Я жалел, что не мог присутствовать в эти краткие минуты, чтобы насладиться его музыкой, видеть вблизи, как эти красивые руки с чуткими золотистыми перстами перебирают струны, плетя искусные, такие неспешные музыкальные кружева.

А быть я с ним не мог по одной причине.

С недавних пор Матис стал работать в паре с Каспаром – мальчишкой-пастухом его лет.

Ростом как и Канзоне, он был чуть более хилый, чем Маттиа, со светлыми прямыми волосами до шеи. Серо-голубые, небольшого размера глаза, чуть вздернутый нос с мелкой россыпью веснушек. Дуги практически бесцветных бровей. Рот Каспара имел обыкновение некрасиво кривиться всякий раз, как он выражал какую-либо эмоцию, причем независимо от того, какой она носила оттенок – положительный или отрицательный. Довольно неприятная особенность, на мой взгляд. Если бы не это, может быть, я бы и не испытал к нему такой неприязни.

Но этот парень так и вился возле него. Казалось бы, ничего подозрительного, и это лишь мои ревнивые мысли, ведь они работают вместе, а значит и общаются. Но именно в присутствии Каспара мой Тео выглядел особенно подавленным.

И, когда я наконец понял, в чем дело, немедленно обозвал себя идиотом. И как я не догадался раньше!

Матис, чертов маленький лгун… Ведь, этот парень – вылитый Микеланджело из твоей истории, что ты мне поведал в одно пасмурное утро, сидя напротив меня в гостиной!

- Идиот! – прошептал я, покачав головой и еще раз посмотрел вниз, на практически уже негодный для пастбища темный луг.

Вот Каспар, громко смеясь, и что-то говоря Матису, подходит к нему, активно жестикулируя, а после вдруг беря его в захват. Начинается что-то похожее на драку, но явно не всерьез. Так дерутся десятилетние мальчишки, изображая из себя опасных противников.

Наконец, Канзоне спихивает с себя хохочущего до колик Каспара и идет к холму, где, одиноко возвышаясь, легонько колышется на ветру дубовая крона. Мне показалось, что то, что было для Каспара грубой шуткой, Тео задевало за живое.

Как же они были различны – уму непостижимо, хотя происходили, в общем-то, из одного сословия. Каспар казался настоящей деревенщиной рядом с Матисом. Хотя мрачность Тео – это приобретенный возраст, а вовсе не суть. И я не могу позволить еще одному неотесанному чурбану разрушить то, что осталось от самообладания этого мальчика.

Когда я вечером в очередной раз увидел Маттиа, то с ужасом понял, как он осунулся. Вблизи стали заметны отчетливее проступившие скулы и темные круги под глазами.

- Здравствуй, – поприветствовал я, заходя в конюшню, где причина моего беспокойства снова занималась внешним видом Одетт, – Ты выглядишь уставшим. Тяжелый выдался день?

- Да, – с едва заметным вздохом отозвался он, приостанавливая руку, расчесывающую гребнем гриву лошади. – Пришлось основательно побегать сегодня за двумя...- он не договорил, а после оглядел свои руки и спросил: – Ох… а где гребень?

Я немного с шокированным выражением лица смотрел на него. На моей памяти Матис никогда не был настолько рассеянным. Определенно, дела плохи. Мне нужно попытаться до него донести мои опасения, предостеречь. Я любил его и мне было больно смотреть, как на моих глазах увядает этот цветок.

Я подошел к нему, и, вынув из гривы потерянное, протянул ему. Канзоне молча смотрел на гребень, не торопясь брать его.

- Есть разговор, – сказал я, – И я прошу тебя – выслушай меня. Это важно, Маттиа.

- Хорошо, – выдохнул тот, махнув рукой, сел на тюк плотно скрученного сена и выжидательно уставился на меня.

Он устал, смертельно устал – я видел это. И мне было страшно за него, по-настоящему.

- Тео…- начал я, – Я хотел поговорить о твоем напарнике.

- Что?

- О Каспаре, парне, с которым ты пасешь табун.

- Зачем о нем говорить? – фыркнул он, но, как я заметил, несколько озадаченно.

- Мне кажется, тебе не стоит с ним общаться. – сказал я. Матис мигом переменился в лице.

- Что? А может, ты запрешь меня в башне, как принцессу? – в голосе послышался знакомый презрительный тон и я не удержался от хмыканья.

