру бесятся – одно слово. Может быть, Меритано спалил домик на случай, если они вернутся, чтобы жить им было негде. Но вообще, я не знаю точно – не буду врать. – и он вернулся к тому, чем занимался до моего появления – колке дров. Поблагодарив, я направился по указанному маршруту.

Дом находился в двух кварталах от площади, среди других – похожих домов и совсем недалеко от жилища Микеланджело.

По-сравнению с остальными строениями, он казался черным чудовищем.

Полуразрушенные стены с обрушившимися балками, обугленное дерево, закопченный камень.

В груди у меня что-то болезненно шевельнулось – я вспомнил пожар в своем собственном доме и подумал, как же похожи судьбы у некоторых людей. Одинаковые поступки, но при разных обстоятельствах. Это в очередной раз доказывает, что все мы произошли от одной матери.

Вновь возвращение обратно, и вновь ужасающая тряска в кебе, затем качка на корабле, а после снова путешествие в экипаже.

В Австрии, почти за две недели моего отсутствия, значительно похолодало и я время от времени даже немного замерзал, пока ехал в застекленном салоне.

Подъезжая к Дойч-Вестунгарну, я понял, что успел даже слегка соскучиться по этим местам. А еще меня волновало состояние Матиса. Я надеялся, что ему не стало хуже за время моего отсутствия, а если и стало – то незначительно.

Приехал к поместью Сарон я к ночи ближе. На холодном небе уже загорелись звезды, а тело неспешно пробирали ночные заморозки.

Отсчитав замерзшему кучеру весьма приличную сумму, я подхватил свой саквояж и направился через двор к особняку, вошел внутрь, где был (уж не знаю – вознагражден или наказан) причитаниями Марии, что я пропадал очень долго и она начала уже волноваться – не случилось ли со мной чего.

Немного отогревшись и поужинав, я узнал от экономки, что примерно неделю назад заходил Матис и спрашивал меня.

- «Уж не знаю, зачем вы общаетесь с этим жуликом», – неодобрительно проворчала Мария, убирая со стола, – «Но мне его вид не понравился. Совсем, видать, спился. Сильно побледнел, когда я сказала, что вы уехали и неизвестно – вернетесь ли вообще».

Я поблагодарил ее за информацию и ушел спать, намереваясь утром найти Матиса и выяснить, в чем дело.

Когда я проснулся, на старинных напольных часах было девять часов утра. Матис уже часа два, как должен быть на пастбище.

Больше терпеть я не мог. Мне было необходимо увидеть его, иначе изведусь от беспокойства.

Мария сказала, что он плохо выглядел. Насколько плохо? Ведь она не видела его уже много времени. Конечно, по сравнению с первым днем моего с ним знакомства, он смотрелся не лучшим образом.

На улице было безветренно, от чего казалось, что стало теплее, чем вчера.

К моему глубокому облегчению, Матис был там, где и было ему положено находиться. Вместе с Каспаром.

Во мне медленно просыпалось раздражение. Кажется, я без причины начинал его ненавидеть. Интересно – раньше я за собой таких глупостей не замечал.

Спустившись с холма, я направился к дубу, под которым обычно проводил время Маттиа, наблюдая за табуном. Я видел, что Канзоне, закутавшись в куртку и опершись спиной о ствол, молча сидел на седле, которое использовал вместо подстилки. Каспар же ходил возле него, периодически подталкивая и, размахивая руками, что-то говорил. Словно пытался его расшевелить, но попытки оставались тщетными.

Половина груза у меня с души упала. Он жив, и это уже прекрасно. Осталось выяснить, насколько плохо дело в остальном.

Поднимался на холм я с задней стороны, и потому первым заметил меня расхаживающий взад-вперед Каспар.

- Ты кто? – остановившись, быстро спросил он.

- Я к Матису. Есть разговор, – ответил я, краем глаза видя, что голова с шапкой смоляных кудрей медленно повернулась в мою сторону.

- К Матису? – вздернул бровь кверху Каспар.

«Да, к Матису, идиот!» – так и хотелось брякнуть мне, но я сдержался. Впервые на моей памяти кто-то настолько бесил меня одним своим присутствием.

- «Успокойся, Валентин. Ведешь себя, как неразумное дитя!», – осадил я себя, смиряя свою неприязнь.

Переведя взгляд на Канзоне, я увидел, что он смотрит на меня расширенными от удивления глазами. Никакой обиды, ярости или ехидства я в его лице не усматривал, наоборот – оно было совершенно растерянным и каким-то беспомощным. Но отнюдь не бледным. Небольшие синяки под глазами все же были, но выглядел он не так плохо, как я представлял себе из рассказа Марии.

- Ты?!.. – это было произнесено едва слышно, почти с отчаянием. Маттиа поднялся на ноги и подошел ко мне, – Я думал, ты уехал…навсегда.

- Не совсем так, – ответил я, – Нужно было кое-что уладить. Я расскажу тебе об этом, но…- я покосился на толкущегося рядом Каспара, – …чуть позже.

- Хорошо…- немного растерянно сказал Матис. – Пойдем. – он дернул меня за рукав и начал спускаться с холма.

- Эй! Ты куда собрался?! Я что – один буду за всей этой оравой смотреть?! – крикнул ему вслед Каспар, но Канзоне никак не отреагировал. Казалось, он вообще не замечает напарника. Меня пробрало нехорошее предчувствие.

- Матис, куда мы идем? – спросил я.

- Туда, где сможем поговорить без посторонних ушей, – отозвался он, сворачивая с тропинки и углубляясь в небольшой смешанный лес.

Я решил ничего больше не спрашивать, догадываясь, что более внятного ответа вряд ли добьюсь.

Спустя минут пять мы оказались возле маленького покосившегося домишки, затерянного среди деревьев – такого дряхлого, словно через мгновение он должен был развалиться.

Прогнившие доски, покрытая мхом крыша.

- Где мы?

- Сторожка. Давно заброшенная, правда. – юноша открыл покосившуюся дверь и зашел внутрь. Я последовал за ним.

Внутри, как это ни странно, было сухо, только чуть-чуть пахло сыростью. Видимо, дом строили на совесть.

Обстановку составлял старый деревянный стол, стул и одинокая полка на голой стене. Видно было, что прежние хозяева забрали все, оставив только ненужное.

Не успел я сказать ни слова, как почувствовал поцелуй в губы. Такой отчаянный и острый, что в груди невольно появилось не то волнение, не то тревога. Он снова взял меня за живое.

- Подожди, что ты…- попытался остановить его я, ошеломленный таким быстрым выпадом.

- Прости, прости меня… – шептал он, целуя меня в шею, – Я не должен был так говорить тогда, не должен…- его губы и тепло тела были все такими же манящими и жаркими, а сумбурные поцелуи как никогда страстными и искренними, лишающими рассудка. Обнимая и притягивая к себе, я жадно искал его наполненные огнем уста, и пил из них самое обжигающее и пьянящее зелье из существующих. – Ты так мне нужен, Валентин… Не покидай меня больше, прошу…- вороша пальцами в возбуждении мягкие кудри на затылке, я глубоко поцеловал его, прерывая этот поток мольб, вызывающих с каждым разом все большее наваждение и смятение моих чувств. Стащив с Матиса куртку, я через рубашку наконец смог ощутить его явственнее, – Я так скучал по тебе… – его тихий шепот пробегал по моей щеке нежным ветерком и лобзанием.