Источник всех бед – это сложившееся у Матиса мнение, что он не прощен. Источник прощения – Микеланджело. Все просто. Мне нужно найти его и поговорить с ним. Лучше даже, если он напишет письмо Маттиа, со словами утешения и прощения, ведь именно в нем – как я понял, и нуждался Канзоне, который в свое время потерял контроль над ситуацией, почему и совершилось то, что совершилось.
Но он не в силах понять, что от него тогда ничего не зависело! Не он виноват, что его отец оказался психом, и не он виноват в том, что шел к Микеланджело – своему настоящему утешению, когда не было больше сил держаться самостоятельно. Один он просто бы сломался.
Он ни в чем не виновен, но поверит Матис только Микеле.
«Что движет мной», – думал я, прислонившись виском к холодному стеклу кеба и вслушиваясь в стук лошадиных копыт по твердой земле, – «И почему я не могу просто наплевать на все проблемы этого взбалмошного юнца, забыть о нем и жить дальше в праздности и творчестве? Почему мне так важно сделать его счастливым?».
Что мне сказать на это?
Быть может, всему виной человеческая любовь.
Путешествие заняло довольно много времени – пять дней. В итоге, прибыл я в Кремону совершенно вымотанным. Но был рад смене мест. Пока экипаж вез меня на постоялый двор, где я намеревался снять себе комнату на пару дней – не больше, мне удалось полюбоваться площадью Коммуне, где красовались прекрасный собор Дуомо, башня Тораццо и Баптистерий. Собор был частично разрушен еще с нашествия готов, но, казалось, эти повреждения только добавляли ему особого очарования, некой старинной патины. Этот особый дух, казалось, распространялся по всему городу. Воистину, загадочное место.
Наконец, экипаж через ворота въехал на постоялый двор. Небольшое белое здание в два этажа с массивными оконными рамами, а тяжелые железные ставни открыты. В одних окнах горит свет, в других – нет. Двухскатная крыша упирается в набухшее темными тучами небо. Я бы скорее даже назвал это место пансионом – столь невелики были его габариты. Но это меня мало волновало, ведь задерживаться здесь, несмотря на все красоты этого города, в мои планы не входило. Быть может, в другой раз.
Зная, что Матису день ото дня становится хуже, я не мог думать о развлечениях. Мне нужно найти Микеле.
Но сегодня надо отдохнуть. Я слишком устал.
На следующее утро я отправился на поиски дома Моретти. Людей с такой фамилией в Кремоне оказалось немало. Посетив пять или шесть домов и не обнаружив там нужного мне человека, я решил пойти по другому пути – стал разыскивать именно Микеланджело Моретти, а не семью в целом.
Два адреса, по которым меня направили, оказались не теми, а вот третий, наконец, завершил мои более чем утомительные поиски.
Шел уже пятый час вечера, когда я подошел к небольшому, явно старинному дому из камня, угол которого был увит сморщенными от декабрьского холода лозами винограда. В Кремоне, в целом, было гораздо теплее, чем в австрийской провинции, однако, вышедший ко мне в вечерних сумерках человек, был одет в серую куртку и беспрестанно поеживался, пока шел через двор к воротам.
Мое сердце учащенно забилось, когда створка приоткрылась и наружу выглянул юноша, я бы даже сказал, мальчик.
Мне не требовалось доказательств, чтобы узнать его.
И впрямь, есть нечто общее с Каспаром, но…
- Микеланджело Моретти? – все же осведомился я. Лицо юноши приобрело удивленное выражение и он, кивнув, пошире открыл дверь, показавшись полностью:
- Да, это я.
Как Матис и описывал – выглядит младше своих лет, субтильный, светлые волосы длиной до шеи. Совершенно очаровательный внешне, с мягкой мимикой, в которой присутствовала какая-то детская простота и честность.
- Мое имя Валентин Вольтер. Я хотел бы поговорить с вами о вашем друге – Маттиа Канзоне.