- Может и запру, если ты меня не выслушаешь до конца.

- Ну. – он скрестил руки на груди и я понял, что, скорее всего, все мои увещевания отлетят от него, как от стенки горох.

- Помнишь тот день, когда я отвез тебя на озеро?

- Да.

- Ты помнишь, в каком состоянии я тебя увез?

- Смутно. Точно помню, как мы вернулись. – ответил Канзоне.

- Вот именно. Тео, с тобой что-то не так.

- Со мной все в порядке.

- Нет, не в порядке! – разозлился я, вскакивая на ноги. – Если у тебя все прекрасно, зачем же ты тогда просил меня убить тебя?!

- Что?! – с явным изумлением округлил глаза тот. – Ты порешь какую-то чушь…

- Да какая, к черту, чушь?! Ты вел себя, как псих! Ты изменился! Посмотри на себя – ты словно умираешь! Ведь это – то удушье, о котором ты мне говорил, началось совсем недавно, примерно две недели назад, не так ли?!

- Так, но…

- И тогда же появился этот Каспар, разве нет?!

- Да, это так, но он тут совершенно не при чем!!! Я больше не желаю ничего слушать! – он быстрым шагом направился к выходу из конюшни. Но не тут-то было – я поймал его за плечо и развернул к себе:

- Кому ты лжешь – разве что только себе! Ты ведь лгал, когда говорил, что не знаешь причины своего безумия! Это ведь он – верно?! Каспар! – я пристально вглядывался в перекошенное в страдании и ярости лицо Матиса, – Он похож на него, да?

- О чем ты… Отпусти меня немедленно!! – прорычал Маттиа, выдергивая свою руку.

- Вылитый Микеланджело! – он замер, глядя на меня в злости и бессилии одновременно. Я же, пытаясь отдышаться, после гневной тирады, смотрел ему в глаза, пытаясь угадать, как он поступит через секунду.

Но он ничего не сделал. Он молчал, глядя на меня.

- Тео, послушай меня…- я, стараясь успокоиться, как можно нежнее взял его за плечи, заглядывая в темную глубину глаз. – Отстранись от него. Он не твой Микеланджело. Я вижу, что тебе день ото дня становится хуже. Твоя душа устала и дрожит. Я люблю тебя, Il mio buon (мой хороший (ит.))…- я поцеловал его в бровь, и погладил по голове, словно сына, – …и мне больно это видеть. Я не ограничиваю твою свободу, лишь хочу предостеречь. Каспар плохо влияет на тебя – хочет он того или нет.

- Не хочу ничего слышать, – вдруг тихо отрезал Матис, глядя куда-то мимо меня, – Ты ничего не знаешь.

- Чего же я не знаю?

Молчание.

- Ответь что-нибудь. Я не умею читать мысли. – подтолкнул я его, но догадывался, в чем дело.

Как же он любит Микеланджело… Любит настолько, что готов видеть его в каждом, кто хоть отдаленно похож на него – все равно чем – ликом, или характером, умениями…

И я наконец осознал, что тоже был одним из них всех – одной из тех бледных копий, что заменяли Матису истинную его, но недосягаемую любовь. Микеле. Только его он всегда и любил по-настоящему.

Я слегка улыбнулся и понял, что улыбка вышла грустной.

- Не обманывайся, Маттиа. Микеланджело сейчас в Кремоне, и, я уверен – он совсем не то, что являет собой Каспар. Ты должен…

- Да никому я ничего не должен! – внезапно рассвирепел Канзоне, стряхивая мои руки с себя. – Мне не нужны ничьи поучения и ничья милость – ни твоя, ни других!! И такой урод, как ты, мне тоже не нужен! – через мгновение створка ворот захлопнулась с громким стуком, а после наступила тишина, словно никого здесь и не было ранее.

Сказать, что последние слова были как пощечина – это ничего не сказать. Может быть, он наконец-то сказал то, что хотел сказать. Но я не мог бросить это дело незаконченным.

Корень зла мне был известен и он лежал в прошлом Матиса – в Кремоне.

Вот туда-то я и отправился.

Собрав следующим утром небольшой саквояж и прихватив приличную сумму денег, я нанял кеб, который вывез меня из Дойч-Вестунгарна прямиком в один из австрийскх портов, из которого мне предстояло небольшое корабельное путешествие через Адриатику, а затем еще пару дней сухопутного пути до Кремоны.