Лицо Микеланджело вытянулось и он покачнулся. Мне на мгновение показалось, что он сейчас в обморок упадет. Но этого не случилось. Он лишь побледнел и выдавил:
- Тео…что с ним? Он здесь? – отодвинувшись, он пропустил меня во двор и хотел пригласить было в дом, но я отрицательно покачал головой:
- Нет, его здесь нет, только я. Думаю, будет лучше, если ваши уважаемые домочадцы не будут пока что знать обо всем. Вы сами решите после – рассказывать им или нет. – Микеле со мной согласился и мы присели за уличный столик, неподалеку от виноградника.
- Я не видел Маттиа уже четыре года, даже больше. С тех пор, как он исчез… – промолвил он, тяжело вздохнув и глядя куда то в стол. Казалось, он еле сдерживается, чтобы не наброситься на меня с расспросами. Но в последний момент выдержка ему немного изменила: – Прошу вас, сеньор, расскажите мне, что с ним! Я не получил от него за все это время ни одного известия! – в светлых глазах читалась отчаянная мольба и я его понимал. Желая добра, Матис сделал только хуже – ушел, оставив друга в тяжелый для него период. Пожалуй, это единственное, в чем его можно винить.
- Успокойся, Микеланджело. Я расскажу тебе все, что ты пожелаешь, но взамен осмелюсь попросить тебя написать Маттиа письмо. Это очень важно для него сейчас. Может быть даже, его жизнь сейчас в твоих руках.
- Я сделаю все. Расскажите мне о Тео, расскажите, в чем дело. – ответил он, необычайно тяжелым взглядом глядя на меня.
Что я и сделал.
Я рассказал обо всем, кроме моих с Матисом отношений. О его жизни, об истинной причине того, почему он не может все это время найти покоя, о том, что сейчас происходит с ним и что именно требуется от Микеле, чтобы вернуть прежнего Тео.
Я знал, что моя просьба выглядела непростительно наглой – вот так заявиться и просить его о чем-то. Но Моретти, похоже, это нисколько не смущало.
- Наоборот, я очень рад, что наконец-то смог узнать, что Тео… Тео жив, и…- тут он осекся и замолчал. Видимо, все это время он боялся, что Маттиа не шлет известий, потому что мертв. – Но почему же он не написал мне сам? Почему не спросил ни о чем?
- Потому что думал, что ты не хочешь его видеть и…связываться с ним, после всего, что случилось.
- Да кто это сказал?! – вдруг рассердился Микеле, стукнув кулаком по столу, – Не он был виновен в том, что его отец – животное! А я…просто под руку подвернулся… – я был с ним мысленно согласен. И мне было безумно жаль Микеланджело, что его постигла такая судьба. Этот мальчик, несмотря на свои шестнадцать лет, был силен духом. Нет большей трагедии для музыканта, чем потерять нормальную подвижность рук, а он – по словам Маттиа, – жил музыкой.
- Я сейчас, – сказал Микеле, поднимаясь со стула и скрываясь в доме. Спустя пару минут он появился вновь, неся в руках бумагу, конверт и чернильницу.
Положив все это на стол, он взял в руку серое перо и, макнув его кончик в черную жидкость, начал писать. Тонкие пальцы, сжимавшие стержень, были покрыты мелкими и крупными белесыми шрамами. При взгляде на них у меня заныли свои собственные и я отвел взгляд. Этим мы действительно были похожи.
Я не пытался прочитать, что он пишет, и, отвернувшись, апатично разглядывал увядшие цветники и плодовые деревья, где местами еще сохранилась листва. Также, как и в прошлый день, стояла пасмурная влажная погода, больше присущая осени, чем зиме. По крыше соседнего дома кралась куда-то кошка. Мимо ворот, по дороге, проскользил прохожий.
Наконец, звук сворачиваемого листа вывел меня из задумчивости и я снова перевел взгляд на Микеланджело.
Он положил свернутую бумагу в конверт и протянул мне.
- Передайте это ему, – сказал он. – О большем я не прошу.
- Спасибо, – поблагодарил я, принимая послание, – Быть, может, что-нибудь еще передать? – он некоторое время сидел, раздумывая, но после покачал головой. – Ну что ж, тогда я, пожалуй, пойду…- я надел шляпу и направился к воротам. Юноша шел за мной.
Когда я вышел на дорогу, он сказал:
- Нет, все же…передайте ему кое-что.